Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
19 комментариев«Поэзия не игра, а жизнь»
Александр Кушнер: Поэзия не игра, а жизнь
«Сейчас даже Москва – провинция. Уверяю вас, она ничем не лучше Петербурга или Екатеринбурга, и еще неизвестно, где лучше пишутся стихи. Такое ощущение, что все развалилось на удельные княжества. И если Москва кого-то приглашает, то предпочитает Нигерию и Канаду», – посетовал в интервью газете ВЗГЛЯД поэт Александр Кушнер.
В Москве прошел VII международный фестиваль «Бьеннале поэтов». Согласно традиции и замыслу этой акции в столицу съехались поэты из разных стран мира. Одним из самых именитых российских гостей фестиваля стал петербургский поэт Александр Кушнер. Газета ВЗГЛЯД расспросила его о впечатлениях от бьеннале и о том, каким должно быть самоопределение поэта в современных условиях.
В провинции человек часто имеет больше времени думать самостоятельно – он не участвует в тусовках, не в такой большой степени подвержен влиянию общественного мнения
ВЗГЛЯД: Александр Семенович, какие у вас впечатления от московской «Бьеннале поэтов»?
Александр Кушнер: В целом хорошие. Хотя знаете, еще Пастернак, посетив международный поэтический фестиваль в Париже, говорил, что поэзия, как трава, растет под ногами и вовсе не нужно искать ее в залах заседаний – там ее меньше всего.
Поэзия – действительно дело индивидуальное, вдвоем уже почти невозможно написать стихотворение, или же получится очень плохо. И значит, поэт как раз нуждается в общении, ему нужно хотя бы время от времени встречаться с другими людьми, пишущими стихи, чтобы лучше сориентироваться в пространстве. Чтобы понять, может быть, главное, а именно – что поэзия не игра, а жизнь. Вся твоя жизнь – именно она затребована поэзией. Думаю, что общение молодых поэтов со старшими имеет смысл, чему-то молодые успевают научиться даже за несколько минут.
ВЗГЛЯД: Вы в своих интервью часто упоминаете самых разных современных русских поэтов, и многие из называемых вами живут далеко от столиц. Отражается ли централизованность России на поэзии, и вообще, есть ли в поэзии место таким понятиям, как столичное и провинциальное?
А. К.: Конечно, нет. Фет был провинциальным поэтом, не правда ли? Он жил в своей Воробьевке, в своей Степановке и прекрасно писал. Толстой был провинциальным прозаиком. Так что это все не имеет значения. Более того, я скажу, что в провинции человек часто имеет больше времени думать самостоятельно – он не участвует в тусовках, не в такой большой степени подвержен влиянию общественного мнения. И у него не пропадает интерес к стихам – он учится на замечательных образцах, пропуская мимо себя всю эту быстротекущую новизну – как правило, скучную и на самом деле являющуюся зачастую глубокой архаикой. В провинции есть очень хорошие поэты – достаточно назвать Олега Клишина, живущего в Омске, Дмитрия Кантова, живущего во Владимире, Ирину Евса в Харькове, Владимира Крюкова в Томске... А уж петербургских поэтов сколько!
- Вышла первая звуковая антология современной поэзии
- Стихотворения чудный театр
- Вышел "Сольник" Юрия Шевчука
- Всеволод Емелин: Пишу с точки зрения быдла
- Названо имя писателя, получившего Нобелевскую премию
ВЗГЛЯД: Петербург – не провинция.
А. К.: Нет, вы знаете, сейчас даже Москва – провинция. Уверяю вас, она ничем не лучше того же Петербурга или Екатеринбурга, и еще неизвестно, где лучше пишутся стихи. А вот что досадно, так это то, что поэтов из Петербурга не было на бьеннале. Я не нашел здесь ни Алексея Машевского, ни Алексея Пурина, ни Александра Леонтьева, ни Ивана Дуду, ни Давида Раскина, ни Елену Елагину – можно бесконечно перечислять замечательных поэтов, которые сюда не позваны. Почему? Такое ощущение, что все развалилось на удельные княжества. И если Москва кого-то приглашает, то предпочитает Нигерию и Канаду. Наверное, это очень хорошо, хотя стихи ведь непереводимы. Мне бы хотелось, чтобы было больше талантливых поэтов из других городов. Хотя я понимаю, что в каком-то количестве они здесь присутствовали и для них это важнее, чем для московских.
ВЗГЛЯД: Кстати, по поводу Нигерии и Канады. Прогрессивная публика считает, что современный поэт должен знать мировой контекст, быть в какой-то степени, хотя бы внутренне, гражданином мира, ориентироваться более чем в одной поэтической традиции. Эта «идеология» в нынешней русской поэзии во многом идет от Бродского. Вы согласны с этими установками?
А. К.: Для русской поэзии в этом смысле проблем никогда не было. Уже Ломоносов знал и немецкий, и древние языки, Державин обучался в немецком пансионе, а что уж говорить о Тютчеве, о Боратынском или о Батюшкове, который жил и в Англии, и в Италии и прекрасно знал, например, итальянский... Иннокентий Анненский блестяще переводил Еврипида и французов – примеров тут множество.
К сожалению, потом советская школа отбила интерес к другим языкам, да и сама жизнь поставила преграду: человек понимал, что никогда не попадет ни в Англию, ни во Францию. К счастью, на наших глазах все изменилось. Безусловно, другие языки и литературные традиции знать необходимо, но при этом нужно помнить, что поэзию нельзя пересадить, как дерево, с другого языка на родной. А если ее пересаживают, то она часто хиреет и заболевает. Стихи живут в родном языке – это не музыка, которая понятна всем. И никакой перевод не донесет до нас их прелести. Но какое-то представление благодаря переводу мы можем получить – примерно так же, как можно получить представление о дереве, посмотрев на его тень. С ее помощью можно о чем-то догадаться – ну, скажем, о характере листвы. Перевод – это тень от стихотворения.
ВЗГЛЯД: В поэзии, как и везде, постоянно идет поиск новых выразительных средств и, как сейчас говорят, форматов. По-моему, один из правильных путей динамизации и оживления поэзии – это подключение сюжета, возвращение, так сказать, к рассказам в стихах (показательно в этом смысле, например, ваше стихотворение «Долго руку держала в руке...»). Что вы об этом думаете?
А. К.: Я думаю, что существует множество возможностей обновления стиха, не только этот. А что касается повествований, то да, такие стихи бывали и у Гумилева, и у Иннокентия Анненского, не говоря уже о Пушкине. Но существует и другой путь, скажем, мандельштамовский – с ассоциациями и обрывами смысла, пастернаковский, хлебниковский и так далее, и так далее. Настаивать на правильности какого-то одного пути не имеет смысла. Я за свою долгую поэтическую жизнь пробовал самые разные возможности.
ВЗГЛЯД: Вы – лауреат нескольких престижных премий. В частности, в 2011 году ваш сборник «По эту сторону таинственной черты» был отмечен премией «Книга года». Правильно ли считать, что, поскольку поэзия сейчас востребована мало, поэту премии нужнее, чем представителям многих других творческих профессий?
А. К.: С этим я могу согласиться. Я был чрезвычайно польщен тем, что получил премию «Книга года», но она безденежная. И, стыдно признаться, про себя я подумал, что деньги бы не помешали. Замечательное дело совершил Анатолий Борисович Чубайс, организовав премию «Поэт», – это ему зачтется. Мне очень жалко, что нет больше государственных премий – это дурно. Но, с другой стороны, я считаю, что поэту неплохо иметь вторую профессию, и она у меня в свое время была.