Михаил Соломатин: Стучать по-русски

Как «Воронья слободка» в свое время загорелась сразу с шести концов, так и о роли доносительства в построении эффективной демократии заговорили одновременно и повсюду. Видимо, что-то носится в воздухе. Сочиняя колонку «Стукачи и демократия», я и понятия не имел, что в тот же день Николай Троицкий по совершенно другому поводу напишет статью «Боязнь прослыть доносчиком», а он сам еще не знал, что эта статья станет последней из написанных им для РИА «Новости» и что уже через пару дней блогосфера начнет яростно осуждать «доносчика», добившегося увольнения журналиста. Но и на этом не закончились поводы для обсуждения «стукаческой» темы. В эти же дни выяснилось, что МВД намерено официально платить информаторам – до 300 тыс. рублей за донос... Так бывает.

Разделим лист бумаги вертикальной чертой и запишем с одной стороны случаи, в которых наша культура «стучать» разрешает, с другой – те, в которых это категорически запрещается

Если бы обсуждение не было таким бурным и плотным, я бы, вероятно, не заметил того, что в итоге заметил. А теперь не могу понять, как можно было этого не увидеть раньше. В русской культуре нет никакой специфической неприязни к доносительству.

Прославилась Наташа

Нет, я не имею в виду обилие доносов советских времен – они ни в коем случае не превратились в поведенческую норму. Я говорю про случаи, когда донос получал общественное одобрение, когда стукач становился героем, вовремя проинформировавшим об опасном, с точки зрения общества, поступке. Вспомним пушкинское «прославилась Наташа!» про героиню «Жениха» («Она глядит ему в лицо. «А это с чьей руки кольцо?»). Вспомним движение «синеведерочников». Вспомним, что никому в голову не пришло называть стукачами тех, кто обвинил в плагиате Никиту Белых. Кстати, и в такой славной своими «антистукаческими» традициями среде, как русское студенчество, никто бы не назвал этих разоблачителей доносчиками. Вот, пожалуйста: «Молодой учёный, только что защитивший диссертацию, занял кафедру. Но диссертация оказалась наполовину списанной с какого-то иностранного источника. Кто-то разоблачил, студенты оскорбились и, явившись однажды на лекцию, подняли шум, шиканье и свист. Присоединились другие факультеты, и разыгралось то, что называлось историей». Это Игнатий Николаевич Потапенко, «Записки старого студента», 1899 год.

В блатных «понятиях», на которые так любят ссылаться все, кто пишет о корнях российской неприязни к доносительству, тоже нет запрета на стукачество. Разумеется, осведомитель, рассказывающий администрации секреты своих сокамерников, по «понятиям» должен быть строго наказан, однако жестоко ошибется тот, кто утаит от сидельцев чей-то проступок против воровского кодекса.

Неприязнь русской культуры к доносительству – миф. Более того, не так уж сложно отыскать исторические корни этой волшебной сказки.

Разведчики и шпионы

Метод, которым пользуется коллективное бессознательное для различения доносчика от честного информатора, достаточно прост. Информирование о том, что общество не считает преступлением, считается доносом. Донос о том, что общество не одобряет, – информированием. По такой же схеме различаются шпион и разведчик. «Семнадцать мгновений» не означают, что советские люди любили шпионов, а «Ошибка резидента» не дает оснований утверждать, что в СССР презирали разведчиков.

Итак, метод один и тот же. Шпионаж против твоей страны – преступление, против чужой – доблесть. Доносить на то, что считаешь несправедливым, можно и нужно, на остальное – нельзя. Это правило действует во всех культурах. Американец не в большей степени стукач, чем русский, он тоже не донесет на «хорошего» человека, но только американец не считает «хорошим» того, кто, например, списывает на уроках или не платит налоги. Таким образом, интерес представляет не сам принцип деления на «свое» и «чужое», на «добро» и «зло», а линия, которая отделяет эти понятия. В случае с разведчиками и шпионами она просто совпадает с государственной границей, в случае же со стукачами ее траектория менее очевидна. Итак, что именно русская культура считает справедливым?

Черта справедливости

Разделим лист бумаги вертикальной чертой и запишем с одной стороны случаи, в которых наша культура стучать разрешает, с другой – те, в которых это категорически запрещается. Это и будет делением на несправедливое и справедливое. Первым делом обнаруживается, что получившаяся разделительная линия не совпадает с законом. Именно это обстоятельство, кстати, и стало причиной мифа о неприязненном отношении русской культуры к стукачеству. Да, на преступника против писаного закона мы донесем далеко не всегда, а вот на других...

Итак, полученная линия очерчивает контур патриархального общества, в котором несправедливым считается наказывать за действия против меньшинств, сексуальных или национальных (кроме случая с «доносом» на Троицкого напомню, что доносчиком назвали и Сванидзе, сообщившего Кадырову избранные места из учебника Вдовина и Барсенкова), и, соответственно, признается справедливым доносить на тех, кто выступает против интересов большинства (никто не называл доносчиками тех, кто подавал в суд на Подрабинека или организаторов выставки «Осторожно, религия!»). В этом обществе мужская солидарность важнее прав женщин (Николая Никифорова, который обвинил приятелей в изнасиловании пришедшей к ним в гости девушки, многие назвали «трусливым доносчиком»).

Отдельно я бы отметил, что общество лишает условного права на защиту от доноса того, чье поведение не соответствует нормам общественной морали. Общественность не осудила ни тех, кто опубликовал  личную информацию о девушке, «прославившейся» СМС «Зая, я убила мента», ни тех, кто выложил в Сеть чат питерских подростков, которые случайно убили прохожего выброшенным из окна колесом и, перепугавшись, подбадривали друг друга восклицаниями «мы самые лучшие!». Общество не любит таких «зай», поэтому донос на них доносом не считается.

Попробую обобщить: есть поступки, которые, с точки зрения общества, лишают человека права требовать к себе справедливого отношения. Есть также категории лиц, которые изначально лишены такого права. Так, полностью по ту сторону условной «черты справедливости» оказываются представители Кавказа. Если поступок Сванидзе общественное мнение посчитало доносом, то никто, разумеется, не упрекал блогеров, которые познакомили широкую общественность с перепиской невесты Бекхана Ибрагимова, подозреваемого в причастности к убийству Юрия Волкова. Проще говоря, в русской культуре можно настучать на чеченскую девушку, но никак не на русского историка или, например, офицера. У этого факта общественного сознания есть, конечно же, объективные предпосылки, но сам он от того не теряет своей яркости. Кроме кавказцев за «чертой справедливости» оказывается чиновничество, то есть все представители власти. За любительские видеосъемки чиновничьих нарушений уж точно никто не назовет «стукачом», даже если все нарушение сводится к эмоциональному высказыванию министерского шофера.

Вот так – методом простукивания – удается очертить контур понятия «справедливого» в российской культуре. Я не хочу навязывать свои представления о красоте и уродстве полученной картины. Но она стоит того, чтобы на нее посмотреть.