«Непуганое поколение»

ВЗГЛЯД: Некоторым показалось, что самой яркой номинацией «Дебюта-2012» была малая проза. В этой номинации победил петербуржец Евгений Бабушкин с короткими рассказами о нынешних бедняках, прозябающих на окраине жизни. Это действительно «пролетарская проза», как говорит автор? Может быть, это новый Горький?

Чехов был модным, Достоевский был модным, и Толстой тоже

Павел Басинский: Честно говоря, я не заметил в прозе Бабушкина отчетливой пролетарской темы. Его волнует участь людей обездоленных, живущих бедно. Но он описывает их жизнь в веселой и несколько абсурдистской манере. Это скорее некая игра с данной темой, а вовсе не то, что называют чернухой. Впрочем, судя по тому, как он выступил на церемонии «Дебюта», убеждения у него, возможно, и правда социалистические, революционные. Но это сейчас модно среди молодежи.

ВЗГЛЯД: А вообще, существуют ли сейчас в России писатели, которые поднимают проблему социального расслоения, пишут о несправедливости рыночной системы?

П.Б.: Все это находит отражение в литературе, причем с разных сторон. С одной стороны, есть «Санькя» Захара Прилепина, принятый на ура и критикой, и читателями. С другой стороны, в нынешней прозе очень распространена такая тема, как бунт маленького человека – я, кстати, в свое время об этом писал. Возьмите, например, такие книги, как «Легкая голова» Ольги Славниковой или «Человек, который знал все» Игоря Сахновского. Роман Елизаветы Александровой-Зориной, вышедшей в финал нынешнего «Дебюта», так и называется – «Маленький человек». Герой романа – персонаж, всецело соответствующий этому определению, унижаемый и третируемый всеми, даже собственной женой, живущий на маленькую зарплату. Но случайно происходит так, что он убивает главаря банды, которая терроризирует весь город. То есть это как бы новый пушкинский Евгений, восставший против подавляющих сил – «ужо тебе!». Его начинают преследовать, пытаются поймать и т.д. В общем, эта проблематика сейчас как раз очень популярна.

ВЗГЛЯД: А нынешняя мода на протест и вообще динамизация политических процессов как-то отражается в литературе молодых авторов? Или прав Виктор Топоров, который считает, что художественная проза не реагирует на события моментальными злободневными текстами?

П.Б.: Я согласен с Топоровым – конечно, проза не может реагировать моментально. Даже «Мать» Горького, написанная по следам событий 1905 года, все-таки появилась через некоторое время после них. Хотя и довольно скоро, что, в общем-то, относительно редкий случай. Общепризнанно, кстати, что это не лучшее произведение Горького. Что же касается публицистики, то для нее быстрое реагирование естественно. У нас в финале «Дебюта» был Александр Чанцев со своим эссе «Война», которое как раз посвящено протестному движению в искусстве и  политике. Он там объясняет, почему не присоединился к оппозиционерам, что ему в их деятельности не нравится. Так что публицистика поддерживает этот разговор. Как, впрочем, и поэзия, которая сейчас отчасти продолжает традицию Маяковского и вообще традицию стихов на злобу дня.

ВЗГЛЯД: Могут ли лауреаты «Дебюта» и другие начинающие авторы вписаться в сегодняшнюю рыночную ситуацию, есть ли у них шансы обрести широкую аудиторию?

#{interviewcult}П.Б.: Думаю, что те, кто победил в «Дебюте», имеют довольно мало шансов на массовый успех – по крайней мере, с этими конкретными произведениями. Премия – это скорее входной билет в литературу, а потом уже лауреаты сами смогут решить, в какую сторону двигаться. В конце концов, они получили по миллиону рублей, так что никто не мешает им на год уйти с любой работы и написать, скажем, гениальный роман, который будет пользоваться массовым спросом. Литература – это рулетка, предсказать тут ничего нельзя. Могу лишь повторить, что победившие тексты вряд ли станут массовой литературой. Хотя вот пьеса Ксении Степанычевой «Похищение», которую отметили в номинации «Драматургия», – это, мне кажется, практически готовый сценарий фильма, который вполне мог бы иметь успех у зрителя. Нужно лишь набрать хороших молодых актеров, и будет блестящее кино.

