Максим Григорьев: Об изгоняющих из профессии

Я не большой специалист в поведении или профессиональных качествах редактора этого издания Д.Ольшанского. Собственно говоря, я ни разу не читал этот журнал. Более того, я не собираюсь ставить под сомнение право увольнения своих сотрудников в частной компании, каковой он является. Однако история лежит в русле интересного феномена – широко распространившейся в журналистском сообществе и, шире, в кругах либеральной/псевдолиберальной интеллигенции моды на провозглашение и навязывание произвольных норм под видом общепринятых моральных и этических принципов.

То, как было обставлено решение об увольнении, заслуживает отдельного обсуждения – оно обсуждалось на партсобрании, извиняюсь, редакционной летучке

В чем, собственно, состоит история с Д.Галковским? В своем ЖЖ-дневнике он достаточно критично высказался о творчестве недавно скончавшегося поэта Д.Пригова и о сборе средств на организацию его похорон. Буквально на следующей день Д.Галковский получил уведомление от Д.Ольшанского о своем увольнении из журнала: «…ваше вчерашнее выступление по адресу недавно умершего Д.А. Пригова сделало невозможным наше дальнейшее сотрудничество». После чего бывший сотрудник попросил передать родственникам Д.Пригова пока еще не выданные ему гонорары в сумме, перекрывающей искомые средства. По всей видимости, сама сумма для уволенного значительна, в своем ЖЖ-дневнике он пишет: «Оплата моего труда меня вполне устраивала, и из-за личных обстоятельств (тяжелая болезнь матери) была насущно необходима». Вне зависимости от оценки творчества Д.Пригова – мне, например, его стихи нравятся, этой симпатии не мешала его экстравагантная манера поведения – оценка Д.Галковского была высказана не от лица «Русской жизни» и явно имела личный характер. Специально отмечу: личная оценка творчества одного писателя другим приводит к увольнению второго своим непосредственным начальством, имеющим отличные от него взгляды на творчество первого. Есть ли в этом что-либо новое? Конечно нет. Сколько людей в России были уволены, не говоря о более серьезных последствиях, по значительно меньшим и даже случайным несоответствиям мнениям и суждениям сонма разнообразных самодуров, иногда вполне содержательных и даже талантливых.

Однако то, как было обставлено решение об увольнении, заслуживает отдельного обсуждения – оно обсуждалось на партсобрании, извиняюсь, редакционной летучке. Один из ЖЖ-пользователей описывает это в следующих приподнятых тонах: «Да, изгнали Галковского из профессии, и что? По-моему, надо радоваться... Единогласно!.. Галковский написал … про Пригова. Митю это оскорбило, и на летучке в понедельник он предложил изгнать Галковского. Дорогая редакция приняла это предложение с глубоким воодушевлением». В общем, «беспощадно уничтожить, расстрелять троцкистско-зиновьевскую гадину» и «…принципиальный партийный разговор о путях и задачах нашего искусства, яркая речь Никиты Сергеевича Хрущева вызвали у советских музыкантов большое воодушевление» (II пленум правления Союза композиторов СССР). В своем ЖЖ-дневнике о решении отказаться от гонораров Д.Галковский пишет: «Это мера, вынужденная поведением Ольшанского, так как любое другое решение автоматически означало бы, что я соглашаюсь с тем, что я подлец или что я веду себя как подлец» и «Речь идет о главном редакторе крупного столичного издания, решившем выгнать пожилого сотрудника на улицу с волчьим билетом». Сделаем скидку на возможное преувеличение и стремление к отмщению уволенного – оставшегося вполне хватает для ясного вывода: личные предпочтения увольняющего представляются как мнение всей «прогрессивной общественности», тьфу, всего журналистского сообщества, а диссидент клеймится как подлец и негодяй. Кроме того, репрессии по его поводу легитимируются «партсобранием». Особенно отметим выражение «вон из профессии», ставшее в последнее время популярным благодаря яркому представителю класса «политически ангажированной журналистики» Е.Альбац.

История эта – о том, что в 2006 году Е.Альбац в эфире «Эха Москвы», используя свой статус ведущего, подвергла журналистку А.Арутюнян «публичной порке», выразив сомнение в ее профессионализме и личных качествах, перебивая и не давая высказаться, – хорошо известна .

Общий стиль поведения Е.Альбац выразил один из слушателей, попавших в прямой эфир: «Безотносительно Анны Политковской, то, что сегодня… омерзительно. Извините». Прервать публичную казнь не смог даже всецело находившийся на стороне Е.Альбац участник передачи журналист Ю.Рост: «Жень, прости, пожалуйста. Я думаю, что тут все ясно, думаю, что силы неравны».

Вина А.Арутюнян состояла в том, что в своей статье она писала о том, что интересы убитой журналистки А.Политковской «лежали скорее в плоскости обвинений, нежели объективного репортажа. Она скорее правозащитник, нежели действительно журналист». Стиль передачи и поведение ее участников вызывали явные ассоциации с советской действительностью и показательными осуждениями неугодных писателей.

