На пограничной полосе

- Андрей, на какие языки переведены твои книги?
- Честно говоря, все не помню, постоянно что-то забываю... Могу забыть. Но если на вскидку, то на английский, немецкий, голландский, иврит, итальянский, португальский, испанский, литовский, турецкий, украинский (!), китайский, японский, французский. В прошлом и в этом году вышли первые издания на польском, японском, хорватском, исландском, датском и сербском языках. Всего же на сегодняшний день книги переведены на 30 языков.

- Нужно отметить, что все твои книги выходили на Западе отнюдь не пробными тиражами, как это принято, в одну-две тысячи экземпляров. Нередко твои романы становились бестселлерами, каков их совокупный тираж?
- Точных данных по отдельным тиражам у меня нет, а общий тираж приблизился к четырем миллионам. Немецкое издание «Пикника на льду» выдержало одиннадцать тиражей, так что речь идет о полутора сотнях тысяч экземпляров. Французское издание разошлось на сегодня тиражом около 90 тысяч. В Японии за прошлый год вышло восемь тиражей «Пикника на льду» по 10 тысяч экземпляров каждый. Самые успешные издания – немецкое, английское и французское.

Обложка книги «Пикник на льду» (www.ozon.ru)

- Как же все это начиналось? Что послужило началом успешного международного бренда «Курков»?
- Предыстория моя проста. Начиная с 1980 года я писал романы и по окончании каждого готовил пакет с аннотацией, автобиографией и несколькими главами из текста (это для зарубежных издательств) и рассылал по адресам зарубежных издательств.

К 1997 году у меня накопилось около 500 отказов. При этом далеко не все издательства вообще отвечали. В 1997-м я окончил роман «Пикник на льду» и отправил несколько десятков писем с описанием романа и двумя главами в пробном английском переводе. Три издательства захотели прочитать русский вариант.

К тому времени книга уже вышла, и я ее отправил почтой в три издательства – в Швецию, Австрию и Швейцарию. Через две недели швейцарское издательство «Диогенес» прислало мне факсом контракт. Год спустя «Диогенес» купил у меня мировые права на все, что я написал, за исключением издания на русском и украинском языках. С тех пор они издают каждый год мою новую книгу в переводе на немецкий и успешно продают права на книги другим зарубежным издательствам. На сегодняшний день в переводе на немецкий вышло шесть книг, и уже подготовлены две следующие.

- Скажи, вот эта рассылка синопсисов своих романов, которая привела к успеху... Ты бы мог посоветовать начинающим авторам идти тем же путем? Насколько такая технология может быть типичной?
- Эта технология, возможно, и не типична, но очень эффективна. Каждый автор ждет, что однажды его возьмут за руку и поведут к всемирной славе. Но обычно никто не приходит. Если же автор регулярно навязывает всем новости о своем творчестве, то его ожидание успеха более оправдано. Ведь даже получение письменного отказа уже есть предзнаменование будущего успеха. Как это ни странно, но письменные отказы только закаляли меня, доказывая, что на мои тексты есть реакция, но пока что она отрицательная. Было бы хуже, если бы не было никакой реакции.

Все эти синопсисы и рукописи я рассылал более 15 лет, так что в конце концов так закалился, как герой Николая Островского. Помню, что когда мне прислали по факсу первый контракт, я был отчасти в растерянности, осознавая, что борьба за собственное имя в литературе, к которой я так привык за долгие годы, закончилась. В принципе, я бы посоветовал молодым прозаикам попробовать повторить мой опыт. Как минимум они станут менее ранимыми и более самоуверенными, а эти качества прозаику просто необходимы для творческого выживания и психологического иммунитета.

- Какими достижениями этого сотрудничества ты гордишься?
- За это время моя французская переводчица Натали Амержье получила Национальную премию Франции за лучший художественный перевод книги иностранного автора (Роман «Пингвин», оригинальное название – «Пикник на льду»), а английское издание этого романа попало в короткий список претендентов на Best Foreign Fiction Independent Prize (Лондон).

Романы «Пикник на льду», «Приятель покойника» и «Добрый ангел смерти» побывали в первых десятках бестселлеров в Австрии, Германии и Швейцарии. Мой последний изданный роман «Последняя любовь президента» номинировался в этом году на Премию за лучший иностранный роман, изданный во Франции.

