Виктор Топоров: Сахновский и Слаповский

Их совместное попадание в один и тот же «короткий список» следует признать недоразумением. Конечно, попади в шорт-лист лучших русских романов года один из них (любой), это тоже было бы недоразумением – но все же не до такой степени.

У «Синдрома Феникса» восторженная пресса – порой настолько восторженная, что без «заказухи», похоже, не обошлось. А может, и обошлось – у вечного «шорт-листника» Слаповского крепкая, как сжатый кулак, клака.

Синдром Феникса» (тоже философская фантастика) задуман как эксперимент – хотя какие уж у Алексея Слаповского эксперименты

«Человек, который знал все» встречен в целом прохладнее, однако восторженная рецензия Льва Данилкина дорогого стоит: Сахновский, понятно, не Кантор, но где-то парадоксальным образом около. Да и выпустил «Человека…» твердый, как скала, «Вагриус» (а «Синдром» - «Эксмо»).

Так или иначе, оба романа числятся нынче в миноритарных фаворитах мажоритарно-мажорной (и, на мой вкус, мажорской) премии.

Философская фантастика от прошлогоднего финалиста НацБеста Игоря Сахновского получилась весьма посредственной.

Рохля с говорящей фамилией Безукладников (жена ушла к богатому, выгнали с работы, преуспевающий друг зовет на госслужбу, но стрёмно) кончает с собой. Но выживает и неожиданно обретает чудесный дар: он теперь знает всё-всё на свете. И на этом свете, и, вы будете смеяться, на том.

Безукладников залезает в головы бывшей жене и ее новому мужу. У того неприятности: грохнулась партия товара, купленного на взятый у бандита кредит. Бандит требует расплатиться - как минимум женой. Безукладников задумывается, где взять деньги, и тут же находит.

Бандит заказал собственного подручного его сменщику. Подручный узнал (хотя избежать расправы не сумел), но успел заначить переданную через него взятку губернатору. Этими деньгами и завладел герой, отдав большую часть незадачливому бизнесмену (а тот – бандиту). При этом Безукладников узнал (как он вообще всё узнавал), что бандит готовит на губернатора покушение, и позвонил предупредить. А его вычислили и принялись выслеживать. Вычислил его и бандит, опознавший собственные деньги по заранее переписанным номерам, и велел ликвидировать. Началась охота, и Безукладников предпочел сдаться коррумпированному полковнику ФСБ, а тот, удостоверившись в феноменальных способностях всевидца, решил продать его американцам. Что не без труда и проделал.

Америкосы используют дар в своих целях и не собираются предоставлять узнику свободу. Однако, умея читать тексты (в том числе бесследно исчезнувшие), он овладевает древней техникой «скрадывания» - и просто-напросто исчезает.

Время от времени Безукладников общается с повествователем, к которому испытывает загадочную симпатию, и, в конце концов, приглашает его на сказочный полинезийский остров-курорт. Здесь к всевидцу подводят роковую красавицу-шпионку Ренату, в которую он безоглядно влюбляется. Она в него тоже. Брак, Камасутра, счастье, а потом его убивают. Все это мы узнаем из дневника Ренаты, присланного ею все тому же повествователю

А потом ему пишет сам Безукладников. Смерти он, разумеется, избежал, подставив вместо себя одного из злейших врагов. Но с Ренатой решил расстаться, потому что, находясь возле него, она подвергает себя слишком большой опасности. А вот увидеться с повествователем Безукладников обещает.

Такая вот ахинея.

А Безукладников отправился в душевую, чтобы совершить там маленькую постирушку носков и трусов, помыться чужим мылом, а затем вернуться к своему постоялому дивану, который станет ему лежбищем и логовом на ближайшие одиннадцать дней. Поначалу он будет здесь маяться от безделья, дико скучать по книгам и вообще по любому чтиву, пока не сделает приятное открытие, что, оказывается, для чтения книг совсем не обязательно иметь их в наличии. Таким образом, лежа на спине либо прогуливаясь по неизбежным квадратным метрам запертого второго этажа, он проглотит четыре романа Кнута Гамсуна, полные собрания Акутагавы и Ронина, какие-то жутко таинственные свитки Гермеса Трисмегиста (это имя он назвал мне чуть ли не шепотом), “Случайности” Фламмариона, Малую энциклопедию самоубийств, Справочник практического врача и “Охотников за жирафами” Майн Рида.

«Синдром Феникса» (тоже философская фантастика) задуман как эксперимент – хотя какие уж у Алексея Слаповского эксперименты.

