Как оправдать майора Евсюкова

«Сказка про темноту» − второй полнометражный фильм Николая Хомерики и третья его работа, представленная в рамках Каннского фестиваля. «Сказка» в этом году попала в секцию «Особый взгляд» и особенного шума там не наделала, впрочем, и раздражения не вызвала. То ли дело российский «Кинотавр» − один из исполнителей получил приз за лучшую мужскую роль, а кинокритика «изобрела» термин «новая русская волна», в который с одинаковым успехом вписала большую часть отсмотренных картин.

С кем должен ассоциировать себя зритель – с фригидной Гелей или с быдлом в лице Димыча?

Всех деятелей «новой русской волны» объединяет чрезвычайно мрачный и мизантропичный взгляд на объективную реальность, данную нам в ощущения, любовь к долгим планам пейзажей различной фотогеничности и крупные планы многозначительных взглядов в пустоту, то есть АРТХАУС капслоком, а там хоть трава не расти.

Насмотренный зритель без труда угадает влияния − многозначительность Антониони и/или современного турецкого режиссера Нури Бильже Джейлана, отстраненную ненависть к роду людскому Лео Каракса и Киры Муратовой (без деятельного сострадания последней), социальную чернуху отечественного пост-перестроечного кинематографа, «новых румын» et cetera et cetera…

Главная героиня «Сказки» − Геля, она же Ангелина (Алиса Хазанова) − с одинаково невозмутимым, инопланетным выражением породистого лица носит шпильки, черный плащ, юбку пошлой леопардовой расцветки и мундир младшего лейтенанта милиции. Дело происходит в маленьком приморском городке (фильм снимался во Владивостоке), застрявшем, судя по инфраструктуре и гальке по колено, в начале 80-х.

На работе ее ожидает ад: изъясняющиеся без купюр коллеги то и дело норовят либо ухватить Хазанову за сиськи, либо обозвать «сухой старой п**дюлиной». Неблагополучные дети, с которыми работает Геля, в ответ на проявления материнского инстинкта также называют ее «сухой старой п**дюлиной».

Вообще тема «п**дюлины», простите, одиночества красивой молодой женщины, как видите, сильно волнует режиссера и сценариста.

Ведь даже дома у нее – яичница-глазунья, советские обои, родители-призраки и ад темноты (это такая оригинальная метафора одиночества), вынесенной в заголовок. Честь мундира должна остаться незапятнанной, служба в милиции – сама по себе клеймо, не добавляющая эротической притягательности субъекту.

Да и Геля столь же деревянна и сексуальна, как умерший Буратино. С одной стороны, она жаждет любви или, на худой конец, партнера для танцев аргентинского танго, с другой – боится как огня любых проявлений человеческих чувств. Иногда Хазанова в своей речи «включает» интонации Литвиновой (также походившей в погонах в «Богине: как я полюбила»), тогда получается и вовсе тушите свет!

#{movie}Ей под стать партнер Димыч (Борис Кармозин, получивший на «Кинотавре» приз за лучшую мужскую роль), с одинаково похотливым выражением свиноподобного лица расследующий убийства и лапающий Гелю. Его так же страшит одиночество, он, наделенный властью государственный служащий, так же прикрывает отъявленной матерщиной свое беззащитное нутро и – о ужас! – даже не ходит на встречи одноклассников.

И когда эти одиночества наконец встречаются, они неуклюже топчутся, наступая друг на друга, в танцевальном зале, после чего Геля по-женски обмякает на запыхавшемся Димыче и становится хоть немного похожа на человека. Она неожиданно признается Димычу в любви и, помахивая сумочкой, удаляется навстречу лучу света, внезапно прорезавшемуся в этом темном царстве. Димыч же сидит в машине, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями – и без микроскопа видно, что подобные слова он слышит впервые. После чего произносит совершенно логичную и ожидаемую фразу: «А ты мне нах*й не нужна».

Читатель ждет уж высокопарных заявлений про «экзистенциальную тошноту», про «пронзительную гоголевскую повесть об одиночестве человека 2009 года», где «видимый миру смех» противостоит «незримым ему слезам», но нас интересует один вопрос, конечно же, риторический − на кой, простите, х*й нужно подобное кино сегодняшнему зрителю?

Почему явно насмотренный интеллектуал Николай Хомерики (выпускник, к слову, парижского института кинематографии Ла Фемис, успевший поработать и с Гаррелем, и с Караксом) намеренно снимает фильмы, явно хуже по качеству, чем работы своих кумиров? Это что, заговор режиссеров «новой русской волны»? На кого он ориентируется, кто его зритель? Для артхаусной публики его метафоры и образы чересчур плоски и разжеваны, а обычного зрителя чернухой, матерщиной и голой пятой точкой актрисы Хазановой заманить сложно.

С кем, по его мнению, должен ассоциировать себя зритель – с фригидной Гелей или с быдлом в лице Димыча? Кому он должен сочувствовать, сопереживать? Должен ли зритель искать оправдания действиям майора Евсюкова?

Единственное, что остается аудитории – с отстраненным любопытством антрополога изучать повадки хомо сапиенсов в милицейских мундирах, которые – вот это новость! – тоже люди, так же неустроены, так же беззащитны перед собственными чувствами, так же одиноки, и невесело хихикать над «п**дюлинами», в изобилии сыплющимися с экрана.