Виктор Топоров: Книга страны

Необъявленная сумма вручена как спецприз жюри престарелому поэту Науму Коржавину за книгу воспоминаний (и, надо полагать, по совокупности заслуг перед отечеством).

Как прорицатель, безоговорочно предрекший главный успех роману Алексея Иванова «Золото бунта», я в очередной раз попал пальцем в небо. Или, если угодно, сел в лужу. Иванову достался лишь «приз читательских симпатий» – а что сей сон значит (и сколько в денежном выражении весит), не известно никому, кроме отцов – учредителей премии. Деньги любят тишину – и кому, как не Петру Авену с Александром Мамутом, знать это лучше всех. Разве что Роману Абрамовичу – но джентльмены предпочитают блондинок и футболистов «Челси».

Ильф и Петров, когда им приходила на ум одна и та же фраза, ее моментально вычеркивали как заведомо банальную

Столь частые провалы литературного (и не только литературного) Нострадамуса нуждаются в объяснении. Тем более что оно имеет универсальный характер: я «закладываюсь» на чужой ум, но никак не на чужую, граничащую с идиотизмом, глупость.

Решая шахматную пятиходовку, рассматриваешь все возможные ходы за обе стороны, а всерьез учитываешь только сильнейшие. Хотя понятно, что при нелепой игре черных их можно заматовать на третьем ходу, а то и на втором - и лишь при правильной получается пятиходовка.

В данном случае при правильной игре победило бы «Золото бунта».

А почему не Быков? Почему не Шишкин? Потому что и тот и другой уже удостоились за те же самые произведения премии «Национальный бестселлер» (в 2006 и 2005 годах соответственно)? Да, но не только.

Любой непредвзятый аналитик заметит, что структура и регламент «Большой книги» процентов на восемьдесят позаимствованы у «Нацбеста» (а на остальные двадцать – у премии имени Аполлона Григорьева, последним лауреатом которой, кстати, стал Александр Кабаков).

И вариант развития событий, при котором, сначала позаимствовав регламент, заимствуют затем и лауреатов, представлялся мне заведомо исключенным ввиду его (или, наоборот, моей) явной идиотичности. Каждый раз, когда думаешь, что люди наверняка постесняются, они спешат растелешиться, как на нудистком пляже.

Мне, естественно, могут возразить, что уж таким оказался выбор состоящего из ста человек жюри. Но не надо песен!

У «Нацбеста» новая премия позаимствовала все, кроме гласности и прозрачности процедуры. Анонимные бюллетени с результатами голосования «академики» и их доверенные лица подносили прямо на сцену Большого зала ЦДЛ, где уже приплясывал (позже он и впрямь пустится в пляс) будущий лауреат с заранее сочиненной одой на собственную победу.

Решение – по всем трем кандидатурам – безусловно, приняли загодя и келейно, тогда как нужное количество бюллетеней напечатали и вбросили, уже «определившись». Тройное решение оказалось подтасованным; другой вопрос в том, почему подтасовали именно такое решение.

Три миллиона рублей достались Дмитрию Быкову за жизнеописание «Борис Пастернак»

Думаю, что назвать эти три имени и расположить их именно в таком порядке, сделав это в соответствии с собственными творческими предпочтениями, мог только один человек – ведущий редактор современной русской литературы издательства «Вагриус» Елена Шубина.

«Все поправимо» и «Венерин волос», да и все романы Быкова (кроме, понятно, «Пастернака»), вышли именно у нее. Она член жюри «Большой книги» (полный список которого, кстати говоря, засекречен), и, разумеется, имеет изрядное влияние еще на одного члена жюри – замначальника ФАККа (и бывшего замминистра культуры) Владимира Григорьева. Который, будучи на госслужбе, ясен пень, далек от какой бы то ни было коммерческой деятельности. Вот только слог «гри» в сконтаминированном из трех фамилий «Вагриусе» - это как раз бывший замминистра.

Разумеется, Шубина не занималась подтасовкой – она назвала имена, и, разумеется, Григорьев «вбросил» их лишь в порядке предположения или, самое большее, пожелания.

Подтасовать – спросите у Вешнякова – можно процентов пять-десять, но никак не пятьдесят-семьдесят. И это означает, что три премированных произведения и впрямь получили высокую оценку у честно проголосовавших членов жюри. Хотя и не обязательно самую высокую. Но перевесить Иванова – и в результате даже вытеснить его из тройки – хватило.

Оскорблены прежде всего отечественные прозаики. Всем скопом, причем иные – не без оснований. Потому что книга Быкова это и не проза вовсе, книга Кабакова – плохая проза, а книга Шишкина – проза хоть и затейливая, но уж больно низкотемпературная.

Обиду эту мне довелось выслушивать в связи с «Нацбестом» - и, что скрывать, я ее вполне разделяю. Потому что русскую литературу с такими лауреатами (имею в виду книги, а не их авторов) из болота не вытащишь. Жизнеописание, полумемуаразм и выпиливание лобзиком, оно же соло на пиле, – жанры сами по себе вполне приемлемые, но не определяющие.

Или, перефразируя Бродского, горе той литературе, в которой они становятся определяющими!

Обложка романа Михаила Шишкина «Венерин волос»

Ильф и Петров, когда им приходила на ум одна и та же фраза, ее моментально вычеркивали как заведомо банальную. «Большая книга» выше подобных предубеждений. Ее назначение (и предназначение) в другом: хорошо бы заполучить для литературы (или для самих себя?) кусок газовой трубы с крантиком. Хорошо, Быков, или кусок труБЫков, как это получилось в данном случае.

Хотя, понятно, где труба, там политика – и в этом смысле покладистый председатель букеровского жюри Кабаков и швейцарский «толмач» Шишкин – фигуры куда более нейтральные, чтобы не сказать никакие, чем находящийся в непримиримой-мнимой оппозиции если не к режиму, то ко многим его столпам главный лауреат.

И если награждение Быкова было заранее согласовано (а усомниться в этом трудно), то произошло это как некий компромиссный и (как все компромиссы власти) двусмысленный жест: хотим – милуем…

Дополнительной – и, может быть, решающей – гирькой на этих весах стала парадоксальная, но вместе с тем несомненная принадлежность Быкова (не вылезающего из «ящика», фигурирующего в глянцевых журналах и редактирующего один из них) миру гламура.

Определенно гламурен нынче – после телефильма «Доктор Живаго» и в силу целого ряда других обстоятельств – и его герой Пастернак…

И двусмысленно-поощрительный жест властей означает: гламурная оппозиция (пусть и непримиримая) с суверенной демократией вполне совместима.

Кто не верит, переспросите у Александра Проханова.