Если все эти умозрительные проекты (Австро-Венгрия Орбана, Ле Пен во Франции, АдГ в Германии, консервативный Юг) реализуются, то мечта Де Голля и Аденауэра о «Европе отечеств» может оказаться вновь актуальной. И то, что не удалось в шестидесятых, может вполне обрести новую жизнь.
7 комментариевВладимир Мамонтов: Про Непутина
Один видный и очень информированный политик либерального толка рассказал, усмехаясь, занятную байку про себя и журналистку либерального толка. Они встретились в его новообретенном кремлевском кабинете.
Это бывает: человек даже либерального толка иногда оказывается стечением обстоятельств за столом в кремлевском кабинете. И поскольку он остается человеком, то приглашает, особенно спервоначалу, знакомых журналистов – им полезно, ему не так одиноко.
Или, допустим, пришел в Кремль Зюганов. Михаил Леонтьев с возгласом «Не дай Бог!» валит. А Геннадий Андреевич отменяет приватизацию – и для противовесу отпускает спонсора своего бывшего, Ходорковского
Пригласил, значит, он знакомую либеральную журналистку и давай рассказывать, как будет в его понимании строиться политика на вверенном участке. Журналистка сначала помечала что-то в блокноте (а там в доайпадную эру такие блокнотики и остро заточенные карандашики давали), потом сняла очки, потом положила ногу на ногу и даже чуть отодвинулась от стола, решительно затушив сигарету в пепельнице:
– Вася... То есть Василь Степаныч, а ты... то есть вы... вы это чего говорите? Ты ли это? Как – сдержать? Как – не допустить? Какие такие приоритетные задачи, когда у нас еще демократия недорасцвела?
И ногой нервно закачала.
– А я как-то так заизвинялся, – рассказывает этот набравший с тех пор весу и опыту политический персонаж, – и даже стал ей объяснять, что одно дело вне кремлевских стен мести любую, прости Господи, ахинею, и совсем другое – видеть все изнутри, обнаружить однажды, какая адски сложная игрушка тебе досталась, не поломать ее сдуру, не поддаться чужой игре... Она смотрела, взор ее холодел. Беседа комкалась. И вдруг она меня спросила: «А при Сталине в этом кабинете кто сидел?» А сидел-то в нем персонаж очень неприятный. Нелиберальный ни на грамм. Я сказал. «Угу, – журналистка надела очки. – И ты согласился?» А чего мне говорить – я ж согласился. Да, говорю. Тут до меня еще человек пятьдесят сидело. Кто бы ты ни был, говорю ей, а есть вещи, которые ты обязан будешь делать на данном посту, будь хоть четырежды либерал, хоть коммунист, хоть пехотный капитан Козявкин. Есть, говорю, интересы страны, логика ее политического развития, исторические угрозы, привязанности, фобии; есть неотложные задачи, без решения которых пропадешь сам и страну погубишь. Ну и так далее. А она говорит: как же быстро вы тут пошлеете и надуваетесь, Вася. И ушла, и много смело писала в газеты, и прозрачно намекала, а потом вышла замуж и уехала в Лондон, решив все свои задачи. И отведя тем самым историческую угрозу с такими диоптриями остаться навек старой девой.
Она осталась в веках несгибаемой в политическом смысле дамой, и сияние до сих пор на кремлевских половичках, по которым она невесомо ступала.
А наш политик – виноват-с! – остался на разных постах следовать витиеватой логике жизни, старался и страну (в рамках своей зоны ответственности) не погубить, и сам в накладе не остаться, словом стал такой герой нашего времени. Половички не светятся. Внешне почти не изменился, чуть осунулся, но это ему даже идет.
Выходит почти по Маяковскому: все политики немного Путины
Но речь-то о другом. Допустим, в ходе выборов не Путин, а Прохоров пришел. Два метра ростом, в бэкграунде история про гномиков с «Норникеля», которые еще накопают – кушайте, кушайте. Выходит, значит, он на Красное крыльцо и говорит: кто не спрятался – я не виноват. Рабочий день увеличиваем до 14, чтобы бедные почувствовали свою значимость. Но и богатых не обижаем, холим, налог на роскошь не вводим, возраст эскорта снижаем – тоже до 14. Так никому не обидно, равенство.
Ясное дело, Кремль, гвардейцы, паркет, оркестр, восшествие. Аплодисмент. Но быстрый пожар, восстание Болотникова-Шмакова, бегство в женском платье, разворот воспоминаний в летний номер «Сноба».
Чтобы того не допустить, можно, разумеется, вести себя, как Путин: региональные совещания, строительство объектов, мосты, шоссе, путепроводы, окатыши, удой, беседы с Андреем Крайним о рыбалке, то, сё, периодическое желание быть как генерал Чарнота – «записаться в Красную Армию, расстрелять сволочей – и обратно выписаться». Но зачем Путин без Путина, в исполнении Прохорова? У самого Путина это явно лучше получится.
Или, допустим, пришел в Кремль Зюганов. Михаил Леонтьев с возгласом «Не дай Бог!» валит. А Геннадий Андреевич отменяет приватизацию – и для противовесу отпускает спонсора своего бывшего, Ходорковского. Две эти жидкости, сливаясь на Русской равнине, производят нитроглицериновый эффект – и что воцаряется на просторах сих? Ага, мир и благоденствие.
