Пролетая над Советским Союзом

Соединяя времена

«Запас прочности» Татьяны Щербиной (изд-во «ОГИ-проза»)

Роман «Запас прочности» – роман-кольцо. Не только потому, что описываемые события начинаются 24 августа 1965 года, в день смерти бабушки и, разветвляясь на истории разных поколений одной семьи, пересекаются, замыкаясь, 23 августа того же года. Роман, будто срез дерева, обнажает свои годовые кольца. Древо одной семьи, древо истории одной страны.

Свободный стих не разработан, все, что существует, – это подражание латиноамериканскому, не русскоязычный тип пространства и другая музыка, другое значение паузы

Бабушка – гимназистка, из хорошей семьи, очарованная романтизмом революции, пятнадцати лет вступает в партию большевиков в 1917 году. Гордая, самостоятельная, она едет по стране строить коммунизм. От марксистской любви рождается сын. Одной тяжело с ребенком, поэтому приезжает в Москву, к родителям. Отца не тронули, потому что нужный ученый. Секретариат Сталина, партийная работа. Благодаря хорошему знанию французского – работа с французскими революционерами. Но недолгая – Сталин подписывает договор с Германией. Тех, кто был связан с французами, – преследуют. Удается отклонить неминуемую гибель, приходится скрывать, что недавно рожденная дочь – от француза.

Роман «Запас прочности» - роман-кольцо

Это малая часть жизненных перипетий. В те времена жизнь была наполнена событиями, чувствами, мыслями. Вера в светлое будущее постепенно превращается в недоумение, потом в растерянность, и постепенно – в страх. Страх, который уже никогда не покидает. Но, к страху тоже можно привыкнуть. Любовь, семья, радость самой жизни побеждают. Всегда. Можно не афишировать, но жизнь всегда побеждает. Судьбе было угодно, чтобы Сталин не успел подписать расстрельный список с фамилией бабушки. Начинаются новые времена – не легче, не лучше.

Перемешивая главы, автор ведет рассказ о жизни внучки. Шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые. Это – другая жизнь, но в чем-то похожая, связанная невидимой нитью продолжения не только кровного, исторического скорей.

Семьдесят лет истории страны, истории одной семьи. Переплетаются главы, судьбы трех поколений женщин, их мужей, детей. Не оценивая, а просто рассказывая. Возможно, сейчас, когда не так много времени прошло после перемен, что-то понять можно не из новых учебников по истории, а читая правдивую историю одной отдельно взятой семьи. А еще лучше, если живы дедушки и бабушки, выспросить у них.

Детский взгляд

«Приключения Джерика» Натальи Нусиновой (изд-во «Самокат»)

Жили-были дети, которые очень хотели собаку. И вот однажды собака сама пришла к ним в дом. Назвали собаку Джерик, и она стала полноправным членом семьи. А потом еще и снялась в главной роли в кино.

«Приключения Джерика» – тоже история одной семьи в конце шестидесятых – начале семидесятых годов. Семьи сценариста Ильи Нусинова, написавшего сценарии к фильмам «Агония», «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен», «Внимание, черепаха!», «Телеграмма» и другие.

История глазами детьми. Они не понимают, что такое «враг народа» или «экзамен на поездку за границу», они любопытны и спрашивают. Они не знают, что такое «еврей», «буржуй» и «жидовская морда», но когда их так впервые обзывают бабки на лавочке около дома, все равно почему-то плачут. Они знают, что, если папин сценарий не запретят, то в семье будут деньги, чтобы купить конфеты и подарок бабушке.

Дети не особо задаются вопросами, почему при чужих Ленина нужно любить, а дома лучше не вспоминать про него. Они любят своих родителей, бабушку с дедушкой и собаку. Непонятные слова, произносимые взрослыми шепотом, все равно просто слова, мало ли еще непонятных слов. Синхрофазотрон – тоже непонятное слово.

Это книга о советском детстве. Не осуждая и не оценивая его. А непонятные слова в книге написаны заглавными буквами, и в конце составлен список «трудных и советских слов» с разъяснением. Только тоже детским, а не настоящим.

Быть поэтом

«Поля – двойники» Геннадия Айги (изд-во «ОГИ»)

Сборник стихов Геннадия Айги «Поля – двойники» включает в себя избранные произведения с 1954 по 2003 год. Книгу начали готовить при его жизни, а вышла она уже после смерти.

