Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

0 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

12 комментариев
Глеб Простаков Глеб Простаков Запад судорожно ищет деньги на продолжение войны

Если Россия войну на Украине не проиграет, то она ее выиграет. Значит, впоследствии расплачиваться по счетам перед Москвой может уже не Евросоюз с его солидарной ответственностью, а каждая страна в отдельности и по совокупности неверных решений.

10 комментариев
31 декабря 2011, 09:36 • Культура

Говорит и показывает!

Лучшие фильмы 2011 года по версии газеты ВЗГЛЯД

Говорит и показывает!
@ The Weinstein Company LLC

Tекст: Дмитрий Дабб

О том, как Мел Гибсон стал бобром, а Лия Ахеджакова – Павлом Волей, зачем обезьяны восстали, а паучок и мышка спасли Никиту Михалкова, чем жива сталь, почему не умер Боно, зачем взрывать Кремль, как украсть небоскреб и что лучше, чем секс, вы НЕ узнаете из топ-15 лучших фильмов 2011 года, составленного газетой ВЗГЛЯД.

«Железная хватка» братьев Коэнов

Одноименный роман Чарльза Портиса в США проходят в школах. Благословенный юг, добрые пресвитерианцы, верный кольт, резвый конь и диковатое благородство – вот ценности фронтира, переданные в книге с положенным пафосом, который, впрочем, нивелирует фигура рассказчицы – маленькой девочки, что мечтает отомстить «трусу и подлецу» Тому Чейни за смерть отца. Лучшими федеральными маршалами малышка побрезгует и пустит по следу убийцы самого «гнусного» из них – ветерана-конфедерата Когберна, которого из деревянного сортира не вытащишь, от бутылки не оторвешь, зато свои трупы он даже не считает. Он – последний герой эпохи и вестерна как такового, ведь «Дикий Запад» – понятие не столько географическое, сколько хронологическое. Ко времени Когберна уже перестреляли лохматиков-бизонов, уже переплавили золото в слитки, пять цивилизованных индейских племен уже надели штаны, уже уверовали в Христа, уже прошли свою «дорогу слез». В его лице ковбойский период в истории Голливуда машет нам шляпой.

Сняв «Хватку» через сорок с лишним лет после выхода экранизации от Генри Хэтэуэя – классика вестернов – Коэны, вопреки традиции, не издеваются над жанром, а играют по его правилам, прощаются с ним честь по чести. Как роман был одним из последних проблесков вестерна в литературе, так и эта лента – штучное явление в современном кино, учтивый поклон отжившему стилю. Да, в картине масса фирменных острот – и почти все они связаны со смертью, гробом и веревкой, но Коэны как будто впали в детство, и типично детским стало их озорство. Отличный ведь повод стать режиссером – желание экранизировать любимую книжку. И чтобы главный герой был брутален, чтобы носил серый пыльник и палил с двух рук, чтобы у него была железная хватка (другие варианты перевода – «настоящее мужество», «истинная доблесть», «верная закалка») и чтобы та же хватка закалялась в реальном времени у какой-нибудь Дороти из ковбойской Страны Оз. И пусть он даже иногда промахивается – как по врагам, так и по лепешкам. По крайней мере, это смешно.

Идеально, если книжка еще и подтверждает все то, до чего ты сам дошел с возрастом. Например, то, что главное в жизни – случай, и в итоге везет не тому, кого называют «счастливчик». Или то, что за все в этой жизни приходится платить, и «милость божья», вопреки уверениям главной героини, тоже не бесплатна. Потому, наверное, что Бога нет.

«Неадекватные люди» Романа Каримова

Режиссер Роман Каримов слишком долго прожил в Лондоне, вот и запутался во времени да в пространстве. Забыл, например, что резьба по тыкве на Хэллоуин в РФ не прижилась, что консультации у психологов в дни депрессии для русских скорее исключение, чем правило, что, наконец, за банку пива в Москве не стопкой сотенных расплачиваются – цены пока вполне щадящие. Впрочем, «Неадекватных людей» данные проколы не особо портят, благо и посвящены они первому в России поколению космополитов, и поколение это узнаваемо в главном – в поступках, в лексике и, разумеется, в неадекватности своей. Точнее, как раз в адекватности, но в непохожести на «людей традиции», ведь нормой у нас считается то, чего придерживается большинство. Теперь это поколение получило «свое кино» по тому же принципу, по какому успешные мужчины среднего возраста получили свое в прошлом году, когда все узнали, о чем они все-таки говорят.