Продавщица из подмосковного Чихова (так) 35-летняя красотка Татьяна (разведенка с двумя детьми) привечает странного бомжа, потерявшего память после пожара. Постепенно он становится работящим мужичонкой (а в капюшоне курки у него Татьяна находит 10 000 долларов). Живет в сарае, к Татьяне не лезет, а она и сама почему-то от настойчивого ухажера-милиционера и от бывшего мужа отбивается. Идиллия. Но тут новый пожар – и «Гоша» опять теряет память. Психиатр Кобеницын пишет о нем работу «Синдром Феникса».

В новом воплощении «Гоша» - лодырь, пьяница, азартный игрок и, как внезапно выясняется, замечательный футболист. А в Чихове кипит футбольная жизнь. Но Пеле в нем как просыпается, так и засыпает, а затем случается третий пожар.

После него «Гоша» опять ничего не помнит, но зато становится замечательным ландшафтным дизайнером. Начинает с садика Татьяны, потом берется за пустырь вокруг дома «новой русской». Но и «новая русская» за него берется – а это Татьяне уже не нравится. Ситуацию спасает новый пожар: богачку «Гоша» забыл, а Татьяну смутно вспомнил. Тем более, что она соврала ему, будто они жили как муж с женой. Вот они и начинают – к бурному взаимному удовольствию.

Книга Алексея Слаповского «Синдром Феникса»

В новом воплощении «Гоша» становится крутым и, вместе с тем, пытливым. Подчинив себе незадачливого милиционера, начинает обследовать окрестные пожарища. Находит следы еще одного собственного воплощения – на конюшне, куда он прибыл тоже беспамятный и подружился с конем, а тут – новый пожар. Коня покупает – и ставит во дворе у Татьяны в сарайчик, в котором жил сам, пока его не пустили в дом.

Еще в самом начале Татьяна послала его фотографию на Первый канал. И тут ее, наконец, показали. И сразу же в Чихове объявилась 25-летняя красотка (жена «Гоши») с братом. Оказывается, «Гоша» был правой рукой губернатора Аяцкова (уроженец Саратова, в романе – Сарайска, Слаповский воюет с его тенью до сих пор). И повез от Аяцкова взятку министру – полмиллиона. И пропал вместе с деньгами. И черт бы с ним, да и с деньгами тоже, - но министра арестовали, идет следствие, и губернатору хочется верить, что его помощник деньги не передал, а проиграл в казино.

«Гоша» ходит мрачнее тучи и разыскивает мать; он, оказывается, сирота, сданный в приют. И находит материнскую могилку с фоткой. И опять горит. И возрождается на сей раз явным овощем. Переписав имущество на себя, алчные брат с сестрой отпускают его с миром.

Он возвращается к Татьяне. И к ее сыновьям. И к своему коню. Последние две-три амнезии он, оказывается, симулировап – и на самом деле все помнит. Помнит, в том числе, главное: Татьяна и его мать на кладбищенской фотке – как две близняшки.

Чушь, конечно, но Слаповский наверняка продаст ее на ТВ. Если уже не продал.

— Объясню! — воскликнул Кобеницын торопливо, словно опасался, что объяснит кто-то другой. — Мы за свою жизнь получаем огромное количество информации, но она хранится в пассивной памяти! То есть мы не помним того, что знаем!

— Как это? — не поняла Татьяна.

— Очень просто. Вы какой язык в школе учили?

— Немецкий.

— Читаете, разговариваете?

— Да ни черта.

— Вот! Но вы же учили слова и целые тексты!

— Само собой. Иначе как бы я четверку получила в аттестате? Я хоть и в деревне училась, но у нас школа самая большая в районе, учителя серьезные.

— Следовательно, все эти слова и тексты в вас есть! Они заложены, но не работают. Известны случаи, когда человек под влиянием шока вдруг начинал абсолютно свободно говорить на том же немецком или английском языке! И никакой фантастики — просто из его пассивной памяти высвободилось то, что он знал!

По приводимым цитатам видно, что два романа совпадают не только жанрово и идейно, но и текстуально. В обоих случаях перед нами Простак Простакович – вольтеровский Гурон или гриммельсгаузеновский Симплициссимус, отчаянно (но победоносно) противостоящий новой русской жизни в ее губернаторско-нуворишеском (не без модного антиамериканизма) и криминальном изводе, хотя и сам, как выясняется, любящий хорошо пожить, едва у него появится такая возможность.

Этот образ (эти два образа), этот, так сказать, «Гоша» Безукладников, насыщен, помимо всего прочего, патриотическим и символическим смыслом.

Одним словом, если Сахновский (или Слаповский; ну не оба же сразу, хотя чем черт не шутит) окажется лауреатом «Большой книги», то и один, и второй сумеют распорядиться большими деньгами со вкусом.