Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
6 комментариевЮбилей Валентина Пикуля
Его книги, созданные в советское время с неизбежной оглядкой на цензуру, совершили жанровый прорыв и до сих пор остаются самыми востребованными произведениями массовой литературы.
Успех книг Пикуля, впрочем, как и любой настоящий успех, прочно связан со временем их создания и во многом зависит от картины этого времени, ее характерных особенностей.
«То, что умерло, не может разочаровать»
Законы читательского спроса оказались важнее, чем представление о том, каким должен быть исторический роман
Исторический жанр имеет давние и прочные традиции в русской литературе. Но уже в самых ранних образцах наблюдается характерное «двоение» этого предмета повествования – от строгого следования фактам (летописи и хроники) до вольной трактовки событий, которая связана с неизбежным в этой области «дополнением» реалий авантюрным сюжетом.
К псевдоисторическим, приключенческим по сути своей, романам можно отнести такие характерные образцы, как «Князь Серебряный» Алексея Толстого или романы Ивана Лажечникова «Ледяной дом» и «Последний новик».
Любопытно, что эти книги пользовались стабильным читательским спросом в советское время. Хотя, если бы романы Михаила Загоскина стали издавать массовым тиражом, то запоем бы читали и «Юрия Милославского».
История – это прошлое, оно всегда притягательно и недоступно. Оно неизбежно провоцирует сравнение с современностью и всегда выигрывает в этой схватке.
День сегодняшний «промыт, как стекло», ушедшее – таинственно и многомерно. «То, что умерло, не может разочаровать». Впрочем, эта чеканная формулировка для советского периода была отнюдь не романтической концепцией, а прямым «руководством к действию».
Советский исторический роман всегда был связан с той концепцией исторической науки, которая на данный момент являлась основополагающей. Вряд ли надо говорить о том, как и кем вырабатывалась эта концепция, партийное руководство было кровно заинтересовано не только в правильной картине недавней истории, которую приходилось время от времени перекраивать, но и в надлежащим образом декорированной истории страны с древних времен.
Литературное (и партийное) руководство особо благоволило произведениям – и соответствующим героям, – которые отвечали теориям «классовой борьбы» (романы про Емельяна Пугачева и Степана Разина) и требованиям патриотизма, опять же, в классовом его понимании (книги об отражении нашествий иноземных захватчиков, либо про неоднозначных, но прогрессивных князей и государей, занятых объединением русских земель).
Ко времени появления Валентина Пикуля на литературной сцене советский исторический роман был представлен целым спектром авторов, ориентировавшихся на самую разную читательскую аудиторию, от интеллектуалов, до массового читателя. Достаточно перечислить такие разные имена, как Алексей Толстой, Ольга Форш, Вячеслав Шишков, Василий Ян, Дмитрий Балашов, Степан Злобин.
Моряк за письменным столом
- Петрушевская: сны о реальности
- Магия реализма и реализм магии
- Буддист Серебряного века
- День Улицкой
- Отец литературной сказки
Валентин Пикуль доказал, что можно быть признанным писателем, даже если твое имя не упоминается в учебниках. Можно не быть делегатом съездов Союза писателей.
Можно жить в провинции, у моря (большую часть жизни Пикуль прожил в Риге), и писать одну за другой книги, которые пользуются бешеным спросом читателей, которым, в общем-то, нет дела до мнения критиков.
Феномен Пикуля – в том, что он опередил свое время. Не как писатель – его успех в немалой степени зависел именно от того, что он удачно нашел свою стилистическую и тематическую нишу.
Просто законы читательского спроса (читай – рынка) оказались важнее, чем устоявшееся во второй половине века XX века представление о том, каким должен быть исторический роман.
Пикуль удачно воплотил легенду о самоучке, который становится профессиональным литератором. Юнга школы Северного флота, не получивший специального исторического образования, он с середины 50-х годов пишет и издает книги. Сначала на близкую ему морскую тематику, затем, с начала 60-х, о русской истории.
Писатель обладал бешеной работоспособностью. Он собирает огромную библиотеку исторических книг, ведет картотеку персоналий, сверяя фактографию* по различным источникам, формирует портретный архив, насчитывающий 50 тысяч единиц, чтобы лучше представлять себе своих будущих персонажей.
«Битва железных канцлеров», «Фаворит», «У последней черты», «Пером и шпагой» – признанные бестселлеры в прямом значении этого слова советской эпохи.
Написанные размашисто и широко, эти книги посвящены не самым известным в то время периодам русской истории. Пикуль находил сюжеты, которые могли бы отвечать и форме исторического повествования, и иметь столь привлекательный для читателя авантюрный, колорит.
Просвещая и развлекая, Пикуль формировал новый тип исторического повествования, противоположный, скажем, тщательно выверенным и интеллектуальным книгам Натана Эйдельмана. У Пикуля появился свой читатель, выросли и новые – несмотря на многообразную палитру постсоветской литературы, его книги регулярно переиздаются, а значит, и покупаются.
Личность и творчество Пикуля оказались предельно актуальными в новейшую эпоху отечественной истории. Учреждена премия Пикуля, которая присуждается за произведения на историческую тематику.
Именем Пикуля называют корабли и улицы городов. Его книги изданы на десятках языках общим тиражом более 500 000 000 экземпляров. Это уже классика, классика массовой литературы, и в наше время такое определение уже давным-давно является безоценочным.
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента