На фоне Сэлинджера

Трудно сказать, что тут было важнее: то ли ее лихой герой Холден Колфилд, бесшабашный и насквозь насмешливый, то ли его философия пофигизма, то ли небывалый, совершенно революционный русский язык – язык не оригинала (мало кому в те годы доступный), а перевода.

Умолкнувший гений

Обложка книги Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»

Американский подросток, говорящий так, что ему веришь, – для этого нужен был гений московской переводчицы Райт-Ковалевой, о которой недаром было сказано: «Кто сейчас по-русски пишет лучше всех?» – «Рита Райт-Ковалева».

Вся литературная жизнь Сэлинджера укладывается в несколько строк. За одиннадцать лет до появления единственного романа – первая публикация рассказа «Молодые люди» (журнал Story). В 51-м же году, следом за «Над пропастью во ржи», вышел сборник «Девять рассказов». С середины 1950 годов вышли еще четыре повести в журнале New Yorker. С 65-го года не печатался, и его молчание стало своего рода легендой. Даже больше чем легендой – некой моделью для подражания или отрицания. Пример последнего явил летом прошлого года со страниц «Известий» Ник Перумов, титулованный писатель-фантаст: «…уйти с рынка нельзя, есть определенные законы, которым автор должен следовать, если он хочет оставаться на слуху. Это не значит, что немедленно нужно бросаться что-то писать, но молчание не может затягиваться надолго. Нельзя молчать 25 лет, как Сэлинджер. Иначе пропадает контакт с читателем, и писатель превращается в бумагомараку, который удовлетворяет собственные амбиции, а не говорит с людьми на волнующие их темы».

Симпатично то, что даже молчащий Сэлинджер действует на нервы рыночным литераторам.

Равнение на Колфилда?

Обложка книги Юрия Трифонова «Дом на набережной»

Для русскоязычного читателя докапиталистического периода роман имел особое обаяние: этот проклятый буржуазный мир, эта невиданная свобода. 16-летний подросток сидит в барах, выпивает, может снять номер в гостинице, заказать проститутку… В конце концов, кепка козырьком назад! Кока-кола, наконец! Причем тут «грядущее освобождение человечества из-под гнета эксплуататоров» или «пробуждение в молодых душах одинаковой ненависти к войне, к угнетению человека человеком» (из предисловия Р. Райт-Ковалевой ко второму изданию 67-го года. Иначе и быть не могло). Какой же независимый этот Холден Колфилд, как многоцветен мир.

Подростки из «Дома на набережной» Юрия Трифонова появились спустя двадцать пять лет после героев Сэлинджера, но в сравнении кажутся старичками: опасливы, слишком много понимают и всему знают цену. Самые страшные события из их жизни описаны буднично, как будто в серых красках – в тон окружающему миру.

«Буржуазный» кайф перестал быть недоступным, а «Над пропастью во ржи» выдерживает переиздания и даже не думает сходить со сцены. И все нынешние книги о так называемом молодом герое невольно оказываются на фоне Сэлинджера. Вот, к примеру, образец последнего времени – книга некоего Вадима Эм-1 «Аська ин лав, или Студентка зарабатывает сама» (М.: АСТ; СПб: Астрель-СПб, 2006. Серия «Студенты»).

Впечатляющее начало: «И вот, как только проставилась «винда» на очередной машине…» Герои, однако, ровесники героя «Над пропастью во ржи». Формальные ровесники, разумеется. Фактически нас пытается развлечь горстка скучнейших героев, которым по умственному развитию и трех лет не дашь (детская непосредственность тут ни при чем). А сэлинджеровский герой убивался: «…иногда я держусь, будто мне лет двенадцать. Так про меня все говорят, особенно отец. Отчасти это верно, но не совсем. А люди всегда думают, что они тебя видят насквозь. Мне-то наплевать, хотя тоска берет, когда тебя поучают – веди себя как взрослый. Иногда я веду себя так, будто я куда старше своих лет, но этого-то люди не замечают. Вообще ни черта они не замечают». Зря огорчался Колфилд – вот у Вадима Эм-1 герои постоянно выглядят малолетними и не огорчаются. Огорчается читатель, вспоминая русский язык Райт-Ковалевой и читая русскоязычную «Аську»: «Не дотумкал предок, что на винте-то личной инфы зашхерено немерено. И теперь эта инфа станет достоянием какого-нибудь сопливого юзера!»

Сюжет Вадима Эм-1 должен бы напоминать сэлинджеровский (первокурсника исключают из института), но, увы, не напоминает. «Аська», может быть, – для компьютерных маньяков, которые не читают по определению. То есть – книга ни для кого. Нормальному читателю даже с минимальным культурным багажом там делать нечего.

Что-то у них с возрастом

Обложка книги Олега Севостьянова «Bull’s Eye. По ту сторону мушки»

Бывает наоборот: герой вроде помладше Колфилда, а ведет себя как почтенный муж со спецназовской закалкой. Четырнадцатилетний Рик (Олег Севостьянов. «Bull’s Eye. По ту сторону мушки». – М.:РИПОЛ Классик, 2006. Серия «Поколение ХХL»), потерявший семью в гражданской бойне, не просто ходит по улицам с арсеналом оружия, которым гордился бы любой профессионал, но и еще имеет свой «арсенал» – подземный склад оружия, которого хватило бы… Но это все не важно. Это просто не литература. Может быть, тема для диссертации «Современные нелитературные жанры в литературе».