Ему тридцать, ей шестнадцать. Он циничен, она непрактична. У него хандра, а её дневник скурили друзья-придурки. «Судя по обстановке, ты полный задрот», – бросит она, войдя в его квартиру, положив тем самым начало как бы неадекватной истории любви. Диалоги, фразы, фразочки, пожалуй, лучшее из того, что есть в фильме, при иных условиях он мог бы разойтись на цитаты как какие-нибудь «Ширли-Мырли». И хотя из сценариев, написанных афоризмами, редко получается адекватное, тем паче житейское кино, ситуацию спас отечественный культурный код: бородатые анекдоты, башорг, тот самый Мюнхгаузен – да, «новые люди» именно так и общаются, верю. Они встроились в постиндустриальную экономику. Они читали Керруака. Они испытывают легкую печаль, вызванную существованием человечества. И они, конечно, были на Болотной, «рассерженные горожане» – это про них. «Самосовершенствование... Куда уж дальше-то, Виталий?»

«Вдребезги» – второй полнометражный фильм Каримова, вышедший в этом же году, оказался куда как менее удачен, но заявка на статус «надежды российского кино» по-прежнему в силе, кредит доверия, выданный режиссеру за «Неадекватных людей», пока не исчерпан. Слишком уж выделяется Роман из чернухи «новой русской волны», адекватностью выделяется, уютностью. Манера у него западная, но сразу видно – наш человек, наш режиссер, наш бармен. Налить еще, спрашивает? Пустая рюмка и глаза, полные надежды, были ему ответом.

«Печальная баллада для трубы» Алекса де ла Иглесиа

Во времена гражданской войны рыжий клоун с мачете превратил в винегрет передовую отряда фалангистов, спустя годы его сын – тоже клоун, только белый – укусил за палец самого каудильо – Франко. В промежутке между этими событиями двое коверных паяцев и акробатка образовали любовный треугольник, все углы которого даже не тупые, а безумные. Безумие вообще переполняет каждый кадр этой картины, балансирующей на грани лиричной мелодрамы, комедии-фарса, жутковатой сказки-комикса и кровавого триллера, но в конце концов все-таки заваливающейся в китч – бесконечную буффонаду, где циркачи жрут падаль, красят щеки щелочью и очень любят маленьких детей. К слову, акробатка тут олицетворяет саму Родину-мать, а влюбленные клоуны – франкистов и оппозицию, но оставим этот разговор для соотечественников режиссера, сами мы не местные.

Испанского баска де ла Иглесиа называли иберийским последователем Тарантино, теперь понятно – недооценили. Тут не только Тарантино с Родригесом, тут Тим Бартон в период расцвета, тут Питер Гринуэй и, кажется, даже Хичкок. На протяжении двух часов режиссер заставляет зрителя то задыхаться от хохота, то содрогаться от ужаса, то съеживаться от омерзения, чтобы, в конце концов, искупить все слезами. Наконец, просто поверьте: чтобы поднять табуированные в Испании темы франкизма и гражданской войны через клоунаду, чтобы бросить в лицо группировке ЭТА фразу «вы, ребята, из какого цирка?», чтобы оборжать и измазать в гное почти все национальные мифы и символы, необходима определенная смелость. Безумству храбрых поем мы песню.