Геннадий Айги – первый лауреат премии Бориса Пастернака, премии Андрея Белого, премии Французской Академии, командор Ордена Искусств и Литературы (Франция), выдающийся поэт, получивший мировую известность. До 1969 года Айги носил фамилию Лисин. Один из предков поэта произносил чувашское слово «хайхи» («вот тот») без первого звука: так возникло семейное прозвище «Айги». Айги начал писать стихи по-чувашски, свои первые произведения он опубликовал в еще 1949 году.

На эту тему
• Гулливеры и карлики андеграунда
• Труп как неотъемлемая часть
• О книгах, юморе и убийствах
• Революции, сказки, загадки
• Что читать на каникулах

Он писал на чувашском, русском и французском языках, много переводил, но до последнего времени был больше известен в Европе. Русские стихи с 1970-х годов переводятся на все основные европейские языки, а в России он издается только начиная с 1991 года. Сыграло роль знакомство с Пастернаком, из-за чего его отчислили из литературного института в 1958 году с формулировкой «за написание враждебной книги стихов, подрывающей основы метода социалистического реализма».

Его стихи не похожи ни на чьи другие. Их можно скорее назвать «поэтическими текстами». Состоящие из пауз, отдельно стоящих слов и букв, многоточий, знаков препинания, расставленных по своим, личным правилам. Айги обращался со словами как художник, расставляя, а точнее, рисуя их в определенном порядке. Как музыкант или, скорее, дирижер, задавая ритм дыхания, мелодию смыслов.

«Я решил: буду в стихах строить тугие пространства, и буду строить их иначе, чем принято в русской поэзии, в других пространствах. И мои стихи стали превращаться в тот тип свободных стихов, которые я раньше не любил. В русской поэзии не было удачных свободных стихов. Свободный стих не разработан, все, что существует, – это подражание латиноамериканскому, не русскоязычный тип пространства и другая музыка, другое значение паузы».

Недетское в детском

«Стихи для детей» Олега Григорьева (изд-во «Самокат»)

Если спросить случайного прохожего, знает ли он, кто такой Олег Григорьев, ответ, скорее всего, будет отрицательным. Если процитировать несколько строчек, он сначала радостно закивает головой, а потом удивится, что у строк, написанных в стиле детских страшилок, есть автор. Например:

«Я спросил электрика Петрова:

– Для чего ты намотал на шею провод?

Ничего Петров не отвечает,

Висит и только ботами качает».

Я отстоял себя только как детского поэта

Или:

«Девочка красивая

В кустах лежит нагой.

Другой бы изнасиловал,

А я лишь пнул ногой».

Олег Григорьев (1943–1992) прожил очень странную жизнь. Бомж, алкоголик, два раза сидел в тюрьме. Тем не менее, в отличие от многих подпольных поэтов, увидел при жизни три сборника своих стихов, в 1971, 1981 и 1989 годах изданных в «Детской литературе». Может, в детской литературе не было усиленного ценза, или просто судьба такая.

Он не признавал советскую власть, а умер вслед за развалом СССР. Совпадение, конечно. Григорьев не боролся с властью, он ее просто не замечал, живя по своим законам. Совершенно нелепые судимости. Поскандалив с какой-то женщиной, попал в милицию, в кармане нашли восемьсот рублей – гонорар за первую книжку, решили, что украл, да и трудовой нет, значит, тунеядец, – посадили. Второй раз за драку с участковым – вступился за кого-то.

Сам он говорил, что не сумел отстоять себя как живописца (не доучился в художественном институте – выгнали), не отстоял себя как прозаика, и как взрослого поэта – тоже. «Я отстоял себя только как детского поэта. Детские стихи – они же коротенькие».

«Тонет муха в сладости

В банке на окне,

И нету в этом радости

Ни мухе и ни мне».

Но все же Григорьев не детский поэт. Или детский, только ребенок, к которому обращены стихи, – ребенок не по возрасту, а по внутреннему состоянию. И, возможно, поэтому, кроме строк об электрике Петрове, многие знают и другие его стихи:

«Смерть прекрасна и так же легка,

Как выход из куколки мотылька».