Андрей Громов: Выборы без избирателя

Думская предвыборная кампания набирает обороты. В смысле, уже истрачено немалое количество бюджетов, а внутрипартийная борьба за место в списках достигла своего апогея. При этом обнаружилась одна важнейшая черта нынешней кампании – население и СМИ задействованы в ней по минимуму.

Все вроде как и быть должно: манифестации, политические дебаты. Вот натурально прошли уже вторые дебаты между КПРФ и «Единой Россией». Говорят, где-то в «Интерфаксе», о чем именно дебатировали – сказать не берусь, потому как даже мои ангажированные партийной борьбой коллеги их так и не увидели. Дебаты идут, и, возможно, самые жаркие, но обращены они не к избирателям, а куда-то вовнутрь самих партий и политтусовки.

В качестве сколько-нибудь значимого и тем более самостоятельного политического института парламент уже никто не воспринимает

Прогуливаясь вчера по Москве, я случайно наткнулся на замечательную политическую манифестацию одного из молодежных крыльев «Справедливой России». Выглядело это буквально так. Группа из 13–15 человек выстроилась полукругом и развернула плакаты. Однако прохожие (и я в том числе) могли наблюдать лишь тыльную сторону этих плакатов, а потому остались решительно не в курсе, какая именно партия и что именно хочет сказать своим избирателям: плакаты были развернуты строго внутрь полукруга и написанные на них жаркие слова были доступны для обозрения исключительно самим партийцам. Граждане, возможно, могли бы услышать пламенные слова лидера собравшихся, но тот говорил без мегафона и очень тихо, так что опять же единственной аудиторией оказались все те же юные партийцы. Это была действительно замечательная акция – символ нынешней предвыборной кампании. Никто ничего избирателям сказать как раз не хочет, вся кампания ведется исключительно вовнутрь самих партий. А граждан – их как раз лучше не беспокоить пустяками. Может, потом, ближе к выборам, да и то не сильно.

Такое отношение к предвыборной борьбе на первый взгляд проще всего объяснить тайным знанием партий о том, что их выборные результаты зависят не от голосов избирателей, а от решения Кремля – что кому нарисую, то и получат. Однако как раз Кремль уже даже не намекает, а прямым текстом говорит, что рисовать ничего особенно не собирается и партии (те, которые прошли через сито кремлевских фильтров) должны сами собирать свои голоса, использовать свой шанс и все такое прочее. В рамках выстроенной системы, разумеется. Но в том-то все и дело, что в рамках выстроенной системы борьба за избирателя шансов партиям оставляет совсем немного.

Во вчерашней колонке в газете ВЗГЛЯД Леонид Радзиховский отметил, что неожиданная смена премьер-министра никого, кроме политизированной тусовки, особенно не волнует. С этим наблюдением трудно не согласиться. Так же как и с его мыслью о том, что безразличная реакция простых людей на явление Зубкова выглядит вполне адекватной.

Причем под простыми людьми тут имеются в виду не только продавщицы парфюмерных магазинов, младшие менеджеры продовольственных сетей и пенсионеры из провинциальных городов. Ровно так же безразличны к кадровым пертурбациям на самом верху оказались и наиболее активные и деятельные слои населения. Люди, ожесточенно и увлеченно спорящие о вчерашнем решении некого господина Бена Бернанке понизить ставку Федеральной резервной системы сразу на 0,5%, на мою попытку завести разговор о новом премьере и его возможных кадровых решениях только с удивлением посмотрели на меня и снова принялись обсуждать по-настоящему важное и насущное для них – ставку ФРС.

И действительно, какой такой Зубков, какое такое правительство? Решение Бена Бернанке имеет прямое отношение к жизни и работе довольно большой группы людей, которые имеют дело с финансовыми рынками. Глава же российского правительства уже давно никем не воспринимается как фигура, от которой зависят ключевые решения, а само правительство – как реальный властный институт, средоточие политической и экономической власти. А потому в сознании даже экономически и социально активных граждан глава российского правительства – фигура глубоко периферийная, влияние которой на жизнь и бизнес конкретных людей минимально. На тех же основаниях строится отношение людей и к другому ключевому институту политической системы – законодательной власти. В качестве сколько-нибудь значимого и тем более самостоятельного политического института парламент уже никто не воспринимает, а потому и относится к нему соответствующе – с полным безразличием.

Собственно, это и есть одна из ключевых формул нынешней российской стабильности: население лишено рычагов влияния на формирование ключевых политических институтов

Собственно, это и есть одна из ключевых формул нынешней российской стабильности: население лишено рычагов влияния на формирование ключевых политических институтов, при этом сами эти политические институты не являются сколько-нибудь самостоятельными центрами власти и сами по себе на жизнь и бизнес людей почти не влияют.

В этой ситуации у выборов может быть только две функции. Манифестация граждан в поддержку системы или, наоборот, манифестация граждан против сложившейся системы. Сама логика манифестации за систему предполагает не столько свободный выбор системных партий, сколько автоматическое голосование за системообразующую партию, в нашем случае – «Единую Россию». Жанр такого голосования, в общем, очевиден: «граждане России в едином порыве» и все такое прочее. Протестное голосование свободный выбор системных партий тоже особенно не предполагает и определяется наличием партий, радикально выступающих против сложившейся системы. Голосование, например, за Ельцина на выборах на съезд народных депутатов в 1989 году и позже, вплоть до крушения СССР, определялось не его политической программой (сейчас даже и трудно вспомнить, была ли там вообще какая-либо программа), а тем, что он воспринимался как принципиальный противник системы.

То есть в итоге у всех партий, кроме «Единой России», практически нет электорального поля для борьбы за избирателя. Шансов стать системообразующей у них нет, а антисистемная игра невозможна. Деление на левых и правых, либерал-консерваторов и социал-демократов имеет смысл, когда речь идет о выборах реального политического института, обладающего хоть какой-то властью. Когда речь идет о выборах в учреждение, никем не воспринимаемое как реальный центр политического влияния, все это для обычного избирателя теряет смысл. Сегодня люди самых правых убеждений всерьез раздумывают о том, чтобы голосовать за КПРФ, а вполне левые могут поставить галочку напротив Союза правых сил. И в этом нет никакой политической аномалии.

Избирателю на самом деле все равно, с какой программой идут на выборы партии, правые они или левые. Его это на самом деле не волнует. Его вообще эти выборы не волнуют, к его реальной жизни, к будущему страны они, по его мнению (кстати, возможно, ошибочному), отношения не имеют.

И тут как раз и заложен главный парадокс нынешней системы. Кремль может сколько угодно желать полноценных выборов и настоящей борьбы за избирателя, может сколько угодно мечтать о настоящих либерал-консерваторах и социал-демократах, но при всей своей власти он тут совершенно бессилен. Если выстроенная система власти основана на деполитизации политических институтов, на выдавливании политики из публичной сферы, то ни о какой полноценной партийной системе и речи быть не может. Тут одно из двух – либо движение к полноценной политике, либо сохранение системы. А потому партии в общем правы – не стоит беспокоить граждан понапрасну.