«Король говорит!» Тома Хупера

Если смотреть на этот фильм как на историческую драму, то это какая-то инфернальная драма: уже сирены, уже паника, уже льется кровь, мудрый Черчилль трясет брылями, Георг VI объявляет о начале войны с Гитлером, а все вокруг друг друга поздравляют и плачут от радости, что Его Величество не запнулся на слове «пипл». Что поделать, национальные традиции: британская война невозможна без символов и фетишей, без выбритых щек и застегнутых пуговиц, без верности Короне и пафосных речей. И если монарх – лидер нации – не в состоянии такую речь произнести, это действительно проблема. Нам, весь двадцатый век перескакивающим с картавинки на грузинский акцент, с малороссийского «шо» на «сосиски сраные», сей проблемы не осмыслить. Не говоря уже о том, что для кинематографа «война по-русски» – это ад и вопрос выживания, а совсем не парад.

Неудивительно, впрочем, что данный актерский шедевр так приглянулся киноакадемикам: облечь масштабное высказывание про войну, мужскую дружбу и личностный рост в предельно камерные рамки (по факту, мы имеем фильм про то, как Колин Фёрт два часа занимается с логопедом) – это очень академично. При этом режиссер Хупер зримо примиряет высоколобых зрителей со зрителями попроще, для которых действительно важно, чтобы все эти симпатичные герои жили долго и счастливо, пусть на деле не совсем счастливо и не очень долго (то, что логопед отучил короля от сигарет, не спасло Его Величество от рака легких, а то, что Георг VI стал символом борьбы британцев против фашизма, не спасло Британскую империю). В общем, учебник по истории ваш, дурацкий, никто и не просил: в 2011 году «Оскар» вновь достался «народному кино», и лишь факт его признания со стороны «плебса» заставляет некоторых критиков кривить губу. Придраться к «Королю» с объективной точки зрения почти невозможно.

«Я видел дьявола» Ким Чжи Уна

Беременная жена корейского «чекиста» попадает под топор серийного маньяка, и убитый горем супруг клянется отомстить. Вычислив злодея, он избивает его до полусмерти и отпускает на волю, чтобы потом избить во второй, третий, четвертый раз – с неизменной жестокостью. Ближе к титрам выяснится, что идея охоты за охотником, мягко говоря, малоудачна.

Корейский фильм, как кашу маслом, не испортить кровью, но по части насилия, садизма и отрубленных частей тела «Дьявол» все-таки избыточен – сие зрелище не для слабонервных. Другое дело, что избыточность эта намеренная: Южная Корея – из тех стран, где уличную преступность практически изжили, потому и фильмы про убийц и маньяков для местного зрителя идут по тому же разряду, что и фильмы про гоблинов, вампиров и барабашек для нашего. Как в «Вие» упыри и вурдалаки лезли изо всех щелей, так и в «Дьяволе» концентрация беспощадных убийц на метр пленки есть гротеск: за всю свою историю Республика Корея знавала только одного маньяка – Хвасонского, все остальные ее живодеры – из политиков.

Но куда важнее то, что садизм в этом ювелирном, почти эталонном триллере выполняет еще и назидательную функцию. Мысль проста, но очевидна не всякому: бесчеловечность умножает бесчеловечность, жестокость плодит жестокость, с людоедами нельзя бороться людоедством. В какой-то момент явно положительный герой-каратель перестает вызывать симпатию, а смерть маньяка не приносит ни успокоения, ни облегчения. Грань между антагонистом и протагонистом буквально размывается потоками крови, становясь почти неразличимой, даром что антагонист до крайности мерзок (Чхве Мин Сик, «Олдбой»), а протагонист больше похож на модель для рекламы полотенец (Ли Бён Хон, «Бросок кобры»). Итого: более убедительной трепки сторонники «народной расправы» – мстители от сохи не получали уже давно.

«Ранго» Гора Вербински

Если «Железная хватка» – последнее прости великим вестернам, то «Ранго» – сувенирная энциклопедия по ним для лиц школьного возраста. Старшего или младшего – вопрос открытый: как и во всяком вестерне, здесь курят, любят крепкое словцо, помнят о смерти, шутят шутки уровня «Мы известные театрофилы. – Театрофилы? У нас в штате за это сажают», наконец, предложенные нам приключения хамелеона на Диком Западе вполне могут являться наркотическим трипом Рауля Дюка из «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» – отдельные эпизоды прямо на это указывают. Словом, главный цензор студии Дисней, что выхолащивает мультфильмы до состояния стерильности (по слухам, этим занимается лично Микки Маус), застрелился бы из леденца.

