Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
6 комментариевМихаил Соломатин: Детская болезнь новизны
Через несколько лет Россию ждет серьезный кризис, кризис оппозиции. Сейчас это может показаться смешным, но этот кризис подведет черту под начавшимся в 1991 году периодом постсоветского развития страны.
История с болезнью Г.А. Зюганова, развивающаяся в полном соответствии с лучшими традициями российской государственности (слухи, которые опровергаются, а после приличествующей паузы подтверждаются, не в полном объеме, но, опять же, с приличествующими фигурами умолчания), наводит на невеселые мысли. В выборный цикл 2016–2017 годов всем российским политикам, отметившимся именно в роли политиков, а не администраторов, будет не менее 65 лет. Самый молодой из них – Путин – достигнет к тому времени 64–65 лет, Жириновский – 70–71, а Зюганову, как говорится, дай Бог ему здоровья, исполнится 72–73.
Мы сейчас «проедаем» последние годы советского общественно-политического наследия, доживаем последние годы в «постсоветском» времени
Кто-то удивится, где тут повод для грусти – жизнь идет, лидеры меняются. Но в нашем случае речь идет не о смене лидеров. Говорить о смене можно было бы, если бы в стране действовали механизмы, лет двадцать с лишним назад произведшие Зюганова, Жириновского, Явлинского и еще несколько фигур, которых принято называть системной оппозицией. Однако же проблема в том, что эти механизмы уже не работают. Можно долго рассуждать о том, что в свое время привело их в действие, но этот разговор уже не будет иметь практической ценности: что было, то прошло – и ничего тут не попишешь.
Дело не в личных качествах лидеров. Не приходится сомневаться, что в КПРФ и ЛДПР есть знающие и опытные люди, но политическими брендами они уже не станут. Просто потому, что уже прошла эпоха, когда вся страна неотрывно следила за политической борьбой, радовалась или восклицала: «Россия, ты одурела». Появись новые Зюганов, Жириновский или Явлинский сейчас – никого это уже не заинтересует.
Хорошо, скажут другие, допустим, КПРФ, ЛДПР, «Яблоко» или кто там еще уйдут с политической арены, стоит ли из-за этого переживать, если эти партии и сейчас не играют заметной роли в жизни страны? Но дело в том, что привычная нам системная оппозиция – это главная примета постсоветского периода, когда шло активное «проедание» советского политического наследства. Постсоветский период характеризовался старыми внутри- и внешнеполитическими проблемами: СНГ, разговоры о соотечественниках и общем прошлом, о необходимости спасать «великую культуру», образование и прочее наследие СССР, постоянные отсылки к социальным стандартам той несамостоятельной, но «бесплатной» эпохи.
Сейчас это не выглядит вполне очевидным, но ничего принципиально нового в общественно-политической жизни за это время не возникло. Весь общественно-политический базис оставался прежним, то есть все эти наши «партии» – это всего лишь надстроечные явления, а основа оставалась советской, командно-административной. В полном соответствии со старой советской схемой граждане страны фактически отказались от гражданских прав, разменяв их на социальные гарантии. Соревнование в обещаниях, которое мы наблюдаем перед каждыми выборами, демонстрируемое правыми и левыми стремление угодить одновременно пенсионерам, военным и бюджетникам – отличительная черта постсоветского периода, когда ориентированные на разные группы населения партии еще не сложились и когда партия по сути всего одна – партия тех, кто имеет возможность обеспечить населению уровень жизни «не хуже, чем при советской власти». Если ты не можешь обеспечить этот уровень, то и разговор с тобой заканчивается.
«Партии» наши (я нарочно беру это слово в кавычки) образовались не из-за потребности населения в разных партиях, а просто потому, что из обломков КПСС не могло не возникнуть чего-нибудь. В дальнейшем «партии» быстро эволюционировали примерно в одну сторону – в сторону привыкшего менять самостоятельность на социальные гарантии избирателя. Впрочем, почему мы его называем избирателем? Все эти гарантии в советское время можно было прекрасно получать при откровенно имитационных выборах. Вот в этом и таится опасность. Существующие парламентские мощности излишни по отношению к тому спросу на реальную политику, который сложился в стране. Есть риск, что тихого умирания оппозиционных парламентских партий никто не заметит. Это будет означать совершенно новый этап развития страны.
Реальная политика в такой ситуации заменяется администрированием, что на первых порах (если вспомнить начало «нулевых») вполне эффективно, но надо четко осознавать последствия этой тенденции: вновь запустить партийный механизм будет очень тяжело. Попытки создать партию в стране, где нет устойчивых социальных групп со своими интересами, не могут быть успешными. Это прекрасно видно на примере Прохорова. Если Олег Кашин* и Максим Кононенко говорят о политических инициативах этого «политика» примерно одинаковыми словами – это уже приговор.
Реальные политические интересы (именно политические) можно было наблюдать на белоленточных акциях. Побывавшим на них сначала казалось странным обилие «леваков» и националистов – уж очень мало соответствовало это привычному парламентскому раскладу! Но лично я теперь уверен, что этот «уличный» расклад прекрасно показывает векторы общественных симпатий. Какие-то ростки партий у нас есть, но им бы появиться лет десять, а лучше – двадцать назад, когда еще можно было, воспользовавшись тектоническими подвижками в политическом ландшафте, «прописаться» в системе. Сейчас – иное дело, все места заняты. В сторону несистемности последнее время движется «Справедливая Россия», однако такую эволюцию не стоит считать каким-то достижением. Это, скорее, прокол, очередной баг совершенно не собиравшихся покидать системное поле справороссов, свидетельство того, что у них «и тут не получилось» – характерная, однако, деталь. Чьи интересы отражает семья Гудковых и Пономарев? Революционеров? Наверное, кого-то это может устроить, но нет и не может быть партии противников Путина. Надо создавать новые механизмы, а на горизонте не видно сил, которые бы решились отказаться от того, что все еще кое-как фырчит, и озаботиться созданием нового.
Мы сейчас «проедаем» последние годы советского общественно-политического наследия, доживаем последние годы в «постсоветском» времени. После этого может начаться серьезная политическая рецессия. Обвал всех гарантий, обязательств и надежд, связанных с тем, что мы знали раньше. И если демократические механизмы к тому времени не заработают, последствия могут быть самыми печальными.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом