Юрий Гиренко: Эра Блэра

Десять лет назад, когда на смену тусклому и внешне заурядному Джону Мейджору на Даунинг-стрит, 10, пришел молодой и яркий Тони Блэр, Британия была в восторге. Чуть ли не каждый обитатель Соединенного Королевства находил в новом премьер-министре что-то хорошее.

Лейбористы радовались возвращению к власти. После двух десятилетий обидных поражений они смогли вернуться к власти, и потому даже самые завзятые леваки предпочитали не обращать внимания на буржуазность и умеренность Блэра.

Либералы и консерваторы были довольны тем, что новое лейбористское правительство не стало устраивать масштабных левых экспериментов. Хотя про «реформы» и «новый курс» говорилось много, но никакой национализации в духе Клемента Эттли или строительства welfare state в стиле Гарольда Вильсона не последовало.

Медиакратия (власть СМИ) и медиократия (власть посредственности) идут рука об руку

Избирателям (а особенно избирательницам) импонировал «американский» стиль нового главы правительства. Он хорошо выглядел, красиво говорил, просто держался, излучал обаяние… Немыслимое ранее дело – премьер-министр предпочитал именоваться не полным именем Антони, а уменьшительным Тони.

Что же принес Британии новый лидер? Российский культуролог Таис Максимова в своем блоге так оценила главную новацию блэровского курса: «Блэр стал первым премьером Англии, который правил ею как второразрядной страной… При Блэре закончилась «старая добрая Англия». Да, она еще может рассылать по миру своих бондов, может укрывать отщепенцев, может устраивать красивые спектакли «с королевой» – но по большому, по великодержавному счету уже не может ничего».

И это действительно так. У Блэра было много красивых слов – но его политика была рутинной и совсем не амбициозной. Ни во внешней, ни во внутренней политике он не ставил масштабных целей и не пытался решать какие-либо по-настоящему крупные задачи. Собственно говоря, у Блэра по большому счету не было своего самостоятельного курса.

Пресс-секретарь Маргарет Тэтчер сэр Бернард Ингам, сравнивая двух британских премьеров, однажды сказал: «Когда миссис Тэтчер пришла на Даунинг-стрит, у нее вовсе не было пресс-секретаря. Когда на Даунинг-стрит пришел мистер Блэр, у него был только пресс-секретарь».

По-настоящему новым в политике Блэра было то, что он сосредоточился не на управлении страной, а на поддержании собственного имиджа. Тэтчер окружала себя идеологами и экономистами – Блэр предпочитал технологов и имиджмейкеров. «Ведьмами» Блэра были специалисты по манипуляции общественным мнением, такие как Питер Мандельсон и Алистер Кэмпбелл. Не случайно именно в годы блэровского правления в английском языке появилось слово spin-doctor (можно перевести как «мастер вкручивания»).

И такой подход принес Тони Блэру и его партии большой успех. Лейбористы во главе с Блэром и его «вкручивателями» трижды побеждали на парламентских выборах – в 1997, 2001 и 2005 годах. У консерваторов, не столь искусных в медиатехнологиях, не было ни единого шанса. Главный секрет успеха Блэра был довольно прост: не делать резких движений и больше улыбаться.

«Восстание масс», о котором Хосе Ортега-и-Гассет писал в 1920 году, к концу ХХ века одержало в Европе полную победу. А массовый человек не хочет, чтобы его раздражали. Поэтому ему нужны не политические лидеры с харизмой и идеями, а обаятельные посредственности, глянцевые секс-символы. Такие, чтобы хорошо выглядели и красиво говорили – и не напрягали.

Блэр был именно таков. Весь его блеск – только вывеска, а вся его стратегия – только имидж

Блэр был именно таков. Весь его блеск – только вывеска, а вся его стратегия – только имидж. Торжествующая посредственность требует соответствующих политиков, а посредственные политики усредняют содержание. Гармонию отношений таких политиков и такого электората обеспечивают массмедиа, что ведет к всеобъемлющей медиатизации жизни общества. Медиакратия (власть СМИ) и медиократия (власть посредственности) идут рука об руку.

Однофамилец экс-премьер-министра Эрик Блэр, более известный под именем Джордж Оруэлл, полагал, что для создания мощного медийного механизма манипулирования людьми нужен тоталитарный режим. Оказалось, однако, что медиократическое общество вполне справляется само и формирует «министерства правды» без всякого «Большого брата».

Неудивительно, что «медийный» премьер-министр устраивал британскую публику на протяжении целого десятилетия. Однако весь гламур и глянец Блэра не спас его от сокрушительного падения популярности, что плохо для любого политика, а тем более для медиагероя. Прагматизм подвел премьера.

Дело в том, что в 2003 году Блэр оказался перед выбором, сделать который ему было заведомо не под силу. Следуя инерции процесса, как он поступал всегда, он должен был поддержать иракскую политику США. Но также он должен был оставаться приверженцем мультикультурализма и других европейских незыблемых ценностей. А это оказалось невозможным.

Участие в иракской кампании вызвало неудовольствие мусульманского мира и мусульманских общин в самой Великобритании. А строгий мультикультурализм не дал принять адекватные меры по обеспечению безопасности. В результате два года назад, 7 июля 2005 года, в Лондоне прогремели взрывы. В сочетании с военными потерями лондонский теракт особенно разозлил британцев. Может быть, если бы Британия оставалась империей, они бы из патриотических соображений согласились. Но воевать и умирать за второстепенную державу…

И популярность Блэра пошла под откос. В конце концов ему пришлось уходить в середине третьего срока, передав власть своему главному оппоненту в партии Гордону Брауну.

Но будем справедливы к Блэру: он был не единственным, а лишь самым ярким в ряду политических посредственностей. На фоне других политиков своего поколения Блэр выглядел вполне респектабельно. Даже временами казался лидером. Все они – и Шредер, и Клинтон, и Буш-младший, и Аснар – глянцевые политики. Ни одного из них нельзя назвать крупным политиком в точном смысле слова. А из «картинок» Блэр был самым-самым.

Теперь он ушел, вместе со своим блеском и обаянием. А посредственности остались. Они выглядят по большей части менее импозантно, чем Блэр, а содержания у Меркель или Брауна не больше. Европа остается во власти медиократов и медиакратов и потому рискует во имя благосостояния потерять идентичность (не желая знать, что утрата идентичности в дальнейшем ведет и к утрате благосостояния). И лидеров, способных повести в другом направлении, не видно. Разве что Саркози…