Возможно, главная стратегическая ошибка российской экспертизы по Украине всех постсоветских десятилетий – это разделение ее на Восточную и Западную Украину как «нашу» и «не нашу». Нет у украинского проекта такого деления: две его части органично дополняют друг друга.
2 комментарияВалерий Федоров: Энергетическая сверхдержава против Чернобыльского синдрома
Валерий Федоров: Чернобыльский синдром
20 лет после Чернобыля – срок немалый. Несмотря на то, что за это время прошли глобальные геополитические изменения, общественное сознание не только хранит память об этой страшной аварии, но и несет на себе ее тяжелый эмоциональный отпечаток.
Двадцатилетие Чернобыля – не только печальный повод для поминовения его жертв, но и напоминание: «мирный атом» в России воспринимается людьми не столько как технологическая «примочка», расширяющая границы человеческих возможностей, сколько как прошлая, настоящая и, возможно, будущая угроза. И как всякая угроза, она порождает страх, а страх рождает мифы. Их вокруг Чернобыля, его последствий, – как и двадцать лет назад, хоть пруд пруди.
Об этом говорят данные всероссийского опроса общественного мнения, проведенного ВЦИОМ 8–9 апреля 2006 года. Прежде всего Чернобыльская авария осталась в памяти людей по причине своей крупномасштабности и тяжести последствий. Подавляющее большинство жителей России (82%) считают эту аварию «крупнейшей техногенной катастрофой ХХ века, имевшей тяжелейшие последствия для страны и всего человечества». Только 15% россиян считают, что масштаб аварии был преувеличен и ее последствия «не столь катастрофичны, как казалось два десятилетия назад».
Для России как страны, поставившей задачу стать энергетической сверхдержавой XXI века, эта тема сверхактуальна
Что касается оценки последствий аварии, то общественное мнение не совпадает с мнением многих авторитетных экспертов, анализировавших причины и последствия Чернобыльской аварии. Например, Сергей Шойгу выразил мнение, что медицинские последствия аварии оказались менее серьезными, чем предполагалось ранее. А заместитель директора Института проблем безопасного развития атомной энергетики Игорь Линге заявляет, что «никаких сотен тысяч умерших от аварии нет». Для общественного же мнения страны самыми серьезными последствиями Чернобыльской аварии являются именно медицинские последствия – это «рост числа заболеваний и повышение уровня смертности в результате радиоактивного заражения» (77%). Ущерб, нанесенный окружающей среде, только на втором месте (55%).
«Чернобыльский синдром» в России преодолевается, хотя и с трудом. Опасений, что такая авария может повториться, сегодня стало меньше, но по-прежнему их разделяет значимое большинство наших соотечественников. Если в 2001 году 74% россиян полагали, что в нашей стране возможно повторение подобной катастрофы, то в 2006-м придерживаются такого мнения 63%. Характерно, что уровень обеспокоенности возможностью повторения чернобыльской трагедии среди молодежи до 25 лет хотя и ниже, чем у людей старших возрастов, но, тем не менее, достаточно высок и составляет 52%. Это говорит о том, что Чернобыль как символ ядерной угрозы вошел в историческую память и передается от поколения к поколению. Эти данные также свидетельствуют о сомнении людей в способности государства гарантировать неповторение катастрофы.
В этом свете особенно остро стоят проблемы безопасности современной ядерной энергетики. Общественное мнение, конечно, не может выступать с экспертными оценками по вопросам атомной безопасности. Но главная черта отношения людей к атомным электростанциям – недоверие. Это недоверие далеко отстоит от протестных экологических настроений, оно имеет внутренний, недемонстративный характер. В ходе последнего опроса только 6% респондентов выразили мнение, что современные атомные электростанции «безусловно обеспечивают» безопасность населения страны, еще 36% считают, что «скорее обеспечивают». Пессимистов примерно столько же – 40%. Среди молодежи до 25 лет, для которой в целом характерен больший жизненный оптимизм, уровень недоверия в вопросах ядерной безопасности также достаточно высок – 33%.
