Екатерина Сальникова: За кого агитирует Печорин?

Перефразируя знаменитое изречение Чернышевского о русском человеке на рандеву, признаем: рандеву нашего телевидения с русской и советской классикой снова закончилось провалом.

«Печорин» и «Завещание Ленина» продемонстрировали пропасть между ремеслом и искусством, между синопсисом и философией.

Самое страшное – это реальное содержание сериалов.

А его в данном случае формирует эстетический и общественно-политический контекст, в котором они появляются.

В сериале по Варламу Шаламову показали очень много страшных реалий советского времени, прежде всего лагерной жизни. Как и во всех сериалах на аналогичные темы. И у многих, наверно, будет искушение назвать это открытием новой правды о нашем историческом прошлом.

Насколько краски в сериале сгущены или наоборот высветлены, судить тем, кто знает о Колыме не понаслышке. В моем личном восприятии доминирует стойкое ощущение глубинной, последовательной неправды.

Психологической установкой является не постижение сути катастрофического несовершенства нынешней жизни, пагубности «системы», а наслаждение ее экранными образами

И это ощущение менее всего связано с неадекватностью сериала исторической фактологии. Неправда рождается из того культурного фона, на котором происходит показ «Завещания Ленина».

Куча кино- и телепроизведений на темы советских ужасов. Нескончаемый поток разоблачений нашего прошлого. От «Штрафбата» и «Своих» до «Ленинграда», от «В круге первом» до «Доктора Живаго».

Формально сериалы и фильмы могут использовать разные жанровые модели, однако тени социальной драмы витают над всеми историческими сюжетами. Документальное кино уже давно добралось не только до Сталина, но и до всех мало-мальски заметных функционеров советского периода, не только до валютных проституток, но и до фарцовщиков и воротил теневой экономики.

Ракурсы столь многообразны, а подробности столь брутальны, что у зрителя волей-неволей возникает впечатление порочности всей государственной системы, всего социалистического общества.

И вообще, как только звучат комментарии на советские темы, через фразу звучат слова «система», «структура», «идеология».

Параллельно процветает чисто жанровая интерпретация российской современности. Социальной драмой здесь и не пахнет. Если в поле зрения попадает слишком антиэстетичная и слишком неразрешимая социальная проблема, в которую вдаваться не хочется, она получает шаржированное, фарсовое истолкование.

Так происходит с образами бомжей, которые превращаются, как правило, в комедийные фигуры (например, в сериалах «Усадьба», «Улицы разбитых фонарей»), служащие увеселению аудитории подобно клоунским дивертисментам.

В остальном – хорошие менты сражаются с плохими ментами и плохой мафией. Хорошая мафия существует рядом с дрянной, российские доблестные военные противостоят злым восточным наркоторговцам, вербовщикам террористов и прочим врагам нашей империи («Застава»). Благородные бизнесмены и вообще породистые деловые мужчины конфликтуют с подлыми бизнесменами и номенклатурщиками. А если кто попадает в тюрьму, где его приканчивают по указанию старших партнеров или шефа, так на то она и тюрьма, чтобы там было возможно всякое («Охота на Изюбря»).

Какими кошмарными подробностями ни изобиловали бы сериалы, подобные «Зоне», а нельзя сказать, что они критикуют социальную действительность.

Они лишь используют дисгармонию социума для нужд индустрии развлечений. Психологической установкой является не постижение сути катастрофического несовершенства нынешней жизни, пагубности «системы», а наслаждение ее экранными образами.

Чем они страшнее, тем развлечение круче. Это и есть голливудская установка. Там богатый спектр социального негатива вбрасывается в кинофильмы для того, чтобы обывателю было не скучно жить. А совсем не для того, чтобы он усомнился в величии Америки.

Факт дисгармонии общества не отрицается – но и не осуждается. Он вообще не подлежит комментариям. Потому что американская общественная модель мыслится безальтернативной. Да, и она имеет изъяны. Однако ничего лучшего все равно человечество не изобрело.

Вот и наша проголливудская по эстетике телекинематография активно внедряет ту же логику. Да, в нынешней России многое плохо. Зато нескучно смотреть в ящик.

Исторические фильмы про советский период автоматически подтверждают, что современность в любом случае очень даже терпимая и хорошая.

Ну, пришлось кому-то где-то ноги ампутировать в процессе прохождения воинской службы. Ну, бывает, иногда возьмут и зарежут на улице пару-тройку иностранных студентов – а чего они понаехали тут. Ну, не платят каким-то рабочим где-то зарплату годами. Ну, безработных многовато.

В какой-то момент у человека может не хватить денег, чтобы заплатить за операцию кому-то из близких, потому что медицина теперь фактически вся платная. И тогда этот близкий для кого-то человек умрет... А вы посмотрите лучше «Завещание Ленина», вы гляньте, что на Колыме в советские годы вытворяли с людьми!

А сейчас все зажрались. Ведь сейчас просто так не сажают. На север не гонят. Умеете – зарабатывайте. Не получается – сдыхайте себе медленно, в естественном порядке, без давления партаппарата. И на здоровье ругайте правительство – не хотите на кухне, идите в Интернет.

Все равно недовольны? Тогда сериал по Шаламову запишите себе на видео и крутите, когда вас обуревает недовольство уровнем ваших социальных возможностей и гарантий.