Вербински сроду не снимал мультфильмов, но и отнести к ним «Ранго» можно лишь по формальным признакам: драматургия этой картины такова, что в большей степени она напоминает фильм именно художественный, на натуре сделанный, из бюджета спрыснутый. Как следствие, вместо ящерицы мы вновь видим Джонни Деппа, который играет самого себя. Остальные же персонажи – начиная от спивающегося кролика-доктора, заканчивая кротами-реднеками и марьячи из сычей – представляют собой архетипы из фильмов Форда, Леоне, Пекинпа. Мутный желток солнца оттуда же будет. И хитрый прищур злодея. И зловещий шелест перекати-поля. И коррупция. И рудники. И простреленная табличка «Салун». И если в этом мире есть Бог, то он, конечно, похож на Клинта Иствуда.

Чаще, чем «грязного Гарри», Вербински цитирует разве что себя времен «Пиратов Карибского моря», выдавая в итоге чудесный постмодернистский продукт и убедительно доказывая нам: этому парню и штурвал с пиастрами доверить можно, и кольт Миротворец с пригоршней долларов – распорядится он ими как надо, здоровски.

«Полночь в Париже» Вуди Аллена

Без пяти минут супруги исследуют красоты Парижа и нарываются на конфликт интересов: его тянет гулять под дождем, её – по бутикам. Ровно в полночь она отправится на дансинг, а он – в 20-е годы прошлого века, в общем, оба неплохо проведут время – в ущерб собственным отношениям. Начав фильм набором банальных туристический видеооткрыток, Аллен продолжает его серией актерских скетчей, где «американец из будущего» пьет с Хэмингуэем, танцует с Жозефиной Бейкер и ревнует к Пикассо Адриану – музу всего Парижа. Кто из великого множества героев второго плана запоминается больше прочих– Кэти Бэйтс в роли Гертруды Стайн, Эндриен Броуди в роли Сальвадора Дали или Карла Бруни в роли гида – вопрос открытый. Но точно не Бруни, подумаешь – президентская жена. Статус Аллена таков, что попроси он в рамках своего «европейского кинотурне» (уже отработаны Лондон, Барселона, на очереди Мюнхен) обеспечить ему по трубочисту на каждой крыше, мэрия уточнит лишь: вам к утру или прямо с вечера изволите?

Вслед за другим великим нью-йоркцем – Скорсезе – Вуди отчаливает в сторону жанровых фильмов. Рушит союз своей парочки, но укрепляет союзы тех, кто дошел до кинотеатра: такое кино нравится буквально всем. В знаменитый юмор с тройным дном (сцена, где Дали рисует с Оуэна Уилсона портрет носорога, достойна отдельного упоминания) вмешивается романтика, спекуляция на стереотипах идет под руку со здравым смыслом: 20-е, мол, лучше века нынешнего хотя бы тем, что дожди льют не кислотные, но хорошо там, где нас нет, а мы должны быть там, где есть пенициллин (интонации старого ипохондрика ни с чем не спутаешь, находись он хоть в теле Уилсона, хоть в теле Скарлетт Йоханссон). Итог немного предсказуем: «что-то опять в Париж захотелось», хотя бы и в Париж «нулевых». Разве что нам – ретроградам, консерваторам и поклонником зрелого Аллена – в Манхэттен семидесятых хочется чуточку больше.

