Игорь Переверзев Игорь Переверзев Зачем в Средней Азии любезно принимали Кэмерона

Эмиссары приезжают и уезжают. Встречают их в Средней Азии гостеприимно. Потому что в местных обычаях встречать гостеприимно даже врагов. Угрожать эмиссарам в действительности есть чем. Но без России региону не обойтись.

12 комментариев
Сергей Худиев Сергей Худиев Виктор Орбан провозгласил крах либеральной гегемонии

Любой глобальный проект через какое-то время начинает разваливаться. Оно и к лучшему – глобальной диктатуры нам еще не хватало. Мир суверенных наций, о котором говорит Орбан, определенно не будет раем – но он не будет и прогрессивно-либеральной антиутопией, которая даже на ранних стадиях выглядит довольно жутко.

8 комментариев
Игорь Перминов Игорь Перминов Почему болгар не любят в Евросоюзе

По числу сторонников России Болгария уступает разве что Сербии. При этом властные структуры, захваченные несколькими партиями евроатлантической направленности, регулярно отмечаются злобными выпадами против Российской Федерации.

4 комментария
16 марта 2007, 18:23 • Культура

Бомба для самодержца

Бомба для самодержца

Tекст: Роман Арбитман

Для Александра Дюма история была, как известно, гвоздиком, на котором великий французский романист развешивал свои авантюрные сюжеты. Для советских детективщиков история была удобной лазейкой, позволяющей безнаказанно увести читателя куда-нибудь из постылого сегодня; недаром таким успехом пользовались романы братьев Вайнеров или Еремея Парнова, которые прятали свои сюжеты то в скрипку Страдивари, то в ларец Медичи.

В 90-е годы число эмигрантов в былое заметно поуменьшилось (настоящее время было живым и страшно интересным), зато в нулевые выросло снова и сделалось чуть ли не массовым – от конвертируемых Александры Марининой и Полины Дашковой до совсем уж третьестепенных Ларисы Шкатулы и Антона Лаптева. Эта тенденция объясняется не столько коммерческим расчетом (в смысле проехаться на горбу Б. Акунина и Д. Брауна), а материей окружающего времени, скучного и предсказуемого. Без исторической изюминки уже никак.

Из гроба встает император...

Однако мощный бэкграунд невольно подпирает и нынешнюю фабулу, добавляя значительности почти броуновскому мельтешению теперешних фигурантов

Действие романа Николая Буянова «Гобелен императора» (М., «АСТ»; СПб., «Астрель») разворачивается в двух временных пластах. В наши дни сыщики расследуют несколько таинственных убийств и одно похищение ценных исторических реликвий. А в начале XIX века между тем раскладывается иной сюжетный пасьянс: благородный шевалье Анри Тюмирье, один из соратников герцога Энгиенского, мечтает отомстить Бонапарту за убийство своего сюзерена.

Два временных пласта соединены не столько заглавным гобеленом (хотя он появился в названии романа – и на обложке его – недаром), сколько золотым медальоном убиенного герцога. Сия вещица дошла из глубин минувшего до наших дней весьма извилистым и кровавым путем, потянув за собой цепочку криминальных происшествий одно другого неприглядней. Войны, революции, репрессии, блокадный Ленинград, в котором золотую безделушку оборотистые граждане могли выменять за буханку хлеба... Уже в новорусские годы медальон оказывается в эпицентре запутанных происшествий с участием видного олигарха, его бодигарда, нищего художника, знаменитого скрипача, милицейского сыщика, прекрасной дамы и прочих привычных уже типажей современной российской pulp fiction.

Собственно говоря, не будь в этом романе детально прописанных сюжетов с французской революцией, возвышением героя Тулона и арестом герцога Энгиенского, не окажись среди действующих лиц благородного парижского шевалье, следующего за Бонапартом по пятам (вплоть до острова Св. Елены), современность в романе безусловно бы провисла и скукожилась. Однако мощный бэкграунд невольно подпирает и нынешнюю фабулу, добавляя значительности почти броуновскому мельтешению теперешних фигурантов.

Признаться, детективный сюжет сам по себе сделан Николаем Буяновым не очень чисто: многие обстоятельства опираются на роковые совпадения, а психологические мотивировки поступков ряда персонажей порой сомнительны (трудно, например, поверить, что видный скрипач готов похоронить свою биографию и готов удариться в бега ради золотой вещицы – пусть даже большой ценности).

Однако «корсиканское чудовище» спасает книгу российского автора. И жизнь императора Франции, и его смерть (естественная? насильственная?) уже стали и еще станут основой сотен литературных произведений. «Наполеон Бонапарт вообще был полон тайн – и тогда, и теперь, – рассуждает одна из современных героинь романа, загадочная француженка мадам Блонтэ. – Он был настоящим гением во всем: в любви, в политике, в войне...» Вы, нынешние, ну-тка?

