Как будто в бурях есть покой

1. Пролистываем у кассы Алексей Цветков.Исчез тот, кто смотрит: Памяти Ильи Кормильцева//Дружба народов. 2007. № 12.

Романтика революции, как и романтика войны, хороша в книжках, в кино, на экране телевизора. Как хорошо, что революция нам пока не грозит…

«Для большинства он останется автором песен с бутусовским голосом. Сам Илья этих хитов, конечно, стеснялся, выбрав быть переводчиком книг и провокатором событий. Исчезновение «УК» (издательства «Ультра.Культура». – С.Б.) – это очередная печальная победа власти и нормальности над бунтом и воображением».

Кормильцева привлекала не идеология (анархизм и радикальный исламизм идейно несовместимы), а эстетика разрушения.

Марксистская идея о революции – «повивальной бабке истории» – ему была близка, но человечество двигают вперед не производительные силы, а «новые технологии, расширители восприятия, контркультура, антиглобализм, радикальный ислам, анархизм, новые правые. Эти пароли и стали смысловыми линиями издательства».

Неудивительно, что такая деятельность вызвала «недовольство властей и недоумение спонсоров». «В мире нет ни одного олигарха, готового финансировать революцию в России», – с грустью констатирует Алексей Цветков.

Слава Богу! Как хорошо жить в эпоху, когда мальчики играют в войну и в пиратов, а художник-нонконформист тоскует по революционным бурям. Романтика революции, как и романтика войны, хороша в книжках, в кино, на экране телевизора. Как хорошо, что революция нам пока не грозит.

Леонид Теракопян. Литовский конспект, или Погружение в Атлантиду//Дружба народов. 2007. № 12.

Журнал «Дружба народов» – последний крохотный островок, оставшийся от грандиозного материка многонациональной советской литературы. До сих пор этот журнал посвящает целые номера переводной грузинской, латышской, литовской прозе, поэзии, критике.

Статья Леонида Теракопяна – о старой литовской литературе. Печаль о невозвратном.

Когда-то благодаря русским переводчикам с литовской литературой познакомились миллионы читателей.

Сейчас имена Балтушиса, Слуцкиса, Беляускаса никому не известны и не нужны. Утеряна отечественная школа перевода, сами переводчики, критики и литературоведы, специализировавшиеся на литовской (и узбекской, и грузинской) литературе, говорят с досадой: «…охотно писали о латышах, эстонцах, литовцах…

И что же в итоге? Сизифов труд, разбитое корыто?»

Ольгерд Жемайтис.Турчанка? Агент ОГПУ? Жертва любви? Екатерина Святославовна Леонова//Нева. 2007. № 12.

Статья с интригующим названием посвящена первой жене маршала С.К. Тимошенко. Время революций и репрессий. Переписывалась не только история государства, подвергалась правке и частная жизнь. Отказ от осужденных родственников, недомолвки и вымысел в анкетах. На месте белых пятен возникли легенды.

Автор пытается добраться до истины, сопоставляя архивные документы, письма, старые фотографии, воспоминания очевидцев из круга маршала Тимошенко и Василия Сталина, второй женой которого была дочь маршала Екатерина Семеновна.

2. Медленное чтение

На эту тему
• Путешествие из Москвы в Петербург
• Книжные башни
• Осень литературы
• Осенние жутики
• Шестнадцать этажей

Владимир Порудаминский. Частные уроки. Роман//Крещатик. 2007. № 4.

Старый добрый роман. Подзаголовок – «Любвеобильный роман» – не преувеличение.

Время действия – середина и вторая половина 40-х. Место действия – «пространство любви»: госпиталь в маленьком сибирском городке, курорт на Рижском взморье, филфак столичного вуза, квартира крупного чиновника, московская коммуналка.

Сюжетная линия провинциалки Жанны, завоевавшей Москву, – главная в этом многонаселенном романе. «Частные уроки» – эвфемизм сексуальной связи Жанны с Юриком, умственно неполноценным юношей из семьи высокопоставленного чиновника. Роман написан с редким для современной прозы целомудрием.

Николай Толстиков. Надломленный тростник. Повесть//Крещатик. 2007. № 4.

Непонятно, почему писатель выбрал такое непоправимо литературное, по-декадентски изысканное название для своей повести о безотрадной и безысходной жизни российской глубинки. Причуда автора? Злоключения сорокалетнего бедолаги Сереги Филиппова, потерявшего работу, квартиру, всякую опору в жизни:

«Очнулся Серега, спустя время, на вокзале, будто вывалился ненадолго из кошмарного долгого сна, слившихся воедино дней и ночей в компании каких-то опухших рож, ночлегов в вонючих заблеванных норах, мало похожих на человеческое жилье, дьявольского питья, сжигающего и рвущего внутренности».

