Дмитрий Бавильский: Молодые да раненые

Несмотря на некоторые недостатки, «Лето по Даниилу Андреевичу» («Амфора»), роман двух питерских девиц Наталии Курчатовой и Ксении Венглинской, вселяет надежду на новую волну качественной беллетристики. Совсем как в середине 90-х, когда новые книги новых авторов, заслуживающие внимания, появлялись едва ли не каждую неделю.

Ну а где буржуазность – там и внятный сюжет, и четкая фабула, и даже корректор успевает правильно расставить обозначения прямой речи

Молодежи же всегда много. Точнее, она всегда заметнее, ибо шуметь умеет. Книжный рынок последних лет постоянно выстреливал то одним именем, то другим. И все мимо, мимо… Сергей Шаргунов, Анна Лаврененко, Аркадий Бабченко*, Захар Прилепин, кто-то еще, да мало ли кто еще…

Ну и, конечно, Ирина Денежкина.

Отчего-то (отчего?!) все «молодежную прозу» так активно ждали, что пытались выкликать событие из любого студенческого писка. Именно этим нетерпеливым ожиданием вызван феномен «писательницы», в «творческом багаже» которой нет ничего, кроме повестушки «Дай мне!», состоящей из набора ученических этюдов, где юношеские порывы мешаются с матом, сигаретным пеплом, и обязательно поет Виктор Цой.

С Денежкиной долго и нудно носились. Однако никакой «новой искренности» тогда не вышло. Быть сему месту пусту. Захлебнулась она, непереваренная, разом вся вышла, уступив место альманахам премии «Дебют» и дебютовским же лауреатам, антологиям с неразрезанными страницами и малотиражным сборникам.

А также серии книжек с интервью, которые «звезда» Ирина Денежкина брала у фигурантов по почте. То есть до кучи скидывала претенциозные вопросы, а они, как Улицкая, например, остальное за нее сделали. И никакого мошенничества, просто очень уж «молодежной ноты» хотелось!

Ту же самую рассыпчатость и очерковость можно найти и в «военной прозе» Захара Прелепина и Аркадия Бабченко.

Описывающих, но не обобщающих, фиксирующих, но при этом не поднимающихся над эмпирикой до уровня обобщений, которые и важны для прозы: когда над вымыслом слезами обольюсь. Над вымыслом, а не пеплом сгоревшего «вчера».

Об этом, кстати, в связи с последней книгой Прилепина, пишет Алла Латынина в последнем номере «Нового мира»: «Возникает ли, однако, от соединения этих более или менее автобиографических рассказов в одну книгу некое новое романное качество? Нет. Роман предполагает четко структурированное повествование, сюжетную линию, фабулу, героя, взаимодействующих с ним персонажей…» Латынина, как всегда, четко подмечает главный недостаток «молодежной прозы» – отсутствие ощущения цельности.

Но вот что во всем этом «молодежном» начинании было все-таки важно – так это сырье новой жизни, поставляемое Денежкиной и Ко в формате очерков физиологической школы. До уровня типизации все эти наборы симптомов да эскизы, как правило, не дотягивали. На ходу рассыпались, ничем не скрепленные, ибо проза, вообще-то, сюжет любит, сюжетом живет и сюжетом держится. А вздохи на скамейке да пьянки-гулянки, набор мгновенных полароидных снимков, на роман ну никак не тянут.

Это, кстати, хорошо букеровские лауреаты и лауреатки понимают. Я сейчас не про наших букероносцев, через одного ваяющих духовку вопреки занимательности, но про английских. Породивших в рамках премии особый жанр романа со смыслом.

Среди лауреатов английского «Буккера» последних лет очень много выходцев из бывших колоний. И, разумеется, они вплетают пакистанский или индусский колорит в свои творения – не в ущерб занимательности. Романы эти, на «виноградном мясе» какой бы конкретики они ни были замешаны, увлекательно читать. Они легки, хотя и не легкомысленны.

Становится очевидным рецепт приготовления сбалансированного питания – фактура в нем не довлеет над сюжетом, но пропитывает его, как крем пропитывает коржи, приготовленные для торта. Только кашу невозможно испортить большим количеством масла, но в разделе авторской кухни на первый план выходит соотношение частностей и пропорции.

