Мы нация не винная, не кофейная, с этим надо смириться. Думаю, это даже не обидно, у каждого народа своя вкусовая гамма, и именно она менее всего подвергается изменению и забвению, умри ты хоть в Гонолулу в третьем поколении после эмиграции дедушки, и все равно до смерти будешь пить чай, есть щи, а водку пить не после еды мелкими прихлебываниями, а перед трапезой крупными опрокидываниями и закусывать солеными огурцами.
К русскому обеду вино приставляется с большим трудом. Солено-кислая вкусовая гамма наших закусок требует водки
Скажете, а бывает ли иначе? Ну конечно, бывает. Как раз самое главное, что мешает правильному ознакомлению с любой иностранной кухней, – это проекция на нее собственных национальных привычек. В Италии, например, чай пьют только тяжелобольные, а первым блюдом наряду с супом являются также и макароны всех разновидностей, и лазанья, и ризотто и тортелини, и еще много чего, а уж потом заказывают мясо или рыбу – и тоже с гарниром. Типичное недоразумение в итальянском ресторане произошло с моей знакомой путешественницей из Москвы. Она заказала суп, пиццу и чай и была сильно раздражена, когда ей принесли сначала чай (решили, видимо, что сеньора больна и хочет запить таблетки), потом пиццу, она у них скорее относится к закуске, а на третье уже суп. Она же явно рассчитывала на обратный порядок, более привычный.
Но больше всего недоразумений связано именно с вином. Нынче в России пить его потихоньку привыкают, но оно и дорого, если приличное, а весьма часто – просто суррогат, да и вкуса мы в нем толком не понимаем, так что насущным напитком ему в России, думается, никогда не стать. Но если уж ты доехал до страны вина – Италии (каждая четвертая бутылка вина в мире!), то грех не попробовать. Но и здесь проникновению в таинства национального алкоголического обихода мешают проекции русских привычек.
Если в итальянском скверике/парке видишь группу мужчин или парней на лавочках, а рядом стоит бутылка вина, это значит, что сидят точно не итальянцы – русские, украинцы, поляки, молдаване, румыны, может оказаться кто угодно. Итальянцы идут мимо, смотрят с сочувствием: последний раз у них так делали галлы еще до Юлия Цезаря, совершая свои «пьяные нашествия» на родину божественного напитка, он же и прекратил эту практику; оказалось, не навсегда... Вино ведь требует кубка, в худшем случае – бокала.
#{smallinfographicright=447120}Если тебя русская женщина в Италии спрашивает о «хорошем вине» или, пуще того, «вкусном вине» (даже словосочетание неприличное), то в восьми примерно случаях из десяти она имеет в виду сладкое десертное вино, потому что только его она вином и считает, а остальное... «фу, кисляк, скулы сводит...» Если же тебя спрашивает о вине мужчина, то ему тоже, скорей всего, нужно сладкое, потому что сам-то он глубоко презирает этот напиток и считает его женским, но просто решил сделать подарок теще, а ей, он знает, тоже нужно сладкое. А привези ей обычного сухого, пусть и увешанного медалями, так заподозрит, что решил ей как-то особенно изощренно отомстить, гадость какую-нибудь сделать. Это все равно что из Китая привезти теще водку со змеей «с намеком»...
Но сладкого вина вы можете просто не найти в итальянском магазине! Его там может не оказаться. Они сами-то его почти не пьют. Вино – это напиток в основном для запивания пищи, именно поэтому оно, по большей части, такое, которое в русском обиходе требует дополнительного определения – «сухое». В итальянском же это просто «вино» (vino), а дополнительного определения требуют как раз сладкие вина: вини дольчи. Вино сопровождает, по большей части, еду, а не философские диспуты на тему «Ты меня уважаешь?» и не шуры-муры с развратом (подпоил девушку и пользуйся), для этого есть другие, более крепкие напитки и другая обстановка. Именно поэтому существуют бесчисленные и весьма тонкие рекомендации сочетаний определенного вина с разными блюдами.