Увы, загадочными смертями нас не удивишь. Среди российских ньюсмейкеров начала XXI века можно найти многих персонажей, словно созданных для первополосной криминальной хроники. Но чтобы кто-то из них был вдобавок еще и универсальным гением... Хм.

«В час дня, ваше превосходительство!»

Обложка книги Сергея Арбенина «Дети погибели»
Обложка книги Сергея Арбенина «Дети погибели»
«Что-то затевалось, что-то происходило вокруг. Словно плелась невидимая паутина. Крепкая – не разорвать. И кто ее плетет – вот вопрос. Списочек-то больно уж обширным получается...»

Как и в случае с романом Н. Буянова, действие книги Сергея Арбенина «Дети погибели» (М., «АСТ»; СПб., «Астрель») происходит в двух разных временных срезах. В одном из них всемогущий генсек товарищ Сталин призывает на беседу шлиссельбуржца Николая Морозова, пытаясь разговорить упрямого старого народовольца и узнать кое-что о тайных делах и странных людях минувших дней.

Параллельная сюжетная линия приводит читателя уже непосредственно к событиям последней четверти позапрошлого столетия, когда в смертельном клинче сошлись российская самодержавная власть и тайный Исполнительный комитет и все завершилось 1 марта 1881 года – двойным взрывом на Екатерининском канале. «Дым этой бомбы надолго заволок всю Россию...» (Александр Блок).

С эпилога – с тех самых роковых для дальнейшей российской истории событий – и начинается роман Арбенина, чтобы затем фабула могла надолго нырнуть в многостраничные флешбэки, время от времени выныривая в 30-е годы ХХ столетия. Российское минувшее здесь не просто становится временем действия и фоном для фабулы: далекое и, казалось бы, уже мертвое прошлое, осмысленное по-новому (и, разумеется, изрядно мистифицированное в соответствии с законами детективного жанра), само направляют фабулу произведения в необходимое для романиста русло.

Конспирология у Арбенина вовсю правит бал. Все – не случайно, все – предрешено и расписано поэпизодно. Историческим событиям постфактум дано иное – роковое! – объяснение. И если, к примеру, цитированный выше Блок в материалах к поэме «Возмездие» простодушно комментирует эпизод неудавшегося покушения на шефа жандармов: «Убийца Дрентельна ускакал на лошади (о, милые романтические времена)», – то Арбенин срывает тайные покровы.

Романтика? Как же! В «Детях погибели» названное покушение было, оказывается, инсценировкой, пистолет был заряжен холостыми, лошадь была казенной, террорист Мирский работал на Третье отделение, а высшие жандармские чины состояли в заговоре против главы МВД и втайне готовили первомартовское действо.

Вынесенный на обложку жанр «альтернативной фантастики» позволяет автору книги сделать пресловутую «теорию заговора» тотальным рычагом всего, происходящего в романе. Интригуют Дрентельн, цесаревич, Мария Федоровна, а контринтригой заняты совсем уж законспирированные лигеры – тайный орден, призванный сохранить в России законность и порядок. В интригах участвуют среди прочих писатели Достоевский и Страхов, народовольцы Перовская и Михайлов, причем последний – знаменитый бомбист «Дворник» – по рассмотрении оказывается едва ли не самым опытным контрзаговорщиком.

К сожалению, Арбенину не хватает сил и энергии вести все повествование в одном и том же направлении. В последней трети книги автор, бросив на произвол судьбы и жандармов, и лигеров, увлечен периферийным сюжетом о братьях-маньяках Старушкиных – бессмысленных и беспощадных убивцах, чей разрушительный потенциал не в силах сдержать (и тем паче использовать в своих целях) Третье отделение.

И уж чистым безобразием выглядит внезапная оборванность финала и обещание сиквела: поощряемая издателями так называемая «серийность» современной беллетристики лупит под дых сюжетности; кажется, теперешние авторы уже просто не способны самостоятельно завершить сюжет в одном отдельно взятом тексте...

Впрочем, даже в таком несовершенном виде роман «Дети погибели» весьма симптоматичен. Ибо успех «исторических» детективов лежит в одной плоскости с растущей популярности научно-фантастических романов о будущем и романов-fantasy о «параллельной реальности».

То, что происходит здесь и сейчас, похоже, уже мало кого волнует. Гламур и антигламур, конечно, еще продаются, однако чуткие издатели трэша раньше других поняли: зарабатывать большие деньги «на живой современности» становится все более проблематично.

..............