«…У Сереги башка обсыпана ранней сединой, он хоть и длинный и вроде жилистый, но так иссох от расстройства, пьянки и бескормицы, — ветром мотает».

И так далее. Достоверно. Узнаваемо.

Татьяна Янковская. M & M. Повесть//Нева. 2007. № 12.

Пристрастие автора к одним и тем же или очень похожим именам поначалу составит читателю некоторую сложность: Марк Сигалов (Марик), Марк Кузнецов, Марк Соломонович, Марья Марковна и две Мары. 80-е годы.

Евреи-эмигранты из Киева и Одессы в США. Жизнь сначала. Житейские и профессиональные трудности. Одиночество. Две части повести – две попытки создать семью по газетному объявлению. Каждая семья несчастлива по-своему. Есть немного местного колорита: одноэтажная Америка, парк Глиммерглас, музей Фенимора Купера, оперный фестиваль на открытом воздухе.

Сергей Жадан. Порно. Рассказ//Дружба народов. 2007. № 12.

Ностальгические воспоминания о ранней юности, совпавшей с перестройкой.

«…Конец блаженных 80-х, полный солнца, травки, кооперативного движения, тотального оттяга, мы словно очутились на огромном съезде мародеров … навсегда покидая оккупированную ими страну, в данном случае – Великую Советскую Империю, хотели как можно больше прихватить на память о покойной…»

Фактура рассказа (порнофильмы, драки футбольных фанатов, налеты на уличные киоски), ненормативная лексика, эпатаж вряд ли удивят читателя. Скорее будут восприняты как пройденный этап. Между тем Сергея Жадана переводят на английский, немецкий, русский и другие языки. Его печатают российские литературные журналы. Не обходит вниманием критика. Награждают литературными премиями.

Не вина Сергея Жадана, что в русском переводе не удалось сохранить национальный колорит.

См. также Сергей Жадан. Владелец лучшего клуба для геев. Быль//Новый мир. 2007. № 10.

3. Вместо снотворного

Ирина Мамаева. С дебильным лицом. Повесть//Дружба народов. 2007. № 12.

Еще одна повесть о женском одиночестве. Тридцатилетняя Татьяна, служащая городской администрации, ее подруга Лариса – врач скорой помощи.

Женские разговоры чередуются с письмами, которые Татьяна получает по электронной почте. Предложения познакомиться и создать семью от мужчин, чаще немолодых, из Греции, Финляндии, Австралии… Есть даже письмо от женщины из Швеции. Но все это ненадежно, непрочно, как и связь с двадцатилетним студентом.

Название повести только дезориентирует читателя. Случайное (по службе) посещение интерната для умственно неполноценных детей, кажется, не оставило следа в душе Татьяны.

Поспешное возвращение в конце повести к этой тяжелой, больной теме психологически не подготовлено.

После дебютной повести «Ленкина свадьба» критика поспешила причислить Ирину Мамаеву к писателям с остросоциальной тематикой и даже к основоположникам «новой деревенской прозы». Писательница старается соответствовать навязанной ей роли, но пока не может выйти за пределы банальной женской литературы, от которой и без Мамаевой спасу нет.

4. Кошмарный сон

Елена Скульская. «Любовь» и другие рассказы о любви//Дружба народов. 2007. № 12.

«Мы здесь все очень любим живую природу и готовы всем чем угодно пожертвовать для нее. У нас есть одна женщина (не моя с собачкой, а другая), которой специально отрезали ноги, чтобы она могла заниматься любимым делом. Она занимается как раз любовью к природе и всех зовет за собой. Вместо протеза она, например, привинчивает огромную морковку, а заяц ее сгрызает. Или деревянную ногу в виде березы, а заяц сдирает с нее кору.

Мне всю жизнь хотелось иметь детей – белочку или крысу.

У крыски такие маленькие розовые ручки, такие крошечные пальчики, что они никогда не вырастут и навсегда останутся моими детушками.

У меня были деньги, и одна из наших (я вам о ней еще не рассказывал) согласилась мне родить. Я еще тогда не встретил ту, с собачкой, она, может быть, и без денег родила бы мне детушек, но тогда все решилось формально, по контракту.

Но когда настал срок, она шла мимо кухни и увидела, как кухарка чистит рыбу. Чешуйки переливались на солнце – глаз не отвести. И она передумала, не захотела рожать белочку или крысу, а захотела, чтобы ей вместо рук пришили плавники».

И все рассказы в том же духе! Без комментариев.