- Как складывалась судьба твоих книжек на родине? И в России, ведь ты пишешь на русском языке?
- На Украине и в России издано двенадцать книг прозы и пять детских книжек. Кроме того, по моим сценариям снято около двадцати художественных, документальных и телефильмов, включая фильм «Яма» (по мотивам повести А. Куприна, с Т. Догилевой и Е. Евстигнеевым в главных ролях), «Приятель покойника» (Украина–Франция, 1997 г.), «Елисейские поля» (Украина, 1994 г.). На Украине после успеха за рубежом книги продаются очень хорошо. Но и сам я прилагаю к этому усилия, постоянно выезжая в большие и малые города с выступлениями.

- С чего ты начинал? Я имею ввиду, какие романы были первыми?
- «Любимая песня космополита», так же как и «Не приведи меня в Кенгаракс» и «Нападение», были для меня первыми серьезными текстами, и я в то время полагал, что и дальше буду писать нечто подобное. Правда, потом меня увлек «Бикфордов мир», который я писал четыре года с огромным, но трудным удовольствием.

Обложка книги «Последняя любовь Президента» (www.ozon.ru)

Этот роман получился самым сложным и самым, должно быть, полновесным с профессиональной точки зрения. Он должен был выходить в издательстве «Текст» у Бабенко одновременно с первой книгой Пелевина. Со мной были подписаны контракты, я даже получил аванс. Но потом «Текст» решил меня не издавать.

И я взял в Киеве 15 тысяч долларов у двух знакомых молодых бизнесменов и в 1993 году издал этот роман (25 000 экз.) и детскую книжку «Сказки про пылесосика Гошу» (50 000 экз.). Сам делал все, вплоть до поиска грузовиков с открытым кузовом и до скатывания 400 кг. рулонов бумаги с железнодорожных вагонов в этот открытый кузов.

В общей сложности у меня ушел год на то, чтобы издать и продать (в одиночку) все эти книги. Но результат был обнадеживающий. «Бикфордов мир» попал в первый длинный список русского «Букера», отрывок напечал «Огонек», Кабаков упомянул роман в «Московских новостях». Правда, общая усталость после года издательско-книготорговой деятельности ощущалась еще долго.

Следующий роман «География одиночного выстрела» я писал с перерывами лет семь. И после этого понял, что такими романами, во-первых, я не заработаю на жизнь, а во-вторых, уйду навсегда от массового читателя.

Поэтому я раздвоился и, продолжая думать о большой и сложной форме, стал писать сюжетные романы и повести, в которые вставлял максимум элементов из другой прозы (некоторый исторический и иной сюрреализм, абсурд, черный юмор и неразборчивое человеколюбие). Сам для себя я определял и определяю до сих пор, что «работаю» на контрольно-следовой полосе между реализмом и сюрреализмом, который является в действительности логическим продолжением нашего «реализма».

- Андрей, как так получилось, что при феноменальном успехе на Западе ты совершенно неизвестен в России?
- В Москве мне много раз говорили: переезжай сюда, иди дворником, попадешь в московский контекст, будешь пить с кем надо, и все пойдет. Я этого не сделал. Надо сказать, не жалею. Это, видимо, объяснение только отчасти.

Но присутствие фамилии в литературном российском контексте прежде всего связано с физическим присутствием владельца фамилии. Писателя принимают в свои ряды часто как «хорошего парня», а не как хорошего писателя. Отсутствующих не судят по текстам, а судят по их отсутствию. Вот и меня, должно быть, так. Когда слышат фамилию (как мне рассказывали о некоторых маститых, всключая Чупринина из «Знамени»), хмурятся, отмахиваются и говорят: «Да это мистификация какая-то. Нет такого писателя!» (может, подразумевается: «Нет в Москве, а значит и нигде»).

Мне даже нравится порой: меня нет, а в Норильске, Владивостоке и Анадыре книжки мои продаются. Тихо продаются, без рецензий, без рекламы, без упоминания автора.

- Западная пресса сравнивает тебя с Кафкой и Гоголем. А какие еще сравнения и критические формулы возникают? Что из них кажется тебе наиболее точным?
- Сравнивали в Англии несколько раз с Дюрренматом. Он мненравится, но я, честно говоря, не понимаю этого сравнения. Более банальные и универсальные сравнения с Булгаковым. С Куртом Тухольским, которого я не читал, так что и комментировать не могу. Я бы, наверно, был польщен, если б сказали, что мои тексты – это результат «скрещения» видения, атмосферы, приемов и стилей Андрея Платонова, Кнута Гамсуна и Максима Горького. Но этого не скажут, а если скажут, то вряд ли это окажется чем-то похожим на правду.