«Дом» Олега Погодина

Посередь донской степи, где рыщут волки, стоит родовой дом казаков Шамановых, вместивший несколько поколений огромной семьи. С волками те люди живут – по волчьи те люди воют, пестуя традиционный быт, когда баба помалкивает, мужик прощения не просит, когда сапог отца свят, а если че, то в морду – на! Те, кто пообразованней, спиваются от ненависти и лезут в петлю, те, кто попроще, тянут лямку и вопросов не задают, а что такое «метафизический», дочка, узнай у тётки, она училка, объяснит. Жлобство, измены, насилие, домострой, но тут же и любовь, и злюка-совесть, и радость встречи, и «пасть порву за своих». Ничего не меняется уже двадцать пять лет, разве что крепнет хозяйство на деньги старшего брата, что сделал в Москве криминальную карьеру. Настанет день, и брат вернется в отчий дом, а там уже и стол горой, баян, улыбки золотозубые, из соседнего села спешат лобызаться родственники да кумовья, как будто сошедшие с плакатов «Голосуй за Единую Россию». «Вы все здесь животные!» – шипит столичный сноб, муж старшей дочери. Ничего, недолго мучиться осталось: по следу авторитетного брата уже пустили киллеров. Не для тебя журчат ручьи, текут алмазными струями.

Погодин, прежде всего, великолепный ремесленник, и в случае с «Домом» вкус изменит ему лишь под титры, буквально рухнув в инвалидное кресло. Но до того от лица героев будет проговорена вся русская мифология про душу, дорогу и долюшку, и всякому видно, что их общий дом – с хозяевами, гостями и гостями незваными – метафора всей России с ее тлеющими конфликтами, свинцовыми мерзостями, невозможностью совместить старое с новым, а плохое отделить от хорошего. Превозмогая рыдания и не скрывая жалости, режиссер пройдется по этой России очищающим огнем, дав надежду на возрождение только детям, образованщине и тем, кто успел вовремя свалить.

«Исходный код» Дункана Джонса

Самый случайный фильм в этом списке, потому что должен же быть в этом списке хотя бы один фантастический боевик или технотриллер. Персонаж Джейка Гилленхола просыпается в поезде на Чикаго и обнаруживает напротив миловидную брюнетку, а в зеркале – чужого незнакомого мужика. Потом он очнется вдругорядь, и еще, и еще – всякий раз «час сурка» (точнее, восемь минут сурка) прерывается взрывом бомбы, и террориста необходимо вычислить, иначе в городе «горячего джаза» станет невыносимо горячо.

На голову возвышаясь над всеми сезонными работами в данном жанре, продюсерский «Исходный код» все-таки проигрывает авторской «Луне 2112» того же Джонса просто в силу того, что это шаг назад во времени – к подросткам, которые при этом вполне могут заскучать: вряд ли принципиальный вопрос о месте героя в предложенной системе координат (в этом «Код» сродни «Луне») для них столь уж принципиален. Другое дело, что Дункан Джонс как был клипмейкером с рабочим мозгом и большим сердцем, так им и остался: просмотр этой картины способен принести удовольствие всякому, кто ценит кино, в первую очередь, как развлечение, а жизнь – просто по факту её наличия, в том числе чужую жизнь. Отсюда и мораль – бди, стремись, хлопай крылышками. В крайнем случае, всегда можно бросить культовую фразу «я хотя бы попытался», ибо до этого «хотя бы» доползает в среднем один из десяти: потому наш мир и «ад», причем ад хомячков, в этом с главным злодеем «Исходного кода» трудно не согласиться. Словом, живите не по лжи, дышите полной грудью, с любимыми не расставайтесь...

И, кстати, позвоните родителям.

«Шпион, выйди вон» Томаса Альфредсона

Фанаты шпионского писателя Ле Карре недолюбливают шпионского писателя Флеминга, им это сам Ле Карре и завещал. Недолюбливают за гламур, за попсу, за Джеймса Бонда. Потому-то главный герой «Шпиона» – сексот-аналитик Джордж Смайли – полная противоположность агента 007. Он стар и похож на черепаху. Он ходит с портфелем и носит очки в полпортфеля. Он не умеет прыгать с крыш, ему не к лицу смокинг, его не любят женщины – даже та, на которой он женат. Его отправили на пенсию, но спустя год вернули обратно – в руководстве британской контрразведки окопался крот, сливающий информацию советскому атташе с лицом Константина Хабенского и скверным чувством юмора.

