Виктор Топоров: По-маленькому

Участвовали «толстожурнальные» люди – Наталья Иванова и Елена Холмогорова («Знамя»), Сергей Костырко («Новый мир»), Леонид Бахнов («Дружба народов»). Прозаики Марина Вишневецкая, Андрей Дмитриев, Александр Кабаков, Анатолий Королев, Владислав Отрошенко, Ольга Славникова, Евгений Шкловский , Леонид Юзефович. Газетно-журнальный критик Юлия Рахаева; не известной мне творческой специализации Анна Бердичевская (автодефиниция: «Немножко издатель»).

Безмолвно присутствовали главред «Знамени» Сергея Чупринин, сотрудник того же журнала Елена Хомутова и молодой прозаик Наталья Рубанова; кто-то еще, кого я на фотографиях не рассмотрел или не опознал.

Отечественному рассказу нанесено за последние двадцать лет несколько мощных ударов

Впрочем, едва ли не все участники обсуждения обладают далеко не единственным литературным амплуа: Иванова и безмолвный Чупринин – доктора филологически наук (и пишут статьи и книги); Кабаков возглавляет железнодорожный глянцевый журнал «Саквояж СВ»; Славникова «рулит» литературной премией «Дебют», и так далее.

Имеются еще две литературные премии, к которым самое непосредственное отношение имеют участники дискуссии, - имени И.П. Белкина (за лучшую повесть года) и имени Ю. Казакова (за лучший рассказ). Ну, и, понятно, Букер , присуждаемый, как известно, за лучший роман.

Но что такое роман? «Роман это то, что жюри признало романом!» - провозгласила когда-то председатель первого жюри Русского Букера Алла Латынина.

А что такое повесть? Здесь не обошлось без конфуза. Учреждая премию имени И.П. Белкина, как-то запамятовали, что пушкинские «Повести Белкина» это на самом деле рассказы.

Название «Повести» не должно вводить в заблуждение. Никому ведь не взбредет в голову называть современный роман (вслед за Гоголем) «поэмой» или, учредив гипотетическую премию «Мертвые души», присуждать ее за лучшую поэму года!

А что такое рассказ ? Предоставим слово самому активному участнику обсуждения (по сути дела, солисту) прозаику и редактору Кабакову:

«Рассказ должен быть настоящий, жесткий, сцепленный весь, закрученный, с пружинкой. /…/ У меня есть такой подход: правильный рассказ и неправильный рассказ. Неправильный рассказ — это рассказ, который нельзя пересказать одной фразой, пересказать пусть с потерями, естественно, но одной фразой — о чем и что случилось /…/. Неправильная порода рассказов расплодилась в середине прошлого века, на мой взгляд. Это неправильная порода рассказа, но с этим уже ничего нельзя сделать. Я считаю, что это как бы уже кризисный рассказ, это уже декадентский рассказ, загнивающий».

У современных дискуссий (обсуждаемая, увы, не исключение) есть одно странное свойство: их участники всякий раз изобретают велосипед, причем, как правило, забывают приделать к нему колеса.

Вот и тезис Кабакова о «правильных» и «неправильных» рассказах был подхвачен и развит (!) участниками разговора, кое-кто из которых просто в силу собственного профессорства должен был бы выставить горе-теоретику неуд в зачетку (а то и «пару» - в школьный дневник).

То, что Кабаков называет «правильным рассказом», на язык литературоведения переводится как новелла. То, что «неправильным», - и является, собственно, рассказом.

Западноевропейская и американская новелла традиционно противопоставляется русскому рассказу (скажем, чеховскому, бунинскому, да и казаковскому тоже), который Кабаков считает «кризисным, декадентским и загнивающим».

В глянцевом журнале место, понятно, новелле, «которую можно пересказать одной фразой». В «толстом» новелла смотрится, наоборот, диковато. Важно и то, что природа прозы (не путать с качеством!) у рассказа и у новеллы принципиально разная:

Новелла держится на фабуле, а рассказ – на сюжете, причем естественной и широко распространенной разновидностью сюжета в рассказе является бессюжетность.

Новелла написана прозой (хорошей или плохой, это у кого как); тогда как рассказ представляет собой прозу, материя которой (по аналогии с материей стиха; термин Е.Г.Эткинда) является самоценной.

