«Фантастов прижимали сильнее»

В четверг в Подмосковье открывается очередной, 11-й по счету фестиваль фантастики «РосКон». В нем будут участвовать и ведущие отечественные мастера фантастического жанра, и начинающие авторы. Простые читатели на этот раз окажутся в меньшинстве – «РосКон» превращается в сугубо профессиональный форум.

Я вообще не поймешь к чему принадлежу. Я как гроб Магомета – между полом и потолком

Фестивали и конференции, посвященные фантастической литературе и смежным жанрам, традиционно называются конвентами. По словам критика и члена оргкомитета «РосКона» Александра Ройфе, характерной чертой нынешнего подмосковного конвента будет преобладание профессиональной аудитории. Праздных «фанов» ожидается совсем немного – участниками всевозможных встреч в основном будут люди, причастные к литературной и сценарной работе.

«РосКон» все больше затачивается под креативную аудиторию: писателей, кинематографистов, создателей компьютерных игр и представителей других творческих профессий, – отметил Ройфе. – Мероприятия в большей степени интересны именно этим людям. В этом специфика «РосКона» и отличие его от других конвентов».

Одной из главных дискуссий, которые смогут посетить гости 11-го «РосКона», станет обсуждение фантастики, затрагивающей тему Великой Отечественной войны.

Перед началом конвента его участник, один из корифеев отечественной фантастики Евгений Лукин рассказал газете ВЗГЛЯД об истоках коллективизма писателей-фантастов и относительности жанровых разделений.

«РосКон» превращается в сугубо профессиональный форум (фото: roscon.convent.ru)

ВЗГЛЯД: Евгений Юрьевич, как вы думаете, почему фантасты склонны формировать сообщества и устраивать профессиональные слеты, в отличие, например, от авторов детективов и представителей любых других жанров?

Евгений Лукин: На мой взгляд, дело вот в чем. При советской власти фантастов, равно как и любителей фантастической литературы, «прижимали» сильнее, чем других. И это адептов жанра сплотило – образовалось так называемое великое кольцо КЛФ – клубов любителей фантастики, появилась своя информационная сеть. Клубы были в разных городах, они состояли в переписке, любая новость мгновенно разносилась по всей территории Советского Союза, хотя бы просто через почту (ведь Интернета тогда не было). Люди, причастные к фантастике, всегда чувствовали себя этаким государством в государстве. И вот есть у меня подозрение, что эти традиции сохранились доныне. Взаимовыручка, дружба, поддержка, понимание того, что на каждого давит одно и то же, – все это как-то объединяло и объединяет по инерции до сих пор. Дай Бог, чтобы эта инерция продлилась подольше.

ВЗГЛЯД: То есть получается, ограничение свободы породило в качестве побочного результата полезную практику и благотворную традицию?

Евгений Лукин: Ну да, здесь можно вспомнить фразу Роберта Пенна Уоррена, взятую Стругацкими в качестве эпиграфа к «Пикнику на обочине»: «Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». Это действующая формулировка. Как ни странно, благодаря советской власти возникала какая-то видимость смысла – мол, если нас хотя бы слегка придавливают, то мы чего-то стоим. По-настоящему фантастов не давили никогда. Разгоняли клубы, зарубали книжки. Но это ведь, в конце концов, не репрессии, это переживается. И мало того что переживается, еще и дает тебе некую иллюзию собственной значимости.

ВЗГЛЯД: В разговорах о фантастической литературе периодически всплывает противопоставление фантастики и фэнтези. В разные годы приходилось слышать, что вот, например, на нынешнем «РосКоне», в отличие от прошлого, вновь доминирует не фэнтези, а фантастика. Правильно ли сейчас так уж резко их противопоставлять, и имеет ли это какой-то смысл для вас?

Евгений Лукин: Отвечу с чисто эгоистической точки зрения. Я не принадлежу ни к фэнтези, ни к научной фантастике. Я вообще не поймешь к чему принадлежу. Я как гроб Магомета – между полом и потолком. Поэтому меня споры о фантастике и фэнтези как-то совсем не касаются.

ВЗГЛЯД: Да, например, в книге «Катали мы ваше солнце» вы вообще предстаете почти сказочником...

Евгений Лукин: Меня часто так пытаются определить. Но сказка – это все-таки определенный жанр, и вряд ли что-то из написанного мной по-настоящему к нему относится. А что касается вещи «Катали мы ваше солнце», то она как раз имеет подзаголовок «научно-фантастический роман». И пойдите докажите, что он некорректен, – ведь там рассказывается о временах, когда Земля была плоской и держалась на трех китах. С точки зрения тех времен это научная книга!

ВЗГЛЯД: В вашем новом сборнике «Ё» есть примечательный рассказ «Грязное животное» – о том, как писателем-фантастом стала обезьяна...

Евгений Лукин: Это не рассказ, вообще-то. Это такой особый жанр, впервые введенный в обиход, если не ошибаюсь, Борхесом и подхваченный Станиславом Лемом, – рецензия на несуществующее произведение.

ВЗГЛЯД: Да, точно. Но, как бы то ни было, этот ваш текст выглядит очень злой сатирой на коллег по жанру. Особенно когда выясняется, что роман, написанный обезьяной, представляет собой вольный пересказ фильма «Волкодав», а критики объявляют шимпанзе Мими представителем нарождающейся восьмой волны русской фантастики. Вы действительно так скептически оцениваете нынешнее положение отрасли?

Евгений Лукин: Знаете, когда начинаешь смягчать ситуацию, она почему-то становится острее. Чем мягче выразишься, тем обиднее получится – так вот почему-то всегда со мной происходит. А что касается научной фантастики, то я еще очень давно сказал, по-моему, в каком-то интервью, что научной фантастика быть не может – она бывает либо антинаучной, либо ненаучной.