Нет, ну что Зюганов других глупей? Он, наобещав в предвыборном угаре невесть чего, когда дым рассеется, будет действовать не так, осторожней: он теперь знает силу капитала, его слабость, его манкость, его тщету. Он твердо выучил слово «многоукладность». Все, что в угоду ядерному электорату записано в программе КПРФ, выполнить заведомо невозможно, а, значит, он должен будет действовать прагматично. Но и в этом виде единоборств Путин лучше.
Про Жириновского я помолчу: он, как известно, за бедных, за русских, а также за Дагестан. Но Путин-то все равно круче: он и за русских, и за белорусов, и за татар, и за чеченцев, и за киргиз-кайсаков. И не против украинцев. А кто против – три дня не проживет. Без Таможенного союза, плавно перетекающего в евроазиатский – от Лиссабона до Владивостока.
Допустим, в ходе выборов не Путин, а Прохоров пришел. Выходит, значит, он на Красное крыльцо и говорит: кто не спрятался – я не виноват
Выходит почти по Маяковскому: все политики немного Путины, но при этом ни одного из действующих лидеров парламентской оппозиции – ни Жириновского, ни Зюганова, ни даже Явлинского – Болотная не выдвигает. А выдвигает виртуального персонажа Непутина. Вот он устраивает эту публику, хотя в природе не существует.
Интересно, почему? Ну, хорошо, не Путин. Допустим, приходит Навальный. Нет, я знаю, что не идет герой сей на выборы, но он же в засадном полку! Допустим, я говорю. Фигура речи. Надевает черный костюм, идет через кремлевские двери. Гвардейцы берут «на караул». Золото кругом, лепнина, паркет – Пал Палыч постарался. Придворные. Церемониал. Красиво, но страшно: ежели ты мартышка пиндосская, то завтра тебе придется сдавать без звука недра, ракеты и боеголовки по описи. Скорей всего, не успеешь: тебя попрут, как Ющенке не снилось. Не сподобишься даже Колобка Гамбургером в «Родной речи» заменить. А если ты гой еси добрый молодец, Алеша Попович, борец с коррупцией и все такое, то тебя, болезного, после хороводов и шампанского обведут вокруг пальца в два счета, подставят, в вату завернут, в коробку спрячут – до следующего раза, хрустальный! Но вот если ты сложносочиненный весь, весь такой коктейль, уже не Молотова, но еще и не «Оргазм на пляже», если ты крепко циничный, сильно народный, к ЕГЭ вдруг жесткий, к ЖКХ внезапно цепкий, нейролингвистически программирующий, читавший Ильина, спецслуживший в Германии... Если при тебе ВВП рос... А «Курск» тонул... И все такое... Как справедливо пишет в своем докладе политолог Дмитрий Орлов, «главному кандидату в президенты еще предстоит дать собственный системный ответ на важнейшие общественные запросы:
– справедливость;
– борьба с коррупцией;
– эффективность власти;
– качество жизни;
– новая индустриализация».
Замечу, что любому кандидату, а не только главному, придется давать ответы на эти вызовы. Кроме Непутина, которого так жаждет рублевская оппозиция. Он – пустой, призрачный, сияющий, с орденом святого Макфола в петлице – единственный, кто устраивает Болотную.
Но если ты не призрак, не тень, а нормальный, российский, реалистичный и ответственный политик, то вести себя будешь приблизительно как действующий премьер. И примеры тому мы четыре года наблюдали: как только Дмитрий Медведев становился хоть на секунду Горбачевым (греясь в лучах предательской оттепели) или Ельциным (отливая в граните), он терял. Как только в своей аранжировке исполнял бессмертный путинский хит «Кто нас обидит – три дня не проживет», пусть смахивавший на «Smoke On The Water», он набирал. Уже доводилось мне писать об этом, но повторю: политик, отдавший приказ защитить российских миротворцев в Грузии и наших граждан в Южной Осетии, гарантированно входит в число великих деятелей Отечества. Как бы его ни звали.
Кстати, что в это время делала прогрессивная общественность, которая теперь переместилась на Болотную? Она играла в игру «Я грузин». Подобно модному ныне рублевскому костюмированному балу тигров и ленточек. Даже прогрессивные девушки клеили себе усики, покупали папахи, шинели с газырями и приковывали себя цепями к ресторану «Барашка» (был ли он в те дни? Нет, открылся позже, по случаю третьей годовщины взятия Тбилиси). Вся Россия была осетин, абхаз и миротворец, а они были грузин.
Ну, и ладно, вчера грузин, сегодня обезьяна, за этим морфированием не уследишь. Если приходится стоять на площади с надписью «Мы не бандерлоги», не значит ли это, что без надписи не поймешь?
Каков же итог размышлений? А таков, что вольно свободному и дееспособному избирателю при живом Путине проверять, в какой мере Навальный (условно, условно, я знаю, что не баллотируется) – хрустальный борец за чистоту или мартышка пиндосская; Прохоров – сказочный богатырь или циничный нувориш; выпустит ли Зюганов Ходорковского и за русских ли Жириновский. Вольно – и даже интересно. Может статься, что прав герой, с рассказа которого начинаются эти заметки, и любой, кто приходит в Кремль, подчинится могучему тренду российской пользы. Всякое бывает.
Бесперспективен в этом смысле только один кандидат – Непутин, которого громко навязывают на митингах 0,1% от более чем 60 миллионов граждан, пришедших на избирательные участки думских выборов.