Бородино

Рекламная кампания предстоящего события была шумной и агрессивной. Поэтому запись на бесплатные дебаты двух популярных литераторов на Винзаводе была закрыта в течение дня. На предполагаемые 500 мест записалось около 700 желающих, да еще и прессы 300 человек.

Французы в Москве

Уэльбек, поддерживаемый Пархоменко, раздавал автографы, пока и его не увели

Устроители обещали яростную и непримиримую дискуссию. Ну а как же! Бегбедер – гламурный, лощеный говорун обо всем на свете. Уэльбек – мрачный, молчаливый, долго размышляющий над каждым словом.

Один с лихвой описывает внешний мир, наполненный рекламой и глянцевой красотой, второй скрупулезно выстраивает внутренний, состоящий из деструкции и неизбежного личностного краха.

Вопросы, заявленные к обсуждению, заранее настраивали на столкновение. «Каково различие коммерческой литературы и элитарной», «Победит ли кино литературу», «Каким должен быть современный писатель».

Понятно, что на такие общие вопросы и ответы должны быть общими, но понаблюдать за процессом спора было бы интересно.

Около Винзавода стояла огромная толпа. Таких очередей и давки «за искусством» не было давно. Охрана пропускала небольшими порциями, сверялась со списком, жестко отказывая тем, кого в нем не было. Даже если бы Бегбедер не опоздал на полчаса, начать вовремя было бы невозможно из-за такого наплыва публики.

Переводчик тоже опаздывал, застряв в пробке, поэтому роль ведущего взял на себя главный редактор издательской группы «Аттикус» Сергей Пархоменко*, хорошо знающий французский язык. Бегбедер не преминул сразу сорвать аплодисменты и смех фразой: «В России всегда не хватает переводчиков, зато очень много фотографов». И правда, разглядеть писателей на сцене было невозможно из-за обступивших их фотографов и операторов.

Чтобы с чего-то начать, Пархоменко спросил: «Почему вы приехали в Россию, что для вас наша страна, какую роль играет в их жизни?»

– Я люблю Россию, – ответил Бегбедер, – но, наверное, не настоящую, а Россию моих снов, фантазий, мечты. Как романы XIX века.

Пытаясь сразу задать тон дебатов, Уэльбек тут же спросил Бегбедера: «Ты про Раскольникова знаешь хоть что-нибудь?»

– Да, Мишель, да, – томно ответил Бегбедер на русском языке, кокетливо поправляя подушечку на диване.

– Раскольников, – продолжал монотонно Уэльбек, смотря в одну точку, – персонаж, который больше всего поразил французов. Они уверены, что в России все задают такие же вопросы, мучаются метафизикой и у всех в голове творится то же, что и у Раскольникова. Если у французов спросить, что такое русская душа, то, скорей всего, они тут же скажут про Раскольникова.

– Я тоже люблю этого персонажа, – радостно взмахнул руками Бегбедер, – нахожу в нем что-то важное для себя. Человек, разрываемый алкоголизмом, проститутками, отчаяньем. В таком состоянии он путешествует по Санкт-Петербургу, Москве. Надо признаться, что у нас много штампов на ваш счет, поэтому все претензии к Достоевскому. Булгаков гораздо менее реалистичный, чем классическая русская литература. Про нас с Мишелем говорят как про реалистов, почему-то. Таким образом, в литературном смысле мы живем вроде как в XIX веке.

– И вообще, – оживился вдруг Уэльбек, – я удовлетворен тем, что XX век наконец кончается. Время от времени я произношу провокационные вещи и вот скажу снова: XX век не произвел ничего такого особенного по сравнению с XIX веком.

– Кроме нас, – опять пококетничал Бегбедер.

Уэльбек – мрачный, молчаливый, долго размышляющий над каждым словом

– Да, конечно, – улыбнулся Уэльбек, – чтобы спасти репутацию этого века надо поговорить о нас с тобой. Вот пример, что никогда не нужно отчаиваться, всегда найдешь что-нибудь хорошее, по крайней мере, найдешь какого-нибудь француза.

– А я должен отдать должное Мишелю, – продолжал смеяться Бегбедер, – который таким образом спас сейчас всю французскую литературу.

– Что такое Уэльбек для тебя, Фредерик? – спросил Пархоменко.

– Это мой старший брат, – не секунды не думая, воскликнул Бегбедер, схватив за руку Уэльбека, и попросил принести водки.

– Согласен, а это мой младший брат, – ответил ему Уэльбек, но, видимо вспомнив, что они находятся не на вечеринке, а на дебатах, продолжил: – Время от времени ты выглядишь довольно злым человеком. Я много читал злобные замечания критиков о тебе, но самой справедливой фразой, была: «Бегбедер играет в «Лего» со своим эго». Но мне кажется, эта фраза отражает значительную часть того, что есть во всей французской литературе.

