Владимир Краснопольский: Сердцем и чистыми руками

Юбиляр рассказал о том, как они с Валерием Усковым стали режиссерами, как прошли испытание Ивана Александровича Пырьева, а также о принципах хэппи-энда и молодом кинематографе.

Самое главное в кино – раскрыть душу и доставить людям минутку радости. Люди должны почувствовать, что мы хотим им сказать

– По образованию и Вы, и Усков – режиссеры-документалисты, но все вас знают как авторов сериалов «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов». Как вы обратились к художественным фильмам?
– На третьем курсе мы сняли «Тени на тротуарах». И уже по этой картине, которую мы снимали на центральной студии документальных фильмов, наши педагоги почувствовали, что мы тяготеем к художественному кино.

Это был документальный фильм со включением игрового материала – без актеров, просто люди, которые там снимались, работали по нашему указанию, мы подготовили своего рода художественный сценарий.

Картина получила высшую оценку – «пятерку». Наш мастер сказал, что этой лентой мы на третьем курсе защитили уже диплом, диплом, который должны были на четвертом курсе снимать.

И тогда мы попробовали осуществить свою мечту и попросили разрешения у ВГИКовского руководства снять художественный фильм.

На документальном отделении было то же актерское мастерство, та же режиссура, и нам пошли навстречу, разрешив снять короткометражный художественный фильм.

Нам в тот момент очень помог Юрий Нагибин, с которым мы тогда познакомились и который, посмотрев нашу документальную картину, отдал нам свой рассказ «Ранней весной». Эту небольшую новеллу мы и поехали снимать на родной свердловской киностудии.

В результате вместо четырех мы сняли восемь частей. И так получилось, что когда мы закончили картину «Самый медленный поезд» – ту, которую показали недавно по каналу «Культура», – ее приняли очень хорошо.

Так мы и представили две картины на дипломе, «Тени на тротуарах» и «Самый медленный поезд». Сам Иван Александрович Пырьев, председатель дипломной комиссии, поставил нам «отлично», и мы получили дипломы кинорежиссеров художественного фильма третьей категории – самая низшая категория, но уже профессионалы.

Затем приказом Госкино нас перевели на киностудию «Мосфильм», и Иван Александрович устроил нам испытание…

Соавтор Владимира Краснопольского режиссер Валерий Усков

– Как это?
– Когда мы приехали в Москву, Пырьев нас встретил, поговорил с нами, спросил, что мы хотим снимать и как снимать.

Мы ему всё о себе рассказали. И вот он говорит, что у него есть готовый сценарий, мол, пожалуйста, почитайте, группа собрана, картина стоит в плане «Мосфильма», так что, если вам понравится, можем приступить к съемкам.

Счастливые, мы с Валерием вышли из Союза кинематографистов и прямо рядом, на площади Пушкина, сели на скамеечку, разодрали сценарий пополам и стали читать.

Прочитали один раз, второй раз от корки до корки и не поняли, о чем идет речь и что по этому сценарию снимать, какие персонажи, что эта картина дает уму и сердцу. А на другой день нужно было давать ответ…

Леонид Захарович Трауберг, который у нас был художественным руководителем на картине «Самый медленный поезд», когда мы ему позвонили и попросили совета в этой жизненной кинематографической ситуации, сказал: «Даже не думайте отказываться. Сам Иван дал вам сценарий, это его просьба, значит, он видит в этой картине необходимость».

Но мы не послушались...

На другой день пришли в час дня к Пырьеву. А ведь он был на тот момент грозным председателем Союза кинематографистов, и наша судьба зависела от его решения.

Секретарь сказала, что Иван Александрович нас давно уже ждет. Как сейчас помню, у него в кабинете сидели Райзман и Юткевич, у них было какое-то маленькое совещание. Иван Александрович подошел к нам, поздоровался очень тепло, заглянул нам в глаза и спросил: «Ну как, начинаем работать?»

По договоренности я начал говорить первым. Я сказал о том, что мы не совсем поняли, ради чего снимать эту картину, что, видимо, мы еще не доросли до мосфильмовского «полета мысли», не ощутили себя в этой работе, что у нас есть свердловский сценарий, который мы бы хотели снять, потому что он более нам доступен, и т. д.

Потом Валерий повторил то же самое. Мы видели, как на нас удивленно смотрят Райзман и Юткевич, сидящие в углу за столом.

Иван Александрович ходил по комнате и нервничал, ломая пальцы, как это только он умел делать, а после этого сказал: «Сценарий-то вы принесли?» «Вот он», – отвечаем мы и дрожащими руками подаем сценарий.

Пырьев подошел к столу, наклонился и воткнул эту пачку бумаги в корзину, которая стояла за столом. После этого обратился к Райзману и Юткевичу и сказал: «Вот каких орлов я себе беру. Не будут они снимать всякое барахло, которое я им сейчас подсунул. Они пришли настоящее искусство делать».

Подошел, обоих нас поцеловал и сказал: «Я жду ваших предложений на фильм». Вот такое мы прошли испытание.

Мы только потом поняли, что если бы тогда согласились, никогда бы нам не видать киностудии «Мосфильм».

На эту тему
• Екатерина Сальникова: Сериал как наследник
• Екатерина Сальникова: Апостолу никто не пишет
• Александр Соколов: «Нравственность – дело тонкое»
• Конкуренция программе «Время»
• Телевидение переходит на киноформат

– Это же какую смелость надо было иметь – отказать самому Пырьеву!
– Для нас важен был не «Мосфильм», а сама работа. Еще на фильме «Самый медленный поезд», где были прекрасные персонажи, прекрасный композитор, прекрасный оператор, мы поняли, что искусство должно делаться сердцем и чистыми руками. Только тогда это будет искусство.

– Что Вы думаете о молодом кино? Видите в нем будущее, новую смену или считаете, что никого интересного не появилось?
– Как это – не появилось? Напротив, мы видим очень хватких, очень сильных, очень, я бы сказал, чувствующих саму природу кинематографа молодых людей. Они разрабатывают новые конфликты, которые появились сейчас в нашей стране, поднимают новые темы...

Молодые девушки сейчас в кино делают любопытные вещи. Другое дело, что у кого-то получается, у кого-то – нет. Да и темы бывают иногда несколько поверхностными, неглубокими.

Ну, а так знание кино, профессиональная образованность есть у многих. Можно сказать, что с каждым годом наше кино всё больше и больше начинает снова обретать свое «я», которое одно время было потеряно.

– Сейчас снимают по-другому или принципы всегда неизменны?
– Сами посудите, как может не измениться кинематограф, если теперь на полнометражный фильм дают несчастные пятьсот тысяч долларов? Это же значит, что надо уложиться, в месяц снять картину!

Разве можно выстроить хорошую декорацию? Разве можно поработать с актером? Нужно снимать и снимать в день по 10–12 минут. Вряд ли это приведет к добру.

Бывает, что режиссер целые пятнадцать минут снимает на общем плане – разговор устраивает. И это только потому, что нет денег снимать три дня, а на общем плане можно снять эти 15 минут за один день.

К сожалению, денег на кино выделяется очень и очень мало. Хорошо, что находятся спонсоры, которые иногда помогают создать ту или иную картину, и благодаря их поддержке получаются серьезные ленты.

А так – есть фильмы, которые вроде и сделаны профессионально, но подчас видишь, что копнули-то неглубоко, нет фундаментальной основы. Иногда думаешь, что тема схвачена интересно, но уже испорчена.

Второй раз за нее не возьмешься, а в первый она сделана достаточно легковесно. Естественно, и критерии на фестивалях упали. Режиссеры пытаются сделать что-то такое сугубо российское, локальное, то, чего нет в других странах, на этой экзотике и пытаются выскочить.

А этот материал иногда бывает недобрым, пессимистическим каким-то. Мы с Валерой придерживаемся того принципа, что добро непременно должно победить зло.

– Принцип хэппи-энда?
– Необязательно хэппи-энда. Важен не хэппи-энд, а надежда на будущее. Возьмем, к примеру, нашу работу «Провинциалы» по сценарию Мережко.

В Москве же где-то три четверти провинциалов. И нас с Валерой приглашали на всякие симпозиумы – как вы, сами провинциалы, оцениваете тех провинциалов, которые живут в Москве.

А мы только тогда почувствовали этот фильм, когда поняли, что картина не должна заканчиваться хэппи-эндом. Москва должна отшлепать наших героев, которые не выдержали и укатили обратно. Но укатили с тем, чтобы оставалась какая-то вера.

Вера в то, что Москва не сразу строилась, что можно и нужно начинать всё сначала. Тогда это интересно.

А если у вас хэппи-энд, если Москва в конечном счете принимает героев – это уже будет сказка. В жизни грань между добром и злом очень четкая, и важно удержать ее и в фильме.

– А что для Вас самое главное в кинематографе?
– Самое главное в кино – раскрыть свою душу с помощью литературного и жизненного материала и доставить людям минутку радости. Люди должны почувствовать, что мы хотим им сказать.

Искусство, которое мы в своей картине дарим зрителям, должно затронуть самую глубину человеческого сердца. Наша картина должна отражать жизнь наших зрителей, подсказывать им в чем-то, рассказывать о прекрасном, о добром, о радостном.

Это, мне кажется, главная эстетическая ценность искусства кинематографа, которая воздействует на самые сокровенные струны нашей души.

Если это есть в сценарии, значит, мы будем бороться за то, чтобы этот сценарий получить и, как говорится, довести до ума, довести до зрителя. Если этого нет, то, прочитав сценарий, мы вежливо говорим автору, что, мол, в наши творческие планы ваш сценарий, к сожалению, не вписывается.