«Я сержусь на Цоя»

ВЗГЛЯД: В связи с Цоем и «Кино» часто упоминают западную музыку, повлиявшую на русский рок 1980-х, в частности знаменитую новую волну. Как вам кажется, в какой степени успех «Кино» определялся следованием этим образцам?

Если кто-то сейчас станет Цоем, то это будет, я думаю, даже почетнее, чем в те времена

Алексей Вишня: Я бы сказал так: сходство «Кино» с The Cure или The Smiths – это как бы некая цитата, обозначающая принадлежность группы к конкретному времени. Мелодии ведь никто не воровал, «Кино» просто цитировало эпоху. Музыканты хотели показать, что принадлежат к независимой культуре, к культуре несколько иной, чем та, что их окружала. Знаете, сейчас вот к разным записям, доступным онлайн, часто прилагается ссылка на похожие группы. Так вот, Цой, условно говоря, хотел, чтобы «Кино» присутствовало в списке групп, ассоциирующихся с The Cure в частности. Поэтому он перенял этот дух и этот аранжировочный стиль.

ВЗГЛЯД: То есть он хотел встроиться в некий ряд, но при этом на равных?

А. В.: Совершенно верно. Это, заметьте, не было продиктовано стремлением к тому, чтобы непременно выглядеть круче других. С другой стороны, в этом, конечно, был определенный пафос. Но такой пафос – вещь вполне естественная, коль скоро ты выдаешь качество, совершенно отличное от общепринятого. Во времена, когда почти все остальные играли нечто, наполовину выросшее из советской эстрады, звучание «Кино» было в высшей степени новым и непривычным. Но на самом-то деле «Кино» в каком-то смысле делало, наоборот, старую, каноническую музыку.

ВЗГЛЯД: То есть?

Звездные альбомы «Кино»: «Группа крови» и «Это не любовь» – увидели свет благодаря Алексею Вишне (Фото: vk.com/polittechno)

А. В.: Я считаю, что постсоветский рок, то есть музыка, представляющая собой симбиоз «совка» и чего-то еще, – это явление исторически более новое, чем та традиция, в лоне которой существовало «Кино». Другое дело, что в России Цой был безусловным пионером стиля, до него у нас никто даже не догадывался, что можно так двигаться и так выглядеть. Музыканты «Кино» последовательно копировали образ, включая соответствующие прически и поведение на сцене. Цой просто стоял перед зеркалом и отрабатывал движения, «снятые» с видео.

ВЗГЛЯД: А кто конкретно был на этом видео?

А. В.: Это были немецкие поп-группы 1980-х, названий не помню. Но они вполне подходили в качестве визуального образца. Понимаете, тогда ведь не было интернета, по телевизору эти западные ансамбли еще не показывали. То есть никто в СССР не знал о существовании таких телодвижений. А если ты пишешь песни, которые органично со всем этим сочетаются и тебе нравится такая подача, то почему не использовать уже существующий имидж? Песни-то в любом случае свои. Так или иначе, «Кино» ни капельки не было похоже на советскую эстраду – вот что было существенно. Несмотря на то что эта музыка была сделана в СССР, причем в гораздо более плохих условиях, нежели те, в которых существовали эстрадные исполнители.

ВЗГЛЯД: Обозначал ли Цой свои ориентиры, когда работал в студии? Возможно, он доносил до вас свою концепцию, ссылаясь на какие-нибудь конкретные записи?

А. В.: Если говорить об этом, то я сержусь на Цоя, и вот почему. Дело в том, что я не обладал таким объемом информации о современной музыке, как он и его музыканты, а они приходили ко мне на запись, так сказать, с котом в мешке. Они играли со мной «в темную», то есть не говорили мне, на что именно они ориентируются. Впрочем, виной тому, что я в те времена не слышал тех же The Cure, было еще и просто отсутствие в моем доме кассетного магнитофона. У меня была только профессиональная аппаратура с катушками. Цой и Каспарян на самом деле иногда предлагали мне послушать что-то на кассете, но это было невозможно, поскольку кассету ставить было не на что. Так или иначе, они знали, чего они хотели добиться, а я не знал. Позже, услышав песню The Smiths, очень напоминающую цоевскую «Это не любовь», я страшно удивился.

ВЗГЛЯД: Цой был покладист в работе?

А. В.: Хозяином в студии был я, поскольку студия была у меня дома. Со мной никто не конфликтовал. Все понимали, что от меня многое зависит, подстраивались под бытовые обстоятельства, ждали, например, когда уедут мои родители. Но вообще все мы: и они, и я – просто занимались любимым делом. Мы были как дети, которые увлечены игрой, пока их обедать не позовут. Я просто передать не могу, какое это счастье, когда ты приходишь утром в комнату с аппаратурой – и тобой еще ничего не сделано, а вечером у тебя есть готовая песня. Это было самое счастливое время в нашей жизни, хотя мы этого и не понимали.

ВЗГЛЯД: В какой степени, по-вашему, на Цоя повлиял Гребенщиков?

А. В.: Гребенщиков был поклонником, вернее, скажем так, симпатизантом Цоя, одним из самых первых, и этим все сказано. Без Гребенщикова Цой в те времена просто не получил бы возможность записываться. Ведь Андрей Владимирович Тропилло, записывавший «Аквариум» и «Алису», сторонился панков – с ними было опасно, многие из них все время находились под следствием, Цой же воспринимался тогда как неформал, к панкам максимально близкий. А Гребенщиков привел Цоя на студию, ввел его в среду. Я думаю, что Гребенщиков со своим интересом к Азии оценил уникальную восточную фактуру Цоя. Ведь в плане музыкальной основы Цой – это чистая Азия, у него азиатские гармонии. Не знаю, голос ли это крови или дело в том, что в семье слушали соответствующую музыку. Цой выделялся на фоне славянской фактуры, еще и поэтому он был так интересен.

ВЗГЛЯД: Как вы думаете, возможен ли сейчас, грубо говоря, новый Цой, может ли кто-то пройти такой же путь в наши дни?

А. В.: В принципе, это возможно. Если кто-то точно так же зажжется звездой и споет что-то совсем не похожее на то, что звучит вокруг, то он достигнет сопоставимого эффекта. Но сейчас это гораздо труднее. Все доступно, люди уже наслушались всевозможной музыки. Если кто-то сейчас станет Цоем, то это будет, я думаю, даже почетнее, чем в те времена.