Екатерина Сальникова: И это все о нас?..

На фоне предвыборной рекламы «Война и мир» смотрится как киноплакат на тему «Россия, которую мы потеряли». «Дом на набережной» – как киноплакат «Россия, от которой мы отказались». В любом случае приятнее и проще смотреть и загружать мозги себе и окружающим темами прошлого, которое все равно уже точно было и точно прошло. Тема будущего напрашивается в качестве рифмы – но напрашивается молчаливо, поскольку ничего об этом будущем толком сказать невозможно. Олитературенная история со своей «вечной современностью» непроизвольно выступает громоотводом от актуальности в прямом смысле слова.

Смотрела «Войну и мир» – а все чудилось, что повторяют прошлосезонный «Тихий Дон»...

Смотрела «Дом на набережной» – вообще ничего не чудилось.

Телепроект внутрироссийских экранизаций великих произведений русской и советской литературы исчерпал себя за полтора предыдущих сезона

Телепроект внутрироссийских экранизаций великих произведений русской и советской литературы исчерпал себя за полтора предыдущих сезона. Можно, конечно, въедливо разбираться в отступлениях фильма от прозы Трифонова.

Можно судить и рядить о некоторых ролях – допустим, рассуждать о пришествии на сериальную территорию столь редких гостей, как замечательная актриса Ольга Яковлева и замечательный актер Алексей Петренко.

Можно писать о том, что задним числом у нас на ТВ сложился стиль интерпретации советской действительности с незыблемой и изначально понятной расстановкой идеологических акцентов. Про ту жизнь и про то государство всем как будто всё ясно. Никаких открытий по-крупному создатели сериальной продукции делать для себя и для нас не собираются. Превратить трагедию советского периода в рутину телесериального прайм-тайма – это надо суметь. И телевидение сумело – такая уж у него природа.

Но как только эта природа оказывается преобладающей, упраздняются и мотивы для подробного восприятия телесериала как «штучного» явления. Когда по телевизору шел один латиноамериканский сериал «Богатые тоже плачут», его все обсуждали, даже искусствоведы и философы – не публично, так в частном общении. Но когда нас завалили аналогичной продукцией, пафос обсуждения быстро иссяк.

По той же схеме мы движемся в экранизациях отечественной классики. Первые опыты хотелось разбирать по самым мелким косточкам. Нынешние кажется достаточно просто окинуть взором.

Пока нет фабрики международного классического сериала, «Война и мир» остается в диковинку. Если нас однажды завалят такими интернациональными экранизациями, каждая из них будет лишь проявлением общего стиля. А пока эта эпоха не наступила...

...Не обязательно быть экстрасенсом, чтобы предугадать результаты проекта экранизации «Войны и мира» с участием Франции, Германии, Италии, Испании, Польши, ах, да, и России в том числе. С режиссурой Роберта Дорнхельма, который никогда не был сколько-нибудь выдающимся режиссером. С какой-то Клеменс Поэзи в качестве Наташи Ростовой. С каким-то Александром Бейером в качестве Пьера Безухова. С каким-то Алессио Бони в виде князя Андрея Болконского.

И пускай даже с Игорем Костолевским, напитавшим образ Александра I своим обаянием. И пускай даже с Владимиром Ильиным, предельно демократизирующим образ великого Кутузова. Что они могут, если даже Наполеон в этом интернациональном сериале – пустое место.

Страховка от удачи

Понятно, что замахнуться на графа нашего на Толстого – это типа подобрать грандиозный бренд, у которого нет прямого наследника

Понятно, что замахнуться на графа нашего на Толстого – это типа подобрать грандиозный бренд, у которого нет прямого наследника. Грех пройти мимо и не сделать на этом большие деньги. Для кого-то «Война и мир» – роман из разряда священных произведений. А для кого-то возможность использования «Войны и мира» в личных коммерческих целях – сакральная акция. Категория политкорректности уравнивает эти предпочтения. Претензии на неприкосновенность «Войны и мира» должны выглядеть постыдно и, главное, старомодно.

И в конце концов, как можно запретить кому-то что-то экранизировать? Ну, будет неудача. Что ж, теперь, кина не снимать? Неудачи случаются у всех, даже самых замечательных художников и творческих групп.

Но есть неудачи запрограммированные и неизбежные. И вот они бесят.

Бесит, когда заранее очевидно, что заботы об эстетическом уровне картины были даже не на последнем месте, а нигде. Я бы могла понять, если бы какой-нибудь действительно незаурядный режиссер, долго вынашивавший идею экранизации романа Толстого, собрал бы команду из очень хороших исполнителей и увлеченно разрабатывал с ними роли. Не из уважения к русскому графу, а от понимания того, что только незаурядным актерам и только при незаурядной затрате артистических сил роли «Войны и мира» могут быть по плечу. Могут – что не означает автоматического успеха и совсем не гарантирует совершенства фильма.

Честно говоря, я бы не сказала по тому, как Грета Гарбо в свое время сыграла Анну Каренину, что это работа мировой звезды и замечательной актрисы. Вячеслав Тихонов, опять же по моему субъективному мнению, больше сказал своей ролью Штирлица в «17 мгновениях весны», нежели ролью князя Андрея в «Войне и мире» Бондарчука. А в «Онегине» Марты Файнс с Ральфом Файнсом и Лив Тайлер много замечательных фрагментиков, и сами исполнители обладают весомой человеческой неординарностью, однако сколько там клюквы и сколько там прозаизмов, которые напрочь убивают пушкинский феномен романа в стихах и трагедии жизни в стихах...