В сущности, «Завещание Ленина» – очередной идеологический продукт во славу современного капитализма и свободы в России.

Фиксация болезненных социальных проблем современности еще возможна хотя бы как двигатель сюжета. Но погружение в психологию личности, претерпевающей на себе эти проблемы, невозможно хотя бы потому, что полноценные образы современных людей – образы, которые не умещались бы ни в какие жанры, – практически сняты с телепроизводства. Мифологизация социальных типажей зашкаливает.

Наша популярная культура ни от чего так не далека, как от психологизма. Нетрудно предположить, что может получиться из экранизации глубокого психологического романа русской литературы.

Кадр из телесериала «Печорин»

Более всего сериал «Печорин» опять же напоминает агитпродукт, орудие идеологического фронта – только уже другого.

Кому он может сослужить полезную службу? Во-первых, всяким организациям феминисток. Истории с Мери и Бэлой – словно комиксы о борьбе полов или наглядная агитация против ненавистного мужского господства.

История с Ундиной – положительный пример женской независимости. Вообще-то Лермонтов не называл свой роман «Печорин и его женщины», «Похождения Печорина» или «Три женские судьбы в пейзаже».

Однако вся наша классика теперь перерабатывается по требованиям формата костюмного любовно-авантюрного экшена. «Петербургские тайны» – первый постсоветский сериал по роману XIX века – на фоне нынешних «шедевров» смотрится как серьезное произведение на уровне «Войны и мира».

Во-вторых, «Печорина» можно с успехом показывать в лагерях, где готовят террористов для борьбы с неверными. Просмотр должен возбудить у данной аудитории праведный гнев вкупе с воодушевлением.

Почему гнев – долго объяснять не надо. История с Бэлой – апофеоз неполиткорректности. Кровь неповинной черкешенки (многими сегодня принимаемой за чеченку) взывает об отмщении.

Воодушевление же обязательно должно появиться от длительного наблюдения за Печориным. Что он за человек, этот якобы православный, то есть христианин, якобы аристократ, якобы военный?

Насмехается над старшими и вообще не уважает патриархальных традиций – ни с матерью благородной девушки не может достойно поговорить, ни Максима Максимовича не слушает.

Своих истребляет почем зря. Время проводит в пустых разговорах, суете и маете. Ни потомства, ни друзей, ни авторитетов. Ясное дело, что и Бога своего не уважает и вообще не принимает в расчет. На войну, между тем, тоже не ездит, в боях не отличается. Даже с одной смелой девушкой-контрабандисткой справиться не может.

Если таков у них центральный герой, заслуживший столько славы и внимания, – плох сей христианский мир, загнивает европейский гуманизм, деструктивен такой тип культуры. И нечего со всем этим церемониться, нечего уважать, нечего жалеть – нечего и бояться.

Вроде бы, роман у Лермонтова совсем о другом. Откуда же возникает подобное «содержание»? А дело в том, что фильм сохраняет лишь внешние оболочки событий, внешнюю фактологию и этим ограничивается.

В сериале есть одна очень большая купюра – внутреннее наполнение образа Печорина. Эта купюра и губит весь фильм. Все сюжеты прочитываются неадекватно оригиналу – как наглядные иллюстрации по ментальности европеизированного русского, усредненно-заурядного и вырождающегося, дурно относящегося к женщинам, людям вообще и к народам Кавказа.

Русские писатели первого ряда не писали в экстенсивном духе, не занимались специально описанием быта, социальных нравов и национальной специфики. Все это присутствовало в романах, но не в качестве основного содержания и цели сочинения.

Главным всегда оставалось погружение во внутренний мир личности, проникновение в ее иррациональность, в ее амбивалентность, в природу ее душевной дисгармонии и ее социальные корни.

И хотя роман в стихах написал только Пушкин, а поэмой окрестил свой роман только Гоголь, но и у Лермонтова, и у Тургенева, и у Достоевского, и у Гончарова всегда оставалось что-то от поэтического восприятия мира. Их большая проза не была прозрачна и прозаична. Личности героев русской литературы недопустимо трактовать по законам обыденного, прозаического восприятия.

Русские писатели никогда не ставили так вопрос – что герой обязан дать миру и как он обязан себя вести, чтобы быть положительным, и что он сделал не так?

Русских писателей беспокоило противоположное – что мир недодает герою и почему герою так плохо, так тяжело на душе, почему не складывается его жизнь.

Все сомнительные с точки зрения нравственности поступки героев – не повод для морализаторства, а свидетельства высокой степени душевного дисбаланса личности, утраты ею жизненных ориентиров.

«Герой нашего времени» – великий роман, предвосхитивший психологизм Льва Толстого. И главное в этом романе – драматизм личности Печорина, полной противоречий и болезненной саморефлексии. Она интересна контрастом своей социальной защищенности и общественной неудовлетворенности.

Это роман о страданиях незаурядного человека. В сериале Печорин (Игорь Петренко) в основном рисуется, бесится и слишком много переодевается. Когда он напяливает на себя кавказский костюм, за персонажа хочется извиниться перед всем кавказским миром. Это не наш Печорин, это другой, и зачислять его в герои русской классики, пускай экранизированной, не хочется.