Михаил Бударагин: «Малые дела» или «общее дело»?

Эти ипостаси обычно чередуются с известной периодичностью. Достаточно вспомнить, что после триумфа октябрьской революции, этой разноголосицы, где «В белом венчике из роз / Впереди – Иисус Христос», наступила эпоха тягучей тишины, в которой гасли любые слова. Именно это, кстати, стало причиной смерти автора «Двенадцати»: ему больше не с кем и не о чем было разговаривать.

Эпоха тишины чаще всего кажется инспирированной властью, здесь обычно стоит приписать ей что-нибудь предельно злокозненное. На самом же деле в наступлении тишины после крика нет ничего специфического. Связки устают. Физиология, ничего злокозненного. Другое дело, что некоторым неуютно. Как неуютно многим в мире перманентной революции, творимой в каких-то слишком уж пубертатных пределах.

Ни у кого нет никаких сомнений в том, что «пересменка» власти в России пройдет очень спокойно

Окончание думской кампании и выдвижение Дмитрия Медведева в качестве единого кандидата понимаемой предельно широко «партии Путина» поставило жирный крест на весьма распространенной надежде, что вот уж сейчас «начнется веселье». Не началось ни «веселья», ни «заморозков», ни «оттепели». Ни у кого нет никаких сомнений в том, что «пересменка» власти в России пройдет очень спокойно, и некоторое отсутствие интриги заставляет нервничать ту часть околополитической «тусовки», которая привыкла работать «на чистом адреналине». Больше так не получится, и дело тут вовсе не в том, что кто-то кому-то агитировать не дает. Время изменилось.

В России всегда был в особенном почете мобилизационный проект. Любой. БАМ ли строить, на Ходынку ли идти – лишь бы всем миром, дружно, в толпе единомышленников. Мобилизация могла быть кровавой, как при Сталине, или вполне мягкой, но зато навязчивой, как при Брежневе, но управление страной в иной, немобилизационной логике удавалось считанное количество раз. Александр III, пожалуй, был в этом смысле самым успешным управленцем, он навсегда забыл об огромных «общих делах» и позволил стране заняться самой собой.

«Общее дело» было осмыслено русским философом Николаем Федоровым несколько позднее, его мобилизационный проект был, наверное, самым революционным – воскрешение мертвых силами живых. Так было перелицовано Федоровым библейское «пусть мертвые хоронят своих мертвецов»: задача живых – преодоление смерти. О том – в несколько ином контексте, не философском, а поэтическом – писали и Блок, и Белый, и Максим Горький. У каждого было свое «общее дело», но все они были заражены пафосом «большого делания», перелицовкой если не Вселенной, то уж непременно России. Перелицевали, кстати.

Мобилизационной логике противостоит модернизационная. Она, в свою очередь, может иметь все черты мобилизации, оставаясь при этом не масштабным проектом, а суммой частных задач. «Новый курс» Рузвельта был почти идеально проведенной модернизацией, среди провальных примеров стоит, пожалуй, вспомнить российский опыт начала XX века, когда немалые политические, экономические и социальные достижения огромной страны в одночасье были аннулированы революцией.

Дмитрий Медведев (фото: Андрей Коротков/ВЗГЛЯД)

Тупик модернизации неизбежно рождает мобилизацию: большевикам необходимо было срочно спасать Россию, которую они собственными руками загнали в безвыходное положение. Спасли, конечно.

«Малые дела», не слишком заметные, но важные изменения социального пространства – лучшее подспорье любой модернизации. Это скучно, это вообще слишком по-мещански, не карту звездного неба исправить, а поставить где-нибудь в унылом месте фонтан, не переворот совершить, а исправить что-нибудь в действительно сложной социальной механике.

В ближайшие четыре года любой мобилизационный проект в России обречен на провал. И экономически, и политически (причем речь идет не только об оппозиции, но и о самой власти), и социально страна не готова к жестким моделям и стратегиям. А значит, еще есть время запустить множество небольших, не обязательно нац- и гос-, проектов и программ, которые бы работали не на собственный «пиар» и были бы организованы исключительно как долгосрочные. Если угодно, поколенческие.

Мысль о поколении – не о молодежи, а именно о поколении как принципе организации времени – сегодня представляется наиболее продуктивной и правильной. «Малые дела» могут быть сколь угодно малыми: от скамейки во дворе до кропотливой работы с судебной системой, но очевидно, что они должны быть рассчитаны и на тех, кому сейчас вследствие нежного возраста дела нет ни до скамеек, ни до судов.

Не воскрешать мертвых, а жить живыми – в стране, городе, дворе и доме, в которых уютно и радостно жить – таков, несомненно, должен быть лозунг следующих четырех лет.