Новелла (равно как и конвенциональный роман «букеровского» типа) в отечественной традиции разве что не отсутствует напрочь. Востребованных нынешним российским «глянцем» новеллистов можно пересчитать по пальцам одной руки. Кабаков как раз один из них – и поэтому вдвойне забавно его признание:

«Я говорю не понаслышке, потому что кроме того, что я редактирую такой журнал, я еще последние лет пять, а то и больше, написал по рассказу во все глянцевые журналы, которые только существовали. Либо первый, либо второй номер выходил с моим рассказом, а потом журнал закрывался».

Главред «Знамени» Сергея Чупринин (фото: ИТАР-ТАСС)

Любопытно, кстати, что главное достижение «Знамени»-2007 на поприще малой прозы – неоднократно помянутый в ходе обсуждения рассказ Ольги Славниковой «Басилевс» - никак нельзя пересказать одной фразой. Вернее, можно, но получится явная ерунда: «как» здесь куда важнее, чем «что».

А совмещать «как» и «что» (новеллу с рассказом) умел из русских писателей, пожалуй, только Набоков. Остальные эмигранты или стремительно съезжали на «что», или смирялись с полунищетой, которую (да и то в лучшем случае) гарантировала приверженность отечественному «как».

Эмигранты помянуты здесь не зря. Я уже неоднократно писал о том, что общая ситуация в отечественной литературе наших дней сильно напоминает пресловутую «парижскую ноту» между двумя мировыми войнами.

Просвещенных читателей (а рассказ адресован прежде всего читателю просвещенному, он является «элитарным жанром», на что справедливо указывали участники дискуссии) сейчас, конечно, больше, - но, увы, в разы, а не на порядки.

И становится их с каждым годом все меньше.

Отечественному рассказу нанесено за последние двадцать лет несколько мощных ударов (хотя далеко не всегда преднамеренных).

Помимо «диктатуры рынка» (издатели бегут от сборников рассказов как черт от ладана), помимо общего упадка «толстых» журналов, помимо натиска «глянца» (требующего, напомню, новеллы, а не рассказа, хотя, в общем-то, прекрасно обходящегося и без нее), помимо катастрофического упрощения читательских предпочтений (в дискуссии говорили и об этом, хотя, может быть, не столь прямо), - не следует забывать и об отмене предварительной цензуры, обходить препоны которой в рассказе или даже в повести - с присущими им эллиптичностью и дискретностью - куда проще, чем в пространном (а значит, и развернутом) повествовании, каким, хорошо это или плохо, является роман.

Рассказы Юрия Нагибина, Василия Аксенова, Василия Шукшина, Андрея Битова, Валерия Попова, того же Юрия Казакова, повести Валентина Катаева или Юрия Трифонова бесконечно выигрывали у современных им романов благодаря тому, что те лгали (в большей или меньшей пропорции, но неизбежно), тогда как рассказы (и отчасти повести) всего лишь умалчивали.

Этот ресурс малой прозы исчез – и ничто не пришло ему на смену.

Или все-таки?

В дискуссии речь неоднократно заходила о современном рассказе как о творческой лаборатории романиста . Это как раз вряд ли. В бытность мою издателем я читал десятки (если не сотни) романов, кое-как слепленных из рассказов, - с прицелом на отдельную публикацию и с понятной, хотя и несбыточной надеждой на Русского Букера...

Поверьте, эти как бы романы в подавляющем большинстве случаев так и остаются недороманами. Даже со сшитым на скорую нитку сквозным сюжетом. В литературоведении есть и такая штука, как романное дыхание, - и в ее отсутствие (а взяться ей в подразумеваемых примерах неоткуда), роман рассыпается.

Сегодняшний (и завтрашний) ресурс малой прозы заключается, на мой взгляд, в другом.

Современный рассказ не то чтобы сближается со стихами (и уж тем паче – со стихотворениями в прозе), но постепенно заступает их место; он оказывает на просвещенного читателя то суггестивное, прежде всего, воздействие, какого мы привыкли ждать от поэзии и только от нее – и как раз от нее-то, в ее нынешнем состоянии, ждать и перестаем.

Есть особые тренировочные упражнения «для прочистки мозгов». Стихи – в первом приближении – являются упражнениями «для прочистки души». Теперь такими упражнениями становятся и рассказы.

А остросюжетную и раскованно-эротическую новеллу – в «глянец», где хорошо платят, - писать скоро научатся. Да и за романом «букеровского» типа дело не станет... Литераторы у нас народ переимчивый, талантливый и голодный.