Собственно, так роман Курчатовой и Венглинской построен – вьюношеское житие-бытие, описанное колоритно и точно, вплетается в историю учителя истории Даниила Ворона, которого неожиданно призывают служить в особое военное подразделение, специализирующееся по очистке города от нежелательных элементов.

«Лето по Даниилу Андреевичу» оказывается книжкой про сложность взросления, когда мир теряет уютную однозначность

А Данила – неформал, пьяница и эротоман, вольный стрелок, знаток Средневековья и любитель старофранцузских поэтов, сочиняющий роман, из-за чего реальность начинает мешаться с мороком антиутопических фантазий. Повествование про школьные годы чудесные оборачивается фантасмагорией с уклоном в серийные и сериальные боевики.

Начиналось-то все как в молодежном кино – весело и лирично.

С одной стороны – средняя школа, школьники и школьницы, молодой учитель, отчисленный из аспирантуры, косяк в мужском туалете, очевидная симпатия рано повзрослевшей ученицы; с другой – метания интеллектуала между богемной жизнью, своенравной любовницей, эпохой первоначального накопления капитала и предощущением гражданской войны, что крепнет в воздухе с каждой прочитанной страницей.

Шутки-прибаутки сменяются свинцовыми мерзостями предфронтового быта, события обрушиваются на героев как в боевике или дурном сне, меняется и сам стиль повествования. Понятно отчего – подростковую жизнь Курчатова и Виглянская знают лучше реалий военного быта, отчего и переходят на описательский пунктир, нарративную азбуку Морзе.

Так, таким образом, текст корректирует авторские установки, начиная решать свои собственные, внутритекстуальные проблемы, из-за чего «Лето по Даниилу Андреевичу» получается про соотношение реальности и вымысла. Вполне, между прочим, в духе йенских романтиков периода «бури и натиска».

Но ничего, будет и на этой улице праздник, ибо после «бури и натиска», как известно из типологии романтического движения, после «крови и почвы», «после тридцать седьмого, после снова и снова…» обязательно случается бидермейер. Ну а где буржуазность – там и внятный сюжет, и четкая фабула, и даже корректор успевает правильно расставить обозначения прямой речи, из-за чего диалоги перестают казаться массивами от Натали Саррот.

Конечно, перемудрили. Не было ни гроша, а вдруг алтын. Строим догадки. Скорее всего, вся вторая половина романа – один затянувшийся трип, медленно вызревающий в отяжелевшей голове смятенного Даниила Ворона. Камбеки случаются и в первой половине «Лето по Даниилу Андреевичу», однако там они чередуются с яркими и сочными картинками школьной вольницы, но с тех пор, как Ворона забирают в армию, хронотоп становится линейным – морок наваливается и уже более не отпускает.

И уже совершенно неважно, что происходит (а события всё валятся и валятся из однажды открытого окна), неправдоподобность зашкаливает, и сложно отыскать логику в происходящем. Куда существеннее цельность наваждения, возникшего то ли из смятенности, или же из творческого порыва романа в романе.

«Лето по Даниилу Андреевичу» оказывается книжкой про сложность взросления, когда мир теряет уютную однозначность, начинает дробиться на плохо стыкующиеся составляющие – и в описании этого процесса Курчатова и Венглинская достигли высот пластической убедительности. Сыплется пазл восприятия реальности, сыплется сама реальность, но не текст, ее описывающий и становящийся, чем дальше в лес, все более тугим и плотным.

Да, здесь есть все составляющие, присущие той самой «молодежной прозе» – матерок-ветерок, картинки с выставки, ярмарка юношеского тщеславия, умц-умц-умц и кокаин в ночных клубах, любовная неопытность и отчаянье перед неизвестностью. Масса точных наблюдений, остро колющих метафор и почти не завиральных теорем.

Но помимо этого существуют и выполняются (наполняются) сверхзадачи. И сюжетная, и фабульная, и собственно текстуальная, без которой настоящему роману никогда не настояться. И за которую можно простить шероховатости, шорохи и крики, доставшиеся в наследство от многочисленных картонных восклицательных знаков из «Дай мне!» и «Ура!»

А Ирина Денежкина долго говорила в многочисленных интервью, что вот-вот обязательно засядет за второй роман (как будто у нее первый был!), а сама вышла замуж да ребенка родила.

И, между прочим, правильно сделала…

* Признан(а) в РФ иностранным агентом