Итоги литературного года: Рай – это Иные

На последней неделе 2014 года ВЦИОМ предложил российским читателям выбрать любимого автора, и им оказалась, разумеется, автор детективов Дарья Донцова.

Толстой пожал бы Захару Прилепину руку

Донцову принято презирать, считая ремесленником самого презренного жанра, однако презирающие (предполагается, что они не размениваются на мелочи и делают дело важное и высокое) ушли не так далеко.

Русская литература с претензией на классичность повествовательных техник и элитарность восприятия в 2014 году снова продемонстрировала свою полную несостоятельность. И нетленки не вышло, и читателю не интересно, и авторам самим скучновато.

Поэтому профессиональные критики так осторожны: обидеть своих не хочется, сказать что-нибудь хорошее трудно, вот и приходится долго объяснять, что есть, конечно, не совсем уж плохие вещицы, люди стараются, пишут.

Литературная среда снова не выработала внятного критерия «хорошего текста», безраздельно царит вкусовщина самого дурного пошиба (о тусовочности и упоминать не стоит), и потому так предсказуемы и скучны оказались шорт-листы крупнейших российских литературных премий.

Вот, например, Ксения Букша с романом «Завод «Свобода» взяла «Национальный бестселлер» и не проснулась знаменитой (так обещает премия), и ее текст – прекрасный пример того, почему все у нас настолько плохо.

Роман добротный, с претензией, не без изысканности, написанный со школьной правильностью первой ученицы (фото: издательство ОГИ («Объединенное Гуманитарное Издательство»))

Роман добротный, с претензией, не без изысканности, написанный со школьной правильностью первой ученицы, которая все знает, но не умеет главного. Букша не умеет делать героев. Их нет. Некого вспомнить. Автор отлично владеет словом и строит витражи из железа и бетона, но все это без толку.

У Каренина, того самого, который муж Анны, торчат уши, а у героев Букши ничего не торчит.

Персонажей эпопеи Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени» хочется придушить, расцеловать, пожалеть, взять в разведку, персонажей Букши можно сложить в угол, пусть полежат.

Новый текст Стивена Кинга ждали читатели (и «Мистер Мерседес» вышел на славу), новый роман Букши попадет в шорт-лист очередной премии, там его и похоронят. А ведь хорошо написан роман, но что поделаешь – не по наши души.

Дело, впрочем, не в Букше. То же и с Владимиром Шаровым (шорт-лист Нацбеста, третья премия «Большой книги»), то же с Алексеем Макушинским (приз зрительских симпатий «Большой книги»): авторы пишут, читатели читают, безотходное производство, ради чего оно существует?

В год писатели выпускают по роману, но никакого толку. Сэлинджеру хватило «Над пропастью во ржи», потому что там есть дух времени и голос истории, прошлое и будущее, а что есть у Макушинского? Умение складывать слова в предложения? Что есть у Букши?

На эту тему
• Назван обладатель премии «Большая книга»
• Харуки Мураками выпустил первую за девять лет книгу
• Егор Холмогоров: Русская сотня
• Mein Kampf Гитлера стала бестселлером в интернет-магазине Amazon

Единственный случай премии, выданной за дело – роман Захара Прилепина «Обитель». У Прилепина есть хотя бы вещи, собранные для Донбасса, этого сегодня хватит.

«Большая книга» досталась автору не за текст (но за текст-то и давать некому), а за то, что в русской литературе XIX века называлось «позицией». Александр Солженицын получил Нобелевскую премию ровно за то же самое, так что сам факт награждения писателя не за слова, а за дела вряд ли должен кого-то удивлять.

Успех Прилепина литературная общественность приняла, сжав зубы (не выдержал, кажется, только Игорь Иртеньев, но от него никто ничего давно уже не ждет, так что не страшно). Пусть «ватник», но все-таки «свой», цеховая солидарность оказалась выше политических разногласий. Однако, к великому сожалению, в «Обители» не за что глазу зацепиться, все так так же ровно, гладко и хорошо, как и у Букши.

Другое дело, что и роман Николая Чернышевского «Что делать?» откровенно плох, это не помешало ему стать одним из главных текстов позапрошлого века. Наспех написаны «Бесы» Достоевского, не все ладно с «Выбранными местами» Гоголя. «Воскресение» Льва Толстого было создано во многом для того, чтобы собрать денег тем, кому великий классик захотел их отдать.

Вот и Прилепин поможет премией утопленному в крови Донбассу, и в этом смысле мнение всех тех, кто равнодушно смотрел на обстрелы жилых кварталов Донецка, не имеет для истории и литературы никакого значения.

«Обитель» – своевременный роман, он спасет, может быть, чью-то жизнь: Толстой, полагаю, пожал бы Захару Прилепину руку.

Верен остался себе и Виктор Пелевин (фото: издательство «Эксмо»)

Еще один русский писатель первого ряда очень расстроил литературную общественность. Виктор Пелевин, живой классик, выпустил в свет «Любовь к трем цукербринам», в котором рассказал об оппозиционном сайте «Контра.ру». Сайт в меру чудовищный, но изображено все достаточно верно.