– Главная литературная проблема во Франции – это нарциссизм, – Бегбедер стал немного серьезным, видимо его задели слова Уэльбека. – Огромное количество писателей считают, что если они пишут о человеческих страданиях, то это означает, что они талантливы. На самом деле это шантаж, да и наплевать всем на твои страдания, нужно просто хорошо писать. Французский роман очень пострадал от этого эгоцентристского уклона. Может, поэтому мы здесь и находимся, потому что именно русский роман позволяет нам вернуться к повествованию.

– Русский роман интересен наличием литературной эрудиции, которой не хватает во Франции, – грустно сказал Уэльбек.

И тут принесли водку. Бегбедер подхватил бутылку, чуть подержал в руках, позируя фотографам, и разлил по бокалам. Уэльбек и Бегбедер чокнулись и выпили. То ли за русский роман, то ли за французскую литературу. Не закусывая и не запивая.

– И вообще, во Франции нас не любят, – откашлявшись, сказал Уэльбек и налил себе еще раз.

Повышая градус

На эту тему
• Фредерик Бегбедер: «Москва похожа на Париж 1920-х»
• Виктор Топоров: Бог не фраер
• Харри Мюлиш: «Реальность второстепенна»
• Дэвид Хоффман: «Меня спрашивали: книга об олигархах или преступниках?»
• Лабиринты Алена Роб-Грийе

Дальнейшая дискуссия всё больше и больше теряла смысл и ритм. Писатели выпивали, особенно Уэльбек, почему-то подливая себе под столом. Пархоменко уступил место подошедшему переводчику и, отсев в сторону, зачитывал записки из зала.

Переводчик с удивлением смотрел на выпивающих литераторов, не успевая переводить. Поэтому было ощущение, что большая часть разговора остается за кадром. Впрочем, писатели сами не давали ему воздуха, беспрерывно что-то говоря меж собой, смущая переводчика выкриками «п…да», что было переведено как «некоторые женские органы».

Вопросы из зала отбирались смешные и абсурдные, явно непонятные французам. Чего стоит вопрос: «Вы за белых или за красных»? Конечно, ни Уэльбек, ни Бегбедер, будь они даже трезвыми, не смогли бы на него ответить.

Спрашивали о Путине, о Саркози, почему от последнего ушла жена. Бегбедер посоветовал искать ответ в «Анне Карениной», добавив шепотом: «Она полюбила другого».

Пархоменко, взяв на себя роль конферансье, зачитал записку, написанную на чеке, начав с перечисления купленных продуктов: клюква сушеная, йогурт, молоко, креветки, сигареты. Выждав паузу, перевернул чек и наконец прочитал сам вопрос: «Доводилось ли вам когда-нибудь смотреть на реку?». Зал взорвался смехом, и криками «браво».

Уэльбек и Бегбедер не поняли, почему зал смеется, также как и не поняли восточной направленности вопроса о созерцании, лишний раз подтвердив различие западного и восточного мышления, стали отвечать нечто невообразимое.

– Самые большие реки, которые я видел, это русские реки, – еле сфокусировавшись, сказал Уэльбек. – У вас очень большие реки. В плане рек вы непобедимы. Но прежде чем умереть, нужно посмотреть на Амазонку. Я понимаю, почему русские так волнуются насчет рек, наверное, потому что у них нет моря. А море более мощное, чем река.

– Мне понравилась Волга и Нева, – поддержал товарища Бегбедер. – Вообще тема рек нам близка – мы речные писатели и часто пишем про всякие речные дела. Кстати, Нева зимой белая, как будто река из йогурта.

Спрашивали про отношение к клонированию. Уэльбек сказал, что предпочитает традиционный способ создания себе подобных как более приятный. Бегбедер же опять стал развивать любимую тему, мол, клонирование – это пластическая хирургия и реклама, поэтому столько одинаковых красавиц.

Молодой человек из зала спросил, возбуждаются ли они, когда пишут сексуальные темы. Писатели радостно ответили, что да, возбуждаются, поинтересовавшись, возбуждаются ли читатели.

Пархоменко продолжил веселье, зачитав записку из зала: «Правда ли, что вы приехали в Россию к своим внебрачным детям?»

Бегбедер засмеялся, сказал «спасибо» по-русски и отказался отвечать. Уэльбек, не попадая сигаретой в рот, сказал: «Мы приехали для того, чтобы признать здесь детей, которых мы сделали вместе с Достоевским. В этом я вижу возвращение долгов».

Последний вопрос задала девушка из зала: «Мир действительно так плох, как предстает со страниц ваших романов?» «Да», – кратко ответили оба писателя и снова выпили.

Дальше герои «дебатов» уже не могли говорить, и вечер был завершен. Бегбедер тут же убежал куда-то, а Уэльбек, поддерживаемый Пархоменко, раздавал автографы, пока и его не увели.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом