Почетный отец русского футуризма

Слишком образованные дикари

Группа будетлян, она же «Гилея», образовалась в 1909 году, неутомимый Бурлюк сумел сплотить в этом обществе наиболее радикальных и талантливых художников и поэтов, чей авангардистский настрой парадоксальным образом сочетался со своеобразным «почвенничеством». Вместо урбанистического культа, декларируемого самым известным европейским футуристом Маринетти, будетляне были ориентированы на разработку отечественной словесной «целины».

Литературный скандал – особое искусство. Кубофутуристы были мастерами этого жанра, им удавалось задеть всех

С точки зрения основателей любого нового направления культурное поле, которое им предстоит возделывать, – действительно целина, так как прежние способы освоения этого пространства отрицаются как устаревшие, пошлые и буржуазные.

Но понадобилось несколько лет, чтобы футуристов заметили. Вышедший в 1912 году сборник «Пощечина общественному вкусу» содержал всё необходимое для привлечения внимания публики. Скандал – лучшее средство оказаться в фокусе прожектора. Неизвестно, сколько бы футуристам пришлось пробиваться в центр литературной арены своими творениями, если бы не манифест с резкими и намеренно провокационными формулировками.

Памятное со школы «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого… с парохода современности» буквально взорвало российскую прессу. Можно только с известной долей зависти относиться к такой искренней и обширной реакции критиков на этот текст. К той серьезности, обиде и ярости, с которой воспринимались эти заявления. Наше усталое и примирительное отношение к любым культурным жестам поразительно контрастирует с бешеной реакцией на «Пощечину общественному вкусу». Наверное, надо было через многое пройти, чтобы достичь такой степени отстраненности, с какой наше время воспринимает – и спокойно впитывает – куда более радикальные художественные практики.

Литературный скандал – особое искусство. Кубофутуристы были мастерами этого жанра, им удавалось задеть всех: и традиционалистов, и недавних новаторов – символистов, в свое время входивших в литературу с не меньшим скандалом, и даже своих единомышленников на других флангах – эгофутуристов («Меня взорвало это «кубо» в котором всё бездарно сплошь… Не Лермонтова – «с парохода», а бурлюков – на Сахалин!» – писал Игорь Северянин).

Корни «албанского» языка

Время литературных перемен всегда выдвигает на первый план ярких пассионарных личностей. Таковой, несомненно, был и Давид Бурлюк. После того как футуристы были «услышаны», он развернул бурную пропагандистскую деятельность, включавшую в себя чтение лекций и докладов, организацию скандальных диспутов и турне по десяткам городов России. Бурлюк активно издавал своих соратников, выпуская один за другим альманахи и сборники. Отметим, что он прекрасно отдавал себе отчет о реальной иерархии талантов собратьев по цеху и основной упор делал на издание текстов Хлебникова (свою первую книгу Бурлюк выпустил только в 1919 году). Сам Бурлюк называл себя «лучшим художником среди поэтов и лучшим поэтом среди художников».

На эту тему
• Знаковая живопись
• Импрессионизм в Манеже
• Двери в рай и ад
• Африканское небо на Страстном

Одно из главных достижений Бурлюка – это выпестованный им Маяковский («Бурлюк сделал меня поэтом», – признавался будущий советский классик). Они вместе обучались в петербургском Училище живописи и ваяния и оба были оттуда исключены в 1914 году – администрация была раздражена тем, что воспитанники выступают с лекциями и идут поперек течения. Но «корочки» уже не нужны: и Бурлюк, и Маяковский – признанные литераторы, хотя слава их изрядно скандальна.

Скандально прежде всего поведение. Вызывающая одежда, разрисованные лица. Стихи – новаторские, но, как ни странно, менее всего у Бурлюка. Остается гадать, чем удивила публику – после Бодлера! – поэтизация безобразного («Небо – труп! Не больше! Звезды – черви – пьяные туманом»).

Как и многие футуристы, Бурлюк восторженно отнесся к переворотам 1917 года и первое время, пока футуристы были в фаворе у новой власти, старался продолжать свою литературно-агитаторскую деятельность. После отъезда на Дальний Восток в 1918 году он постепенно смещается в сторону Японии, а оттуда, с 1922 года, в США. Там он и прожил до смерти в 1967 году.

За границей Бурлюк оставался таким же активным и деятельным, как и на родине. Он выпускает журнал «Цвет и рифма», пишет картины и регулярно выставляется в Европе и в Америке. Он не смыкается с антисоветскими кругами, всячески демонстрируя лояльность к коммунистическому строю. Видимо, поэтому его пускают в СССР в 1956 году и еще раз, за год до смерти. Несомненно, тут сыграл свою роль культ Маяковского, и Бурлюк, как «отец-основатель» движения, был вполне уместен на советском культурном ландшафте.

Пышный прием, который устроили Бурлюку, отнюдь не означал его литературной реабилитации. Имидж хулигана и второстепенного поэта намертво прилип к Бурлюку, хотя трудно было разглядеть в американском туристе бывшего ниспровергателя литературных основ. Ни об изданиях книг Бурлюка, ни о приеме в музейные фонды его новых полотен, ни о возвращении ему гражданства (Бурлюк просил об этом накануне начала Великой Отечественной войны) речь не шла.

Поэт и художник, Бурлюк всегда затмевал свое творчество собой, своей личностью. Но и этого достаточно. Футуризм, которому он помог воплотиться, оказал огромное влияние на развитие отечественной поэзии и стал определенного рода классическим эталоном, по которому литераторам можно сверять свои дальнейшие маршруты.

И напоследок – о замечательном совпадении, своего рода исторической «рифме». Не кажутся ли вам вполне современными такие названия пьес футуриста Ильи Зданевича: «питЕрка дЕйстф», «аслааблИчья», «асЁл напракат», «Остраф пАсхи»? Эти произведения были созданы в конце 1910-х годов по мотивам материалов специального выпуска авангардного журнала «Бескровное убийство». Этот спецвыпуск назывался «албанским».