Евгений Крутиков: Игра в шахматы с лошадью

Картину и значение происходящего прямо сейчас не могут в полной мере охватить даже натренированные глаза. Вроде бы понятно, что в международной политической системе случилось что-то настолько важное, что это в ближайшем будущем скажется (а кое-где уже сказалось) на поведении практически всех игроков на планете.

Не наделай киевская хунта такого количества ошибок и откровенных глупостей, еще непонятно, как бы все повернулось

Но картинка в целом по вполне понятным и объяснимым законам аберрации сознания расплывается в тумане. Можно, конечно, привычно сослаться на то, что истинную суть событий через пятьдесят лет найдут историки новых, в том числе и физически новых, поколений, а у современных политологов «картинка смазана».

Импрессионизм вместо классического стиля. Личное восприятие вместо проработки деталей. И это будет верно в метафизическом смысле. «Нам не дано понять» и все такое. Но жить-то приходится сейчас, принимать решения немедленно, опираясь на тот анализ фактов и информации, который предоставляет ныне живущее поколение аналитиков и экспертов.

Причем анализ этот встроен именно в ту систему вертикальных взаимоотношений, которая к этому моменту уже давно сформирована, что бы мы о ней ни думали в своих мечтах об идеальном мире.

Понятно, что сама собой и апокалиптически быстро оформилась новая стратегическая модель ролевого поведения на международном соревновательном поле.

Причем для начала неожиданно выяснилось, что это поле действительно соревновательное, и на нем играют друг с другом, а не в одни ворота, как в 90-е годы. Территория постсоветского пространства перестала быть «зоной свободной охоты», о которой так открыто и с улыбочками рассуждали американские дипломаты еще 10–12 лет назад.

Дипломатическая конкуренция географически вышла за эти искусственные пределы, а в идеологической сфере охватила едва ли не все стороны человеческой жизнедеятельности. Дипломатия XXI века оказалась мертворожденной горгульей, единственное отличие которой от привычных со времени Талейрана принципов и методов – скачкообразный рост технологий, в этом во всем задействованных.

Отсюда и убыстрившаяся скорость принятия решений, и более высокие риски при выборе этих решений, поскольку поток информации опережает возможность человеческого сознания отделить зерна от плевел.

И когда у тебя подряд двадцать сообщений, то не сразу и поймешь, что они все – труха, а их анализ специалистами вызывает желание этих же экспертов перевешать на парадных воротах бесчисленных «центров по изучению стратегии» и «институтов геополитических анализов» или как они еще там называются.

Игра (и методы, и сама ее суть) изменилась. Естественно, вслед мутировала и система ее экспертного обеспечения. Сервильность экспертного сообщества по отношению к западным ценностям и западному стратегическому мышлению перестала быть востребованной, а профессионалов, способных мыслить новыми категориями, не нашлось или нашлись единицы.

Те же 10–15 лет тому назад российское политологическое сообщество формировалось при одной-единственной доминанте – западной политологической науке. Даже не практической методологии, а именно академической или околоакадемической науки. Невозможно найти хотя бы одного политолога или эксперта, ни разу не проходившего стажировку в западных, в основном американских, образовательных центрах.

Это было так же естественно, как дышать, поскольку в РФ таких центров не существовало, как не существовало и специалистов. Не всерьез же рассматривать бывших профессоров научного коммунизма и диалектического материализма, пооткрывавших в 90-е годы «кафедры политологии» по всей стране.

Способствовала этому и система грантов, первооткрывателем которой был Джордж Сорос: его структуры порой даже не требовали какой-либо реалистичной отчетности по всяким программам «продвижения общечеловеческих ценностей». Например, путем проведения в школах Владивостока тематических уроков. А с директоров школ «за долю малую» собирались справки о том, что эти уроки таки были проведены.

На мой даже не вопрос, а просто красноречивый взгляд один из свидетелей этого мероприятия охарактеризовал Сороса и его сотрудников «терпилами безответными», использовав естественную для того периода нашей истории социально окрашенную лексику.

И вот все неестественно быстро перевернулось с ног на голову. Прозападная сервильность времен министра иностранных дел Козырева и советника президента Сатарова перестала быть «мейнстримом» уже довольно давно, но люди-то остались. Они меняли взгляды, подходы, методики оценки информации. Это в целом естественно – меняться со временем под влиянием новой обстановки и новых обстоятельств жизни.

Система забуксовала не столько на персоналиях, сколько сама по себе, на своих конструктивных недостатках. И главный из них – постмодернистский механизм использования экспертных мнений и аналитических заключений в практической политике, когда подбор этих экспертов осуществляется по принципу протекции и личных знакомств.

#{image=788695}Этот механизм безотказно работал не просто годами, а полтора десятилетия. Никто не ставил перед ним неожиданных задач. Или даже задач нового уровня. И по всем законам социологии люди, длительное время варившиеся в собственном соку в очень комфортных условиях и близким к идеальным жизненных обстоятельствах, превратились в касту, склонную к сектантским манерам.

Они образовали клубы по интересам, назвав их «советами» и «объединениями», проводили конференции и съезды, мило копируя поведение британских джентльменов. Они легко переключились на новую систему сервильности, заменив старую на более отвечающую современным запросам.

С ними произошло примерно то, что всегда происходит с разведывательными структурами в мирное и стабильное время: они стали говорить не то, что думают, а то, что, как они думают, от них хотели бы получить.

