Стихи о новогодней елке

... на елке висит и качается ушастое ваше сиятельство,
щенячее наше сиятельство, доказанное рождество…

Проснуться в 147 лет, прочитать СМС:
«здравствуй, мой обжигающий мальчик»,
изумиться, переспросить: «Почему обжигающий?»,
получить очевидный ответ: «потому что ты меня обжигаешь» –
и даже не удивиться, что тебя называют на ты.

– Господи, сколько вас было,
и хоть бы одна собака
сделала отчисленье в мой пенсионный фонд.

Этим летом мне все говорили: объявляй войну, собирай свое войско! –
ну вот я и собрал: три с половиной калеки.
...Но так уж случилось, что днем
мы с Чуней купили елку,
самую зимнюю елку, срубленную навеки.

Тут-то все стали ее наряжать: и Саша повесил шарик, и Сеня повесил шарик,
а я взял серебристый Урал (я думал, что это река) и тоже повесил,
как будто змею из стали, так, чтоб шары засияли
и чтоб огоньки вокзалов засверкали на ветках этих.

«Вот это будет праздник!» – я думал. Но чтоб по-хорошему,
то лучше бы – с вечным снегом, с сугробами над головой...
И не беда, что я Чуне
намазал вонючей мазью
ее паршивые уши
и пахнет она – калошей
(да, именно – обыкновенной советской старой калошей), –
Но эти четыре года – мы были втроем с тобой.

... Я просыпаюсь утром в постели, отяжелевший,
всё ужасно болит:
шея, спина, руки.
– Какого хрена, – спрашиваю, – мучать меня любовью,
когда мне надо о пенсии –
думать.
(Желательно персональной.)
- До свиданья, – кричат на площадке друг на друга соседские дети.
До свиданья, – я отвечаю.
И действительно «до свиданья».
Потому что с утренней елкой, с самой лучшей елкой на свете
не бывает на самом деле ни прощания, ни разлуки.

Ну а в сумерках (хоть я, конечно, знаю, что в сумерках
спать нельзя)
я забираю с собой на кровать собаку
и тебя к себе забираю:
два тепла, шебуршащихся рядом,
шумно думающих тепла
(достаточно туповатых, надо сказать, тепла)
это слишком смешно для счастья – и я, вздрагивая, засыпаю.

...Посмотри, сколько разной чуши, ерунды золотой и нарядной
висит на убитой елке: облепиха, Урал, Алтай,
и Россия висит на ветке, и синий шар Амстердама,
и дворник скребет лопатой, и яблоко – Индокитай.

Хорошо, что еще на свете
остается – так елок много
да и если немного осталось): одиноких, двойных, тройных.
Как сказал Сашин тесть перед смертью: «Дайте ложечку Нового года»
(вот именно так и сказал: «Дайте ло-жеч-ку Нового года»)
приложился к шипучей ложке, удостоверился – и затих.

По-моему, замечательно. По-моему, всё – замечательно,
и то, что умрем, – замечательно, и то, что живем, – хорошо.
... на елке висит и качается ушастое ваше сиятельство,
щенячее наше сиятельство, доказанное рождество.