Все это не помешало Е.Альбац подвергнуть А.Арутюнян еще большим оскорблениям и угрозам после передачи: «Вы должны уйти из профессии!.. Я в Америке знаю важных людей… А теперь – вон отсюда!»

Так же, как и в случае с Д.Ольшанским, поведение Е.Альбац не является чем-то из ряда вон выходящим – в России полно журналистов, позволяющих себе хамское и эпатажное поведение в прямом эфире. Однако общим в обеих историях является то, что несогласие отдельных личностей с мнением того или иного человека представляется в виде мнения всего журналистского сообщества, а сам человек подвергается тем или иным унижениям. При этом сами осуждающие, известные целым рядом сомнительных суждений, представляют себя блюстителями высоких норм морали и этики.

Например, общепринятой стала практика политической спекуляции на убитых коллегах, попытки выставить погибшего журналиста очередным Гонгадзе. Цель понятна – используя русскую традицию бережного отношения к усопшим, спекулируя на погибших, требуя «уважения к ним», проще затыкать несогласных и представлять себя в виде ходящего «под пулей за правду».

Общий стиль поведения Е.Альбац выразил один из слушателей, попавших в прямой эфир: «Безотносительно Анны Политковской, то, что сегодня… омерзительно. Извините»

Между тем журналистика демонстрирует самые разные образцы поведения, равно как и другие профессии. Большинство «светочей совести» российской журналистики, которые во время чеченских войн прославляли террористов, кичились личным знакомством и дружбой с ними, насмехались над русской армией, успешно продолжают трудиться. При этом их передачи о продажности власти, делающей деньги на чеченской войне, нередко оплачивались именно этими же деньгами. Я уже не говорю о цензуре/самоцензуре, информационных войнах, выбросах компроматов и прочих обязанностях разнообразных уникальных журналистских коллективов времен Гусинского и Березовского.

Впрочем, сейчас современному российскому «творческому» сообществу стала присуща другая странная особенность. Советское время действительно отличалось необходимостью отвечать за свое поведение. Те, кто были публично не согласны с политикой государства, лишались возможности на комфортное существование, заработную плату, могли лишиться работы и даже свободы и т.д. За людьми, намеренно выбравшими такую судьбу, интеллигенция негласно признавала право на моральную оценку и пафос. Их антиподами выступали персонажи, активно поддерживавшие государственную позицию и получавшие те или иные – по нынешним временам мизерные – привилегии. Громче всего судили тех, кто менял свои взгляды ради этих преимуществ. Для определенной части интеллигенции эта картина сохранилась: жирующие приспешники власти vs бедствующие светочи совести.

Между тем внешние условия сделали эту картину мира не только неверно и вульгарно упрощенной, но и цинично-абсурдной. Современная политическая система России ни в коей мере не имеет даже слабого подобия репрессивного механизма в наказание за изложение своей позиции. Кончено, начни ведущий передачи на государственном канале поносить российские идеалы и ценности, он будет от передачи руководством канала отстранен. Впрочем, сложно себе представить, чтобы BBC вела антианглийскую пропаганду. Однако пример «Эха Москвы», принадлежащего государственной компании «Газпром», дает пример даже такой абсурдной ситуации. В любом случае никакого механизма «преследования» журналистов или представителей других «творческих профессий» не существует. Вне зависимости от своего публичного отношения к государству они успешно работают и вновь находят работу даже в государственных структурах. Имеет место даже обратный эффект – люди, которые не только ругают государство, а уже публично поносят свою страну, лучше трудоустраиваются и активнее «раскручиваются», чем те, кто поддерживают современную политическую систему. Возникает даже особая мода на псевдооппозицию с одновременным сигналом «готов отдаться подороже». Претензия на оппозицию также помогает компенсировать свою профессиональную непригодность или бороться с решениями собственников средств массовой информации – для Америки, например, случай практически невозможный. С точки зрения материальных выгод сложно представить время, когда оппозиционная позиция приносила бы столько дивидендов своим носителям. К примеру, благосостояние упомянутой Е.Альбац отличается в существенно лучшую сторону от гонораров большинства прогосударственных журналистов или общественных деятелей.

Обычной стала совершенная абсурдная картина: малоимущие идейные сторонники власти vs жирующие оппозиционеры – светочи совести. Аналогичная ситуация складывается и в области моральных оценок. Особый цинизм этой ситуации придает то, что новые оппозиционеры претендуют на пафос и моральный авторитет не меньший, чем был заработан теми, кто в советские времена мог потерять почти все. Интересно отметить, что самооценка сторонников власти, как правило, лишена претензии на аналогичное обладание абсолютными моральными истинами. Последним, напротив, глубоко свойственна самоирония, им ничего не стоит называть себя «представитель кровавой гэбни – соловей преступного режима». Может ли читатель представить себе Е.Альбац рекомендующейся «представитель ангажированной журналистики – профессор вашингтонского обкома»? Именно наличие или отсутствие политической самоиронии подсказывает, кто на самом деле прав.