ВЗГЛЯД: Должен ли писатель нового поколения, ориентированный на серьезное творчество, подстраиваться под конъюнктуру, специально вносить в свои тексты развлекательный элемент? Или нужно достигать невозможного, пытаться переломить читательскую инерцию, сеять, так сказать, разумное и вечное?

П.Б.: Есть известная формула – развлекая, просвещай. Ее придумал не я. Я убежден, что одна из главных целей любого писателя – писать серьезно, писать именно то, что он хочет, но так, чтобы его читало как можно большее количество людей. Тот, кто преодолевает эти «ножницы», как раз и может стать Писателем с большой буквы. Времена меняются – в XIX веке были одни условия, в XX – другие, а сейчас – третьи. Сейчас существует книжный рынок, который невероятно переполнен. Что делать в такой ситуации? Можно писать для десяти человек и считать себя великим. Но ведь можно и оглянуться назад, посмотреть, как было раньше. Чехов был модным, Достоевский был модным, и Толстой тоже. В XX веке в России было особое положение – литература была подцензурна, находилась в тисках режима. Это отдельный разговор. А сейчас снова рынок, от этого никуда не денешься. Другое дело, что писателей, даже таких, которые пишут для небольшой аудитории, нужно поддерживать – грантами, публикациями и т.д. Потому что у кого-то из тех, чье творчество в настоящее время имеет ограниченный резонанс, может быть большое будущее. Литературный процесс – вещь не однолинейная, у него должно быть много векторов.

ВЗГЛЯД: Есть ли у нового литературного поколения какая-то своя правда, которую оно стремится утвердить, противопоставляет ли оно себя предшественникам?

П.Б.: Они совершенно свободны. Непуганое поколение, как говорил Георгий Владимов. Причем свободны они не только от идеологических шор, но и от определенных моральных обязательств, поскольку они видят, как цинично устроена жизнь вокруг. Хотя, конечно, эта свобода – штука обоюдоострая. Что плохо – так это то, что у них нет культурной школы. Советскую власть можно ругать, но культурную базу советская школа все-таки давала. От этой базы можно было отталкиваться, отбрасывать какие-то идеологические элементы и идти дальше. А у новых авторов базы нет. Это чувствуется. Они много читают, но это чтение бессистемное. Они могут не знать каких-то основополагающих вещей, но при этом очень углубленно знать, скажем, индийскую мифологию. Такая культурная рассредоточенность, мне кажется, не очень перспективна.

ВЗГЛЯД: Видна ли в прочитанных вами «дебютовских» текстах попытка бросить вызов старшему поколению, некая принципиальная конфликтность, без которой молодежная культура, как правило, не обходится?

П.Б.: В эссеистике это есть. Там действительно намечено некое противостояние отцов и детей. Что-то типа того, что вы проморгали страну, а нам теперь расхлебывать. А в художественной прозе я этого не заметил. Чтобы бросать вызов, надо знать культуру тех, кому ты его адресуешь. Как было у футуристов? Они были с детства, с гимназии пропитаны классикой. Поэтому они могли выйти и крикнуть – мол, сбросим Пушкина и Достоевского с парохода современности. Они знали, о чем говорят. А нынешние не знают, что им сбрасывать.

ВЗГЛЯД: Может ли в нынешних условиях появиться автор, который всех объединит, которого будут читать все, независимо от социальной и культурной принадлежности?

П.Б.: Думаю, что литература, которая объединяет читателей, меняется и будет меняться впредь. Какие книги в последнее время так или иначе стали всеобщим чтением? «Код Да Винчи» Дэна Брауна прочли все, включая интеллектуалов, которые просто не признавались в том, что они это читали. «Метро 2033» Дмитрия Глуховского прочитал миллион подростков. Это серьезная литература или нет? Думаю, что для подростков – вполне. А то что же это получается: «Тимур и его команда» – серьезная литература, а «Метро 2033» – нет?

Сегодня все несколько иначе, чем раньше. Нужно понимать, что, например, деревенская проза сейчас уже не может объединить русских людей. Не будут все поголовно плакать над судьбой деревни, хотя именно сейчас она погибает и, видимо, погибнет. Такой характер нынешней аудитории – это, может быть, плохо, но это факт. Форматы, объединяющие людей, стали другими. С этими форматами и нужно работать серьезным писателям, иначе они останутся маргиналами.