А вот двадцатилетние малолетки. Отстаивают свою независимость в этом мире (конечно же, несовершенном и фальшивом), путешествуют автостопом, ночуют на «вписке» (такие квартиры для братства автостопщиков): «На “вписках” встречаются единомышленники, люди с одними взглядами на жизнь – а значит, ради такого и полночи убить не жалко. Тут и горькое просроченное пиво сахаром будет казаться!..»

Таков предел мечтаний. Впрочем, нет, не предел. Можно еще так: «Мне нужен не банальный парень. Мне нужен особенный. Как бы это сказать... С крыльями, вот!»

Невозможно представить, чтобы герои Сэлинджера залепетали подобным образом. Это лепечут герои повести «Бледный город» Игоря Савельева (повесть печаталась в «Новом мире», вошла в шорт-листы премий Ивана Петровича Белкина и «Дебют»).

В майском «Знамени» вторая публикация Савельева – цикл рассказов «Вельтская площадь»: тоже молодежь, правда, не автостопщики (дорожная романтика накрылась), но – Савельев сделал шаг (навстречу читателю – издателю?) в сторону сюжетности. Однако ни глубины, ни «самости» в его героях не появилось: все тот же пофигистский инфантилизм в коротких штанишках.

В общем и целом получается, что герой Сэлинджера старше (не формально конечно, формально он бывает младше) современных нам литературных тинэйджеров – умнее, сложнее. То ли молодежь мельчает, то ли литераторы. Или проекты типа премии «Дебют» заставляют гнать бессмысленные волны прозы, в которой пишущий именно и делает ставку на свою дебютность, на привлекательность имиджа племени младого, незнакомого.

Никита vs Холден

Игорь Савельев

Небольшой простонародный эксперимент. Возьмем одно из типовых сочинений, любезно предлагаемых в Интернете нерадивым школьникам. Вместо сэлинджеровских реалий поставим савельевские.

К примеру, среди автостопщиков Савельева есть герой Никита Марченко – потомственный интеллигент, замученный тяжелой, фальшивой и неумной атмосферой семьи. Итак.

«Я познакомилась с творчеством выдающегося (неизвестного, молодого) американского (российского) писателя Джерома Дейвида Сэлинджера (Игоря Савельева)… Читая роман (повесть), я увидела перед собой одинокого, полностью предоставленного себе подростка (юношу), в душе которого происходит борьба. Конечно, у Холдена (Никиты) есть родители (дед-академик, филологи папа-мама), и они любят его, но понять сына не могут. На их взгляд, дети должны быть сыты, хорошо одеты и получить достойное образование, и этому они посвятили свою жизнь. Но, на мой взгляд, этого недостаточно. Холден (Никита) один из первых (ну, может быть, вторых или сто вторых?) увидел порочность американского общества пятидесятых годов (нашего общества постсоветского периода), его угнетает дух обмана и недоверия между людьми, поэтому мальчик (юноша) возмущается «показухой» и «липой», которые окружают его. Холдену (Никите) приходится тяжело в его одинокой борьбе против лжи (Никита и правда отличается от остальных автостопщиков, его неохотно берутся подвозить), он страдает, потому что все его надежды жить по законам справедливости обречены на неудачу. Он не хочет учиться, чтобы после быть «пронырой» и «работать в какой-нибудь конторе, зарабатывать уйму денег и ездить на работу в машине или в автобусах на Медисон-авеню (на Литейном), и читать газеты, и играть в бридж (смотреть «Секс с Анфисой Чеховой») все вечера, и ходить в кино...» — такой видит Холден (Никита) жизнь обеспеченных американцев (русских среднего класса), бессмысленной и бессодержательной, и поэтому он не принимает ее...

Больше всего на свете Холден (Никита) боится стать таким, как все взрослые, приспособиться к окружающей лжи, поэтому он и восстает против «показухи»… Сэлинджер в романе «Над пропастью во ржи» (Игорь Савельев в повести «Бледный город») делает печальный вывод: молодое поколение США (России) находится на краю обрыва, с одной стороны которого находится жизнь по законам справедливости и добра, а с другой – пропасть лицемерия и зла. Холден (Никита), по-моему, один из тех немногих людей, которые не дают целому поколению американцев (русских) упасть в эту пропасть безнравственности.

На эту тему
• «Унесенные ветром» справляют юбилей
• Главная блондинка планеты
• Леннон, Высоцкий, Дассен: три цвета времени
• 30 лет в игре
• Юбилей Ларса фон Триера
• День рождения мороженого

На меня роман Сэлинджера (повесть Савельева) произвел(а) огромное впечатление, и я полностью поддерживаю идеи Холдена (Никиты): нельзя жить в атмосфере лицемерия, самодовольства, безнравственности, нельзя быть равнодушным».

Речь, конечно, не о плохом качестве типовых сочинений и не о том, что Савельев (мог быть другой автор) и Сэлинджер близки. Просто в трактовке «для всех» Сэлинджер свален в общую могилу. Но одна из самых привлекательных черт Сэлинджера – он как будто запрограммирован или на горячую любовь или на горячее непонимание.

А у наших соотечественников-современников – температура нормальная. Комнатная.