Михаил Бударагин: Попрощаемся с Матерым

Распутин – фигура заведомо историческая, эпическая, его проходят в школе, но в актуальном словаре повседневности его нет. Никто не говорит о нем, как о Пелевине или Сорокине: «Знаешь, читал тут Распутина, вот не согласен с ним, городит не пойми что». Нет, он – совсем не про то.

Распутин мучительно актуален и по сей день

Обманчивая простота текстов Валентина Григорьевича вынуждает относить его к «деревенщикам», куда свалены вообще все, вплоть до гениального Василия Шукшина, который куда лучше понимал как раз городских. Весь путь покойного словно бы нарочито убеждал читателя: да, да, там будет про русский народ, срочно закройте, скуууука.

Нет, конечно, Распутин очень интересен и мучительно актуален и по сей день. Он одним из первых понял, как именно в Россию вернется вера и какой она станет.

В его главном тексте, романе «Прощание с Матёрой», есть потрясающий эпизод, который объясняет в нашей современности если не все, то очень многое.

Конфликт в романе прост: из-за строительства гидроэлектростанции необходимо расселить деревню. Жителям предоставят жилье (на дворе – самый зенит позднесоветской эпохи, можно было позволить себе широкие жесты и человеколюбие), все, казалось бы, хорошо. Но старухи не хотят уничтожения деревни, потому что могилы предков они забрать не могут. Все бы увезли, а покойников не выкопаешь, кости не перетащишь.

И все можно было бы исправить, если бы не очень важное пояснение. Звучит оно вот так: «Ей (главной героине романа, старухе Дарье – прим. ВЗГЛЯД) представилось, как потом, когда она сойдет отсюда в свой род, соберется на суд много-много людей - там будут и отец с матерью, и деды, и прадеды - все, кто прошел свой черед до нее. Ей казалось, что она хорошо видит их, стоящих огромным, клином расходящимся строем, которому нет конца, - все с угрюмыми, строгими и вопрошающими лицами. И на острие этого многовекового клина, чуть отступив, чтоб лучше ее было видно, лицом к лицу одна она. <...> Они спрашивают о надежде, они говорят, что она, Дарья, оставила их без надежды и будущего».

Если бы упрямые старики не хотели переселяться, но ведь не в упрямстве дело. Мертвые встают и смотрят строго и вопрошающе, а на мертвых у советской власти управы не было. Комсомол, партия, краткий курс ВКП (б), надои и тонны стали, плотины и железнодорожные узлы, полет Гагарина и нарочитый атеизм – все пожухло перед этими взглядами, перед совершенно невозможной в стране, где не так давно взорвали храм Христа Спасителя и издавали журнал «Безбожник», силой.

Христианство победили, «боженьку» отменили прямо в апреле 1961-го (раз уж Гагарин не видел, то какой прием против такого-то лома?), а на смену «попам» пришла другая вера, в души предков, в землю и воду, камни и деревья. Древняя, неизвестная, незамеченная, давно отмененная православной церковью, эта вера восстала, как те самые мертвые. Где-то там, в деревнях, в тайге, по стылым речкам и глухим урочищам, она поднялась, окрепла, заговорила голосом сильным, строгим и праведным.

И не было «попов», которые знали и помнили, как нужно воевать с идолами.

«Если в избах есть домовые, то на острове должен быть и хозяин. Никто никогда его не видел, не встречал, а он здесь знал всех и знал все, что происходило из конца в конец и из края в край на этой отдельной, водой окруженной и из воды поднявшейся земле...» – это тоже «Прощание с Матерой».

Вот о чем Распутин – о том, что наше современное христианство еще не стало христианством Христа, оно делится на моду, которую приняли «городские», и на веру, которая не различает Ветхого Завета и Нового. Христианство до сих пор – судьба, души предков, вера, взыскующая истоков от земли (а не от Слова). Именно поэтому – говорю это безо всякого одобрения или осуждения – так важен и неизбежен стал поворот к традиционным ценностям, которые оказались куда своевременней, чем «новое небо» и «новая земля». Это Христос говорит, что нужно «оставить мертвых», пусть они хоронят своих мертвецов, а мертвецы встают и смотрят прямо: мол, куда ты денешься, будешь хоронить, голубчик.

Для христианина вера выше правды, а для героев Распутина – правда выше веры, и спросите себя о том, что же вы выберете, когда такой выбор представится. Достоевский вот предпочел Христа истине, и можно представить, что бы сказали ему на это жители деревни Матёра.

Гороскопы, гадания, домовые – это тоже наше христианство, и сколько священники ни твердят о том, что Луна в Водолее никак не связана с Промыслом, все о стенку горох. Как это не связано? Все ведь со всем связано, всегда было и будет связано, и мир оказывается объяснен, исчерчен, высчитан и безопасен (три раза стучу по дереву, мало ли что).

Валентин Распутин был советским писателем и русским одновременно (так случалось – редко, но все-таки случалось), и именно он увидел, что в тот момент, когда над «строителями коммунизма» начнут потешаться уже совсем откровенно, на смену вере в «светлое завтра» неизбежно придет не Писание, а вера в «чудесное вчера».

Так оно и случилось. Так мы и живем. Мертвые клином смотрят. Теперь Распутин – в их ряду: то же лицо, словно топором вырубленное, тот же взгляд: «Чти!» Мы и чтим.

Не за романы и рассказы. За то, что объяснил, что происходит.