Никто не застрахован от неудачи, когда берется за нашу классику. Но в данном случае, похоже, вся творческая группа «Войны и мира» крепко застраховалась от удачи. А кто сказал, собственно, что надо обязательно стараться создавать искусство? Можно создать элементарную коммерческую продукцию для последующего потребления. У каждого свои цели, и будьте добры их уважать. Создатели же сериала уважают Толстого, вон сколько текста романа вбухали в фильм, сколько сюжетных звеньев сохранили.

Да, прагматизм в кинобизнесе перестал быть циничным и наглым, он стал невинным, ответственным и формально корректным по отношению к первоисточнику.

Вот вам небо, вот вам листочки

К роману Толстого тут отнеслись как к проработанному сценарию, где уже проставлены акценты

Нет ни одного намека на то, что хотели как лучше. Что мучались над замыслом интерпретации. Что думали над решением той или иной сцены. То есть, может, конечно, и думали, но в таком случае ничего не придумали. Событий в первую серию напихали много.

Вопрос – кто и когда из героев успевал их проживать? Никто и никогда.

В результате запомнились только голые пятки Наташи Ростовой и то, что сама Наташа – блондинка. Кстати, довольно сильно похожая по типу на Элен (Виоланте Плачидо). Если бы не сюжет, было бы совершенно непонятно, в чем разница этих героинь.

Чем отличается Андрей Болконский от Пьера Безухова, который примерно одной с ним комплекции? Андрей все время ходит хмурый. А Пьер – в очках.

Чем отличается старик Болконский от старика Ростова? Белизной седин и некоторой поджаростью и опять же сумрачностью лица. А в целом это просто два «благородных отца» мелодраматического профиля. У них вообще может не быть титулов и фамилий.

К роману Толстого тут отнеслись как к проработанному сценарию, где уже проставлены акценты. Поэтому Болконский действительно лежит раненый на земле, а над ним действительно синее небо Аустерлица. А мимо действительно едет какой-то Наполеон. Только эффекта кульминационной сцены все равно не возникает. Потому что небо Аустерлица у Толстого – это совсем не просто небо, которое надо показать, и будет вполне достаточно, чтобы возник определенный смысл. Это уникальное «внутреннее» небо, которое открыли для человечества Толстой вместе со своим героем.

Свой индивидуально проживаемый смысл неба должен вкладываться в картину мира режиссером и оператором. А они хотят чужое небо из романа взять и просто перенести из в фильм. Авось вместе с «телом» неба и смысл его перекочует. Потому что в романе у неба смысл есть, а у режиссера фильма – нету. В результате небо в фильме присутствует – а смысл у него отсутствует.

То же самое с пресловутыми толстовскими листочками. Зафиксированы тут в фильме листочки, и дуб большой найден. И стоят возле него, и слова произносят. Но ведь Толстой писал не беллетристический роман о семейной жизни на фоне войны. Толстой писал философский роман о семейной жизни, любви и войне. В философском романе авторские отступления и долгие размышления героев существуют совсем не для того, чтобы их пропускали читатели (да простит меня Ролан Барт), а для того, чтобы читали, да еще по нескольку раз и подключались к авторскому процессу рассуждений.

В международном проекте «Война и мир» закадровый текст звучит для того, чтобы создавалась атмосфера многозначительности. Чтобы зритель больше уважал раскидистые пейзажи, а не просто ими любовался.

Красные носы мерзнущих солдат вносят, конечно, элемент натуральности в колорит военных действий. И натуральность эта как раз прожита острее всего режиссурой фильма. Человеку эпохи цивилизованной виртуальности тяжело и страшно представлять настоящую войну, которая к тому же разыгрывается совсем не в жаркой стране, а где-то в холоде. «Богатыри – не мы...» – думает Дорнхельм. Как же он напугается Бородинской битвы...

Жальче всего Костолевского, который все время хочет что-то играть и у которого явно есть какая-то своя концепция образа императора. А камера упорно не желает этого замечать. И режиссер тоже не тратит лишнего внимания. Зачем выстраивать образ императора, если император уже есть – вон какой импозантный актер в кадре! Вместе с невысоким плотным Ильиным-Кутузовым они смотрятся как несчастная пара почти из романа Сервантеса. Они прекраснодушно хотят вжиться в обстоятельства «Войны и мира» Льва Толстого – и не понимают, что нету никакого искусства и никакого Льва Толстого в этом кино, как его ни назови.

В советской мелодраме «И это всё о нем...», где Игорь Костолевский когда-то играл центральную роль, искусства было гораздо больше. А главное – там было понятно, о какой реальности каких годов и каких широт идет речь.

В международной «Войне и мире» не очень понятно, в какой стране происходит дело. Одно время ругали зарубежные фильмы о России за обилие «клюквы». Теперь наступила эпоха тотальной виртуализации и географии, и национального колорита. Похоже, кино пытается взять нас в общий европейский дом, а заодно его и построить в меру своего разумения.

Досматриваю серию и ловлю себя на мысли, которую уже кто-то где-то высказывал по другому поводу: «Ни войны, ни мира, а армию распустить...» Это, наверно, предвыборная реклама на меня плохо действует, ломает кайф от исторического сериала.