У режиссера Альфредсона с чувством юмора, к счастью, порядок (хоровое исполнение гимна СССР на корпоративе Ми-6 и Дед Мороз в маске Ленина выглядят не клюквой, а ягодой вполне деликатесной), с чувством стиля и жанра вообще лучше некуда. Экранизируя веху шпионской литературы, он выводит аскезу творческим принципом: пыль, сигаретный дым, скучные галстуки бюрократов, мастерское жонглирование паузами, игра глазами, губами, микрожестами. Закопавшись в рутину ежедневной службы филеров, усложняет себе задачу и как будто нарочно уводит все самое кассовое и вкусное (секс, драки, трупы) на третий план, за дверной глазок. Даже пытки здесь незрелищны, и рядом с допрашиваемым спокойно листает газету старушка. Но в том-то и соль, что удерживать внимание зрителя перестрелками с вертолетов и гонками на квадроциклах умеет всякий голливудский кустарь. Добиться того же эффекта, снимая рядовой поход в архив, значительно сложнее. У Альфредсона получилось, да и куда бы он делся: удерживать внимание в «Шпионе» – не блажь, отвлечешься на минуту – упустишь одну из ниточек, из которых соткан здешний заговор – привет из времен застойных, сухих и циничных, когда всякая романтика мешала Родину любить.

Учитывая, что премьера «Железной хватки» состоялась еще в 2010-м, в ответ на вопрос о лучшем фильме года 2011-го можно смело называть «Шпиона», правильные люди вас поймут. Остается добавить, что, помимо нашего Хабенского, в картине также засветилась наша Светлана Ходченкова – звезда всякоразного низкопробного говна, производством коего в России активно занимается студия «Леополис», стремясь, надо думать, к монополии. Порадуемся за девушку.

«Драйв» Николаса Виндинга Рефна

Безымянный (до самых титров) блондин джеймсдиновского типа по будням подрабатывает в автосервисе, по выходным – каскадером, ночью – перевозчиком у налетчиков (пять минут – и трогаюсь с места, мы не знакомы), но не денег ради – драйва для. Налицо все признаки психомоторной заторможенности: он мило улыбается, мало говорит, лишь на тридцатой минуте показывает зубы, чтоб через час показать клыки. Мы знаем лишь, что он хороший водитель, который (что немаловажно) вне работы ездит небыстро, аккуратно, тактично. Попытка помочь мужу подруги с ограблением ломбарда заканчивается скверно: Лос-Анджелес – большая деревня.

Этот солнечный нуар (!) от датского пижона Рефна берет зрителя тем же, чем и анекдотический Чингисхан города – обаянием. Правда, вычислить этого зрителя можно лишь путем проб и ошибок. Так, каннское жюри и киноманы покорились «Драйву» сразу же, не пикнув, однако многих отпугнуло несоответствие чека товару: одни ругали режиссера за неумение снимать боевики, другие – за неумение снимать мелодрамы, апофеозом же стал судебный иск от какой-то американской дуры, обвинившей этот «фильм про машины» в том, что он отнюдь не «Форсаж», что он скучнее «Форсажа», а все злодеи в нем, между прочим, евреи. То есть в глазах идиотов Рефн – мошенник, а фильм его – хуже «Перевозчика-3», но это даже и хорошо, ибо полезно: какой-нибудь курс ВГИКа легко проверить на адекватность. Не ценишь «Драйв»? Садись, неуд. И впредь учти: этот фильм в методички войдет.

Правда, есть у Рефна раздражающая манера резко хлопать в ладоши, когда десятиминутное молчание под релаксирующую электронику вдруг прерывается хрустом черепной коробки, но ее вполне можно счесть аплодисментами автора самому себе. Чего уж там, заслужил.

