Для России – при всей важности и нужности Сирии – важно не столько снова освободить Алеппо, сколько извлечь из нынешнего успеха боевиков ряд важнейших уроков. Первый в том, что заморозка войны не приводит к победе.
5 комментариевУроки рисования
Написан роман, обреченный стать событием
Для того чтобы это понять, достаточно посмотреть на два огромных пухлых тома, общая сумма страниц которых тысячи полторы, если не больше. Первая мысль, которая возникает у читателя, – «люблю толстые фолианты, но до такой ли степени?».
Но начинаешь читать – и понеслось. Описывается самое интересное: художественная среда Москвы, перестройка, 1985 год, знакомые все лица. Фамилии изменены, лица узнаваемы. Гриша Гузкин – это Гриша Брускин? А кто этот профессор Соломон Рихтер, автор книги о Пикассо с предисловием Эренбурга? Надо заглянуть в Google. Чернобородый лидер нового искусства Леонид Голенищев – Леонид Бажанов? Мыслитель Пайпс-Чимни, автор исследования о России «Крест и топор», вылитый Биллингвуд, директор библиотеки конгресса.
Почему художники больше не рисуют?
Художник и писатель Максим Кантор (www.persona-magazine.ru) |
Десятка страниц не прочитал, а уже весь горишь, смеешься, читательское сердце бьется узнаванием. Семен Струев, лидер второго авангарда, – неужели Илья Кабаков? Вот он подводит Дюрренматта к своей картине, вернее, к чистому холсту, на котором написано: «Где Катя? Ее нет. Где Максим? Его нет. Где Лена? Ее нет. Может быть, и не было никого?» А Дюрренматт говорит: «Это лучший групповой портрет, который я видел, – невидимое присутствие».
В приглашении клуба «Билингва» на презентацию романа напечатано: «Это роман о Вас, уважаемый (ая)» – и вписано большими буквами «Игорь Шевелев». Отнесся скептически, а вишь ты.
А гости на выставку все прибывают, послы, известный экономист Владислав Тушинский, автор статьи «Как нам изменить Россию в 500 дней», ну, это понятно. Надо, наверное, всех выписать столбиком в виде «ключа к роману». А вот инструктор ЦК по идеологии Иван Михайлович Луговой по прозвищу Однорукий двурушник… Да только что читал о нем в журнале, как же его звать-то?
Э какая интересная жизнь намечается на ближайшее время чтения.
Ближе к одиннадцатой странице, узнав буддолога Бештау-Пятигорского (смешно), шумного фотографа Льва Горелова-Мелихова, другого, третьего, понимаешь: «вся Москва» будет читать это, обиженная, когда найдет о себе, и смертельно оскорбленная – когда не найдет.
Вот она, фиксация времени: сегодня Горбачев позвонил в Горький Сахарову и тут же предложил Тушинскому сотрудничество по изменению России.
Такие дальние и близкие 90-е…
Максим Кантор (фото Лев Мелихов/www.maximkantor.com) |
Как вспоминается прошлое двадцатилетней давности?
Сатирически или с ностальгией.
Тут и спор о России. Автор, сын и брат известных философов, мыслителей, не может не перебрать со знанием дела все наличные умственные стратегии, приведшие, как оказалось, к плачевному результату. Надежды на возрождение привели к кризису – идей, искусства, интеллигенции. Да и сама горделивая фигура художника-творца растворилась без следа в новых «стратегиях» перформансов и инсталляций.
Главный художник нового авангарда, за которым угадывается Илья Кабаков, попадает в кабинет партийного босса, переспав с его супругой, и видит карту родины, поделенную кремлевскими мечтателями между собой, – со столбиками огромных сумм, которые деление принесет каждому из них.
«Учебник рисования» – не просто скандальный роман с легко узнаваемыми персонажами, любовными историями, размышлениями о России и мире, стыке времен и неотвратимости судьбы.
Это еще – прочтите название – учебник рисования, роман о романе, школа мастерства: подготовка холста, правильная поза художника, умение смешивать краски, сочетание света и тени, работа с натурой.
В романе Максима Кантора, как в жизни, есть все – сатира и публицистика, летопись и трактат, нетленка и бытовуха. Тут и актуальный художник Сыч, скандальный перформанс которого с хорьком перешел в стабильные семейные отношения.
И редактор «Европейского вестника» Витя Чириков, продолжатель Карамзина, – как выпрашивал он бабки у инструкторов ЦК, так и выпрашивает до сих пор, только вывески поменялись. И создатель газеты «Бизнесмен» Василий Баринов, который напрасно пытается облапошить все более матерых своих покровителей. Ну а то, что министр культуры Аркаша Ситный и его помощник Шура Потрошилов распродают культуру по частям и оптом, навязывая музеям «черные квадраты», это мы, кажется, и в газете «Завтра» читывали.
Огромный объем произведения требует все новых средств для поддержания занимательности. Ведь чтобы такое даже пролистнуть, надо иметь спортивный разряд. Примерно к трехсотой странице задумываешься о дальнейшей судьбе – своей, читательской, книги.
Для европейского читателя и этот объем уже давно перебор. И тут оказывается весьма кстати рассуждение «учителя рисования» о формате произведения. Как художник Максим Кантор тоже отличался размерами холстов, но там хотя бы дверь зала диктует ограничения. А как автор учебника он выступает за великие произведения, не ухватываемые единым взглядом и даже пониманием, – таков исторический масштаб описываемых событий. К тому же если давно за границей, то и лимит времени неограничен.
- Японцы, армяне и Братков
- Галерист на галерах
- Мифология «Кока-колы»
- Леннон, Высоцкий, Дассен: три цвета времени
- Достояние империи
- День Моцарта
О деньгах в книге много, но гораздо меньше, чем об идеях. К шестисотой странице понимаешь, что текст бесконечен. В последнее время такие фолианты выпускают бывшие олигархи и ушедшие на покой банкиры. Все сильнее хочется посмотреть на человека, который сможет все это прочитать до конца. Испытываешь эффект, как если бы этими же книгами – да по голове! Поскольку книга печатается в авторской редакции, то подозреваешь, что и редактор не обязан был все это прочитать.
И вот, наконец, видишь рецензию, автор которой прочитал книгу за неделю. Книга его перепахала, как «Что делать?» вождя мировой революции, он понял, как устроен мир и что время великих русских романов – после «Мастера и Маргариты» и «Доктора Живаго» – отнюдь не прошло.
Уф, ну все.
Автор книги «Учебник рисования» сетует, что живопись исчезла на его и наших глазах. Теперь, кажется, я задумаюсь, не прошло ли время отказаться и от чтения.