Именно поэтому о Пелевине, которого раньше много ругали и часто хвалили, молчат. Посягать на одного из самых значительных писателей современности боязно, Пелевин ведь может и ответить, мало тогда не покажется. Однако и похвалить его не за что, ведь автор пишет о том, что все эти «митинги честных людей с красивыми лицами» – побочный продукт, мелочевка, плохо поставленный спектакль.

Такое, конечно, не прощается.

Текст Пелевина ни плох, ни хорош: автор ловко жонглирует все теми же образами, пытаясь нащупать и описать реальность, тени которой мы видим на стене нашей пещеры. Несколько раз ему это блестяще удавалось (скажем, в «Generation П» ), но «Цукербрины» ценны не этим.

Новый роман важен как веха. Очевидно, что буддизм, Сеть, вампиры автором вычерпаны до дна. Дальше придется найти что-то новое, и, зная Пелевина, стоит думать, что это новое многих напугает всерьез.

Второй (не по ранжиру, а по счету, благо их всего двое, запутаться трудно) безусловный классик, Владимир Сорокин, продолжая крайне важную для него тему распада России, опубликовал роман «Теллурия».

Сорокин – прямой наследник важной мамлеевской традиции, только Юрий Мамлеев пугает, а Сорокин – смешит (фото: издательство Corpus)

Россия, пока читатели читали текст, приросла Крымом, в остальном же в тексте нет ничего действительно важного, кроме одной детали.

Это только кажется, что новый роман Сорокина посвящен будущему России или грядущим мировым потрясениям, но прогнозы писателя все не сбываются и не сбываются (в отличие от Пелевина, который в «SNUFF» назвал Украину Уркаиной и оказался во всем прав), и дело тут в том, что единственное содержание всех без из исключения книг классика – брезгливое презрение к человеку.

Сорокин – прямой наследник важной мамлеевской традиции, только Юрий Мамлеев пугает, а Сорокин – смешит. Жалкие, маленькие, картонные, гнусные марионетки бродят из романа в романа, жрут, совокупляются, принимают вещества, ползают по земле в собственной блевотине – а писатель развенчивает советские мифы, и, судя по популярности Сталина, получается у него так себе.

«Теллурия» – лучший роман одного из лучших русских писателей 21-го века, но, кроме своего презрения, Сорокину нечего описывать, а вот описывать презрение он умеет отчаянно, страстно, радостно – так Петрарка признавался в любви.

Выньте из любого романа Сорокина эту брезгливость, это высокомерие, эту страсть к расчеловечиванию – что останется? Для глюков героям вбивают в голову гвоздь. Прямо скажем, даже на фоне Чака Паланика это так себе открытие.

Но прочесть текст стоит. Внимательно и с карандашом. Читатель закроет книгу, прекрасно представляя себе, что там они о нас обо всех думают и что с нами будут делать, когда воссияет заря свободы, демократия и все остальное.

Сорокин – это учебник расчеловечивания. Новая глава получилась крайне убедительной.

Учебник вочеловечивания написал Сергей Лукьяненко, который, во-первых, ватник, хуже любого Прилепина, а во-вторых, фантаст, а потому до премий не допущен.

За 15 лет Антон Городецкий из балбеса в свитере превращается в отца, сильного волшебника, мужа, учителя, становится проще и жестче, начинает брюзжать и... приносит себя в жертву (фото: издательство «АСТ»)

Если бы устроители литературного процесса могли, они бы с удовольствием надели Лукьяненко желтую звезду, а книги его издавали бы с предупреждающими пояснениями: мол, нет-нет, это не Анатолий Найман, тут вас ждут ужасы.

«Шестой дозор», финал истории мага Антона Городецкого (но все еще не финал мира Дозоров), получился на редкость хорошим.

Прошло 15 лет, мир стал другим, возврата назад не будет, что ждет обывателя, который спускается с книжкой в метро, завтра – это очень простые и ясные вопросы, и любого поклонника Джойса они волнуют в той же степени, что и фаната Ника Перумова.

О чем рассказывает читателю из своего гетто Лукьяненко? О том, что за 15 лет Антон Городецкий из балбеса в свитере превращается в отца, сильного волшебника, мужа, учителя, становится проще и жестче, начинает брюзжать и... приносит себя в жертву.

Городецкий так срастается с тем, что он теперь – один из самых сильных Иных, что это решение так же нелепо, нелогично и невозможно, как слова пушкинской Татьяны о том, что Онегин может идти на все четыре стороны.

Пушкин не уследил за Татьяной, Достоевский где-то по дороге к просветлению потерял Алешу Карамазова, Юрий Живаго у Пастернака женился в третий раз не пойми на ком. Вот и Городецкий туда же.

Самый важный текст 2014 года, написанный на русском языке, посвящен тому, что наступают новые времена. Жан-Поль Сартр, один из кумиров революции 1968-го, писал о том, что «Ад – это другие» (так говорит герой самой известной его пьесы).

Лукьяненко, кумир нашей 15-летней контрреволюции, утверждает, что Рай – это Иные, и нет ничего более умного, чем сбежать из этого Рая поскорее.

Потому что там слишком много нечеловеческого. А человеческого осталось совсем мало. Кругом изящная словесность и бетонные кружева.

Таким был литературный год. Возможно, следующий окажется чуть более живым. Хотя с чего бы?