«Отчаянная домохозяйка» Франсуа Озона

Недавним своим «Убежищем» Озон вновь показал, что более злостного женофоба, чем он, в мировом кино нет, как и не было. Женщина – это матка, на этом её функции заканчиваются. Она – недоразумение и зло, союз с ней обречен изначально, она помеха, коряга и горгулья, которая только и норовит подсунуть червяка в сливе, разрушить гармонию, опохабить все лучшее и нонконформистское, отравленной занозой вклинясь в союз веселых да ладных пареньков. Тех же, кто этого не понимает, женщина сведет в могилу, доведет до самоубийства – много нашего брата полегло в его кино ни за грош. Полгода прошло, и вот, пожалуйста, нате: в «Отчаянной домохозяйке» Озон готов доверить женщине свой дом, свою судьбу, свою страну. Как будто матерого гея кто-то обидел, и вот теперь он, расплакавшись, кличет мамочку.

Впрочем, перед обаянием Катрин Денев традиционно капитулировали все, даже геи. Подарив ей очередной бенефис, Озон вновь стал смешным и даже пушистым, хотя и с долею желчи. «Домохозяйка» – почти телеспектакль, милый калейдоскоп ретро с песенками, яркими пятнами, Жераром Депардье и стихами про бельчат. За вычетом пары сексуальных сцен это тот фильм, на который эстеты могут пригласить своих бабушек: бабушки увидят в нем смешную историю о гранд-даме, что покорила сначала фабрику своего мужа, а потом и весь город, сами эстеты – каталог «старой доброй Франции» с бесконечными оммажами. Буржуазная Катрин и пролетарий Жерар снова вместе, от Деми к Трюффо, от «Шербурских зонтиков» к фабрике по производству зонтов.

Для самих французов фильм богат еще и на политические аллюзии. Режиссер заставляет своих героев цитировать Сеголен Руаяль и Николя Саркози (включая скандальное «пошел вон, нищеброд»), после чего списывает в утиль и французский коммунизм, и правый консерватизм, провозглашая какую то новую, либеральную, материнскую эру. Разве что в сексуальной верности Озон женщинам по-прежнему отказывает, и каждый из нас должен видеть отца в молочнике с соседней улицы.

«Меланхолия» Ларса фон Триера

Расстроив собственную свадьбу и трахнув молоденького коллегу, героиня Кирстен Данст впадет в мрачное помешательство. Выздоровление же тем ближе, чем ближе к земле планета Меланхолия: Создатель решил сыграть с нами в космический бильярд, мы все умрем, и смерть явится к нам, как к Аврааму, «украшенной великой красотой». Так, уничтожая людей то медленно и мучительно, то быстро и оптовыми партиями, Ларс фон Триер дозрел до окончательного решения человеческого вопроса. При этом «Меланхолия» оказалась хотя и самой богатой на смерть, но и самой человеколюбивой картиной датчанина. А вы говорите – Гитлер.

Как известно, режиссера погнали с Лазурного берега поганой метлой, а все потому, что Ларс любит архитектора Шпеера, композитора Вагнера и, в общем, понимает Гитлера, который Шпеера и Вагнера тоже любил. И для всех, кроме совсем уж одноклеточных лицемеров, было очевидно, что Триер никакой не нацист, он – великий гуманист, просто подходит к гуманизму с позиции здравого смысла: для некоторых людей гуманнее гнуться под кнутом («Мандерлей»), а некоторых вообще стоит вырезать под корень («Догвилль»), что если и не богоугодное дело, то как минимум свойственное самому Отцу и Создателю – в Ветхом Завете он женщин и детей тоже без счету упромысливал.

Но в целом «Меланхолия» – это не про красоту смерти, напротив, это терапия для жизни. В мировой литературе обкатаны два основных способа борьбы с депрессией – условное «как прекрасен этот мир – посмотри» и исполнение дурацкого желания о разрушении, чтоб больной в разум вошел. Фон Триер использует оба. С одной стороны, его парящая над туманами камера фиксирует Данст на лошади, и видно, что это – красиво. С другой, что гораздо важнее, Меланхолия, как бы повинуясь воле тупой истерички, сметает с Земли и тех, кого жалко, например, тех же детей. Восхищаясь эстетикой уничтожения, режиссер уподобляется отнюдь не Гитлеру, а скорее Нерону, и, как и в случае с сожжением Рима, публика ловит и катарсис, и понимание: Рим прекрасен, а Нерон – упырь. За все за это режиссеру, конечно, положена какая-нибудь премия в области гуманизма, а особо – за наглядную демонстрацию того, как непереносима, пошла, античеловечна средняя свадебная церемония. Её распорядителя вряд ли случайно играет Удо Кир, привычный нам по ролям садистов и подонков.