Именно они годами «курировали» Партию регионов и Януковича лично, создав целую клиентелу из местных политиков и пиарщиков, разбежавшихся кто куда еще до того, как запахло покрышками. Именно они поддакивали идеям поддержки «сильной Грузии» и упустили точку максимального роста самосознания русскоязычного населения Прибалтики.

Именно они отдали Приднестровье на откуп клоунам от пиара и плодили целые полотнища докладов о стабильности политической обстановки в Азербайджане. Они превратили политику в отношении Абхазии и Южной Осетии в междусобойчик заинтересованных профанов.

И, конечно же, стало нормальным, глядя на это все, говорить, что у РФ нет стратегического видения и продуманной политики (тактики) на постсоветском пространстве. Как не было с советских времен, так и не появилось.

А чего вы хотели? Люди годами выстраивают свою карьеру и частную жизнь вокруг фейковых «институтов» и «центров по изучению», и само их выживание зависит не от качества экспертного анализа или исследования с прогнозом, а от поддержания содержательных личных отношений со структурами исполнительной власти.

И даже если эта самая исполнительная власть захочет (а она хочет и нуждается) услышать или прочитать объективный анализ обстановки, она его нигде не найдет. По крайней мере, в тех источниках и родниках аналитической мысли, к которым привыкла припадать в период острой жажды.

Вот и получилось, что в последние месяцы выбор стратегии на Украине и в Восточной Европе в целом сам по себе вытекал из тактики, а не наоборот, как это принято у сознательных и ответственных людей. А сама тактика была производной от спонтанных, на ходу принимавшихся решений, следовавших за событиями.

И уже эта новая, на коленке сделанная стратегия, в свою очередь, сломала привычную систему координат, саму схему позиционирования России на европейском пространстве и грозит перерасти в глобальную.

Конечно, подспудно эта стратегия не родилась вдруг из ниоткуда, предпосылки такого выбора формировались все последнее десятилетие, причем формировались сложно и мучительно, при мощном внутреннем противодействии. И переход к ней был обусловлен многими факторами, в том числе и лежащими вне традиционной, так называемой «прагматичной» политики.

В ее генезисе присутствовали и факторы общественно-исторические (например, новое осознание русского мира как единой общности), и социологические (готовность подавляющего большинства россиян поддержать действия Кремля на Украине), и даже личные.

Но все равно переход к новой стратегии был скачкообразным и потому, естественно, не до конца подготовленным. В том числе и идеологически неподготовленным, что вдруг на пустом месте создало широкое поле для столкновения разного рода интересов.

Международное право в том виде, к которому все привыкли, перестало существовать. Национальные интересы России в геостратегическом плане стали основой практической политики. Западный мир перестал быть ролевой моделью и мистическим идеалом социального успеха и мира.

Различные по своему характеру события в разных точках земного шара сплелись в один клубок, распутать который, потянув только за один конец, невозможно. Солнце взошло с другой стороны.

Даже успех с Крымом и вокруг него оказался в значительной степени случайным. Не наделай киевская хунта такого количества ошибок и откровенных глупостей, еще непонятно, как бы все повернулось. Но такие подарки во внешней политике случаются раз в сто лет.

Звезды не падают ради людей, и долго такая ситуация в международной политике продолжаться не может. И нынешние события на Востоке Украины снова продемонстрировали отсутствие стратегических концепций на уровне пресловутого экспертного сообщества, вынуждая высшие эшелоны исполнительной власти опираться в своих действиях на морально-этические и эмоциональные мотивы, а не следовать некоему единому плану.

Все это происходит несмотря на то, что ежедневно со всех каналов и со страниц не сходят два десятка аналитиков и экспертов, которые, помимо пропаганды и популяризации взглядов, заняты еще и подготовкой серьезных, крупных работ, ложащихся на столы людей, принимающих практические решения.

В подавляющем своем большинстве все эти аналитические разработки (не только по Украине, но и по Кавказу, Прибалтике, Средней Азии, арабскому миру, даже Африке) идут вслед за событиями. Простой принцип: если есть возможность промолчать на пике кризиса, чтобы не брать на себя ответственность и не отвечать потом за последствия слов, то надо этой возможностью воспользоваться по полной.

А затем, отметив про себя, в какую сторону качнулся маятник практического выбора, обосновать этот уже свершившийся тактический выбор красиво подогнанной стратегией.

С таким же успехом можно играть в шахматы с лошадью. Но так работает сама система «естественного отбора» в экспертном сообществе. Сейчас невозможно выстраивать абстрактные международные схемы, как стало невозможным писать абстрактно-философские труды.

А работать в практической сфере автоматически означает другую степень ответственности, которая атрофировалась в целом сообществе, привыкшем комфортно оформлять умными, красивыми текстами сложившиеся реалии.

Чужеродные тела эта система отторгает, а самостоятельно новые не продуцирует, поскольку ресурсы влияния (включая финансовые) ограничены, и делиться ими никто не намерен.

Эта система начнет рваться в тонких мелочах. Именно там, где требуются настоящие знания вкупе с силой демонстрировать их вопреки устоявшемуся годами взгляду на вещи. И мало веры в то, что вертикаль, по которой формируется заказ на стратегический анализ, выдержит скорость, с которой меняется мир вокруг. Но, может, и лучше, если замкнутая структура экспертного сообщества, убаюкавшая сама себя, развалится?