Так нужно ли России развивать атомную энергетику – или лучше законсервировать ее на нынешнем уровне, а то и вовсе отказаться от этого вида энергии во избежание новых катастроф? Только 19% опрошенных считают, что количество действующих АЭС нужно сокращать и тем более не строить новых. А относительное большинство (42%) высказывается за то, чтобы ограничиться уже существующими АЭС, не увеличивать их число. Таким образом, 61% населения страны выступает против строительства новых атомных электростанций. Вдвое меньше – 27% граждан – «чернобыльскому синдрому» не подвержены и считают, что новые атомные станции нам нужны.
И все же в целом россияне испытывают сильное интуитивное недоверие к самой атомной энергии. Отвечая на вопрос о приоритетах в развитии различных видов энергетики, лишь 9% населения считают, что главным направлением должно быть развитие именно атомной энергетики. Россиянам больше нравятся те виды энергии, которые исключают или сводят к минимуму любые техногенные катастрофы. Почти половина опрошенных (48%) высказались за экологически чистые источники энергии – энергию солнца, ветра, морских приливов и геотермальных источников (вопрос, насколько это эффективно и возможно, оставим в стороне – задавать его, конечно же, стоит экспертам). Еще 20% выступают за приоритетное развитие гидроэлектростанций и 12% – за развитие электростанций, работающих на органических видах топлива (мазут, уголь, торф).
Чернобыльская АЭС |
Для России как страны, поставившей задачу стать энергетической сверхдержавой XXI века, эта тема сверхактуальна. Новые проекты в сфере добычи и транспорта нефти, развитии атомной энергетики выглядят весьма привлекательно и с финансовой, и с геополитической точек зрения, получают поддержку крупного бизнеса, мощные стимулирующие импульсы от государства. Не говоря уже о том, что решение главных задач государства – обеспечения безопасности жизни в России и повышения уровня жизни огромного большинства россиян – невозможно без ускорения экономического развития, требующего, свою очередь, активизации энергетического строительства.
Надо помнить, однако, что без осознания границ экономического подхода, без трезвой и рациональной увязки его с подходом экологическим политика развития энергетической базы может не только ухудшить и без того неблестящее состояние российской окружающей среды, но и натолкнуться на вполне ощутимое общественное сопротивление. Ведь даже в 1970-е, во времена строительства советского варианта «потребительского рая», экологические опасения стали значимым фактором активизации общественной жизни.
Сегодняшняя политическая стабильность тоже имеет свои пределы, вот только нащупываются они довольно медленно, опытным путем. Баланс в отношениях власти и общества устанавливается весьма непросто, чему яркий пример – прошлогодняя история с монетизацией льгот. Хорошо, если для выявления границ допустимого в экономике и энергетике хватит нескольких столкновений бюрократии с активистами экологических организаций и жителями территорий, где планируются экологически небезопасные проекты. К конфликтам и полемике на эту тему нужно относиться со вниманием и интересом. Именно в таких, неочевидных и непервоочередных для государства вопросах необходима и благотворна позиция гражданского общества.
Заметим в скобках, что под гражданской активностью не следует понимать зачастую маскируемые под общественное мнение действия экономических и геополитических конкурентов России и российских компаний. Речь идет о действительных, не подкрепленных финансовой подпиткой заинтересованных «групп давления» опасениях граждан. Отрицать их наличие – значит игнорировать фундаментальные факты общественной жизни. Гораздо лучше основательно поспорить и подискутировать, убеждать друг друга, идти на взаимоприемлемые компромиссы сейчас, чем горевать и признавать свои ошибки потом, когда худшие опасения реализуются. Если мы этого не допустим – значит, позитивные уроки из опыта Чернобыля мы все-таки извлекли.