#{smallinfographicright=447514}Мне иной раз кажется, что у нас и рецепторы иначе устроены, чем у жителей ареала виноделия. На дегустациях в Тоскане, перепробовав кучу вин от 4 до 50 евро, с обстоятельными описаниями букетов, ароматов, послевкусий (винодел целые гимны распевает), русские чаще берут несколько штук по 4... И не потому даже, что экономят (коньяк за 50 берут охотно), а просто не понимают этих изысков, считают их либо простодушной попыткой хитрых итальянцев надуть честного русского покупателя, либо просто какой-то нелепостью, дикой причудой. Разницы-то особой ведь нет, что за 4, что за 54. А ко всем этим поэтическим описаниям вина относятся со скепсисом: «Арбатское» вкуснее», – подытожила одна немолодая туристка из Подмосковья. А мужчина средних лет сказал, что вчера в супермаркете он купил 2 литра в пакете за 1,5 евро, тоже было неплохо, «даже лучше, чем здесь за 50, дурят нашего брата».
К русскому обеду вино приставляется с большим трудом. Солено-кислая вкусовая гамма наших закусок требует водки, щи и суп вином тоже не запьешь, а потом уже поздно пить сухое после водки, к десерту же, понятно, десертное. Вполне возможно, именно отсюда предпочтение сладких вин. И, напротив, во время итальянского обеда не знаешь, когда выпить водки, если он начинается с макарон. Итальянцам бы в страшном сне не приснилось – закусывать водку макаронами! По их представлениям, так только черти могли бы издеваться в Дантовом аду над предателями родины, многоженцами и душегубами. А русскому человеку в Италии что ж делать, если попал в такие невыносимые условия, закусывают и макаронами. Однажды я был свидетелем того, как поглядеть на троих русских мужчин, заедающих водку спагетти алла карбонара (с салом), вышел персонал всего ресторана, да плюс из соседних заведений знакомые итальянцы прибежали. Мужики искренне недоумевали, чем вызван такой восторг...
Коллега, с которым мы вместе колесим по Италии, – бывший военный. Года два от идеи выпить за обедом вино он просто морщился. Приходилось идти навстречу и в минуты отдыха пить с ним коньяк, закусывая макаронами. Кто из аборигенов нас видел – падал замертво от сочувствия. Но коньяк – все же не тот напиток, который выпьешь – и продолжай работу... Это вино в меру веселит и придает сил при полном самоконтроле. Поэтому иной раз приходилось и ему идти мне навстречу и пить со мной вино. Ну как положено у итальянцев: запивать макароны, а не закусывать ими. Но вот это-то простое действие ему никак не давалось. Он не мог изменить врожденному национальному порядку употребления еды и алкоголя: «выпил-закусил» никак не менялось на «съел-запил». «От перестановки мест слагаемых» менялась не то что сумма, менялся весь облик мира: сдвигались континенты, трещали материки, происходила настоящая встреча культур – и в лоб, и по лбу. И последствия в таких случаях бывают разные: и физиологические, и психологические.
Он тут же выпивал налитый мной стакан залпом и приступал «к закуси»: пасте в разных вариациях. Я же, уже привыкший к местным обычаям и запивающий еду мелкими глотками, все время оказывался перед его пустым стаканом и своим полузаполненным. На запивку мне никогда не хватало: только ему доливаешь, он тут же – хлоп! – и стакан его снова призывно пуст. «Что-то разводящий опять задерживается», – говорил он время от времени с укоризненной улыбкой. Приходилось наливать, не будешь же читать лекции по итальянской кулинарии именно в этот момент. Однако постепенно сочли за благо перейти на два графина, чтоб уж пил каждый из своего, а при любом удобном случае возвращались к коньяку, в отношении которого динамика употребления у нас совпадала.
– Нет, я понимаю, что в вине мы толку так и не поймем никогда, но вот скажи, как они могут водку без закуси так употреблять? – удивляется товарищ, глядя, как за соседним столиком итальянец потягивает граппу, как чай, причмокивая.
– Мы – во всех отношениях нация невинная, – говорю я.
Специально для газеты ВЗГЛЯД