«Четыре льва» Кристофера Морриса

Российская премьера этой черной комедии про шахидов пришлась на наименее удачный день – на день теракта в Домодедово. В споре злых метафор опять победила жизнь.

В Германии турки, во Франции арабы, а в Великобритании, как известно, выходцы из Пакистана. Не все они твердо знают, куда бить поклоны, угодно ли Аллаху ношение картонной коробки на голове, прятать ли жену в шкаф, если приходят гости, но все-таки сколачивают группу по интересам – передовой отряд бескомпромиссной войны против империализма свиноедов, а то ишь: женщины смеют пререкаться, струнные инструменты разрешены... Большая часть этого гомерически смешного фильма пройдет в спорах, что именно взрывать: Интернет, торгующую презервативами аптеку или исламский культурный центр, чтоб свалить сей грех на «неверных».

При всей кажущейся провокационности «Четыре льва» отнюдь не троллят ислам как таковой: зашкаливающий идиотизм происходящего не касается ни Корана, ни Мухаммеда, а только лишь пятерки кретинов, которые и в мечеть-то не ходят. Однако режиссер прозрачно намекает: потенциальный шахид совсем не обязательно карикатурный исламист в чалме и с четками: студент-оболтус, мечтающий удивить весь мир, или твой сосед по квартире, с которым дружишь детьми, гаражами и «жигулями», на эту роль тоже вполне сгодится. Семья одного из героев кажется вполне эмансипированной, но сын растет с мыслью «поскорей бы умереть за Аллаха» и вопрошает через раз: сколько неверных папа покарал за сегодня? Папа стыдливо отводит глаза.

И вот это уже совсем не смешно. Где искать прием против такого лома, не очень понятно, и кажется вдруг, что последнюю стенку перед исламистами будут держать продавцы сэндвичей с беконом. Клин клином. Дурь за дурь. Поросенок Петр – наш президент.

«Боец» Дэвида О. Рассела

В фильмах про ринг и волю к победе уже задействовали спортсменов всех мастей – мужчин и женщин, детей и ветеранов, черных и белых, богатых и бедных, реальных и вымышленных. Невыдуманная история Микки Уорда по прозвищу Ирландец вводит в этот круг гопников и их самок – теперь боксеры выглядят не героями духа, а именно так, как и должны выглядеть люди, которых регулярно бьют по голове.

Всё потому, что снимать типовую, священную для Америки историю про бойца, который много пережил и многого добился, пригласили режиссера, прославившегося снобизмом и мизантропией. Ну, он и снял: любого персонажа, который появляется в кадре, хочется убить лопатой (кроме, пожалуй, Микки, о которого любая лопата сломается), особенно лахудру-мать (Мелисса Лео, «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана) и братца-наркомана (Кристиан Бэйл, «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана), что регулярно выпадает из одного и того же окна одного и того же притона в один и тот же контейнер с отходами. Наивно, впрочем, думать, что подспудный смысл этой номинально героической story в крике «яппи в опасности», защитите, мол, средний класс от народа. Ничего подобного: просто О. Рассел, ныкающий карту сокровищ в анальном отверстии араба (см. «Три короля»), искренне не любит людей. Эта социопатия и делает «Бойца» уникальным в своей универсальности кино, которое с чистой совестью можно считать как издевательской комедией, так и серьезной, мастерски снятой драмой про то, как «пацан к успеху шел».

Таким образом, каждый найдет в «Бойце» что-то для себя, и это позволит нам избежать конфуза Микки, потащившего свою женщину в кино на артхаус с субтитрами. «Я чё, тебе не нравлюсь», – возмутилась женщина, и была в своем праве. Возмущаться чужим выбором «хороших фильмов» вообще неотъемлемое право каждого.

Короче: добро пожаловать в комменты.

..............