На передний план в сегодняшней борьбе мусульман с элементами мирового порядка, в первую очередь в виде установленных в исламском мире режимов, все более заметно выходит шиитское сопротивление. Пока еще кровавые события в Сирии и волны нестабильности, катящиеся по Египту и Магрибу, держат в поле зрения мировой публики салафитских джихадистов как авангард исламской пассионарности. Однако в ближайшее время прямое противостояние шиитского населения с монархическими режимами Аравийского полуострова должно потеснить в медиа славу «Аль-Каиды*» и аффилированных с ней структур. Борьба шиитов после многолетней консервации в формате победившей и вошедшей в состояние гомеостазиса Исламской революции в Иране снова станет – и в гораздо большей степени, чем в 1979 году – доминантой современности.
США смогут сосредоточить свое внимание на проблеме Китая и России
Почему это произойдет? Для этого есть несколько причин, внешних и внутренних. Внешняя и сугубо техническая причина заключается в том, что шиитов больше. На первый взгляд может показаться, что это утверждение абсурдно. Шиитские мазхабы вкупе охватывают не более 20% уммы. Однако стоит сравнить удельный вес пассионариев в суннитской и шиитской средах. Среди суннитов соотношение джихадистов к массе мировой общины измеряется десятками тысяч, избранных из сотен миллионов. Среди шиитов соотношение принципиально иное. Исламская революция в Иране вовлекла в борьбу практически весь народ. В последующем шииты Ирана, находясь в блокаде, практически голыми руками удержали и разгромили танковые армады Саддама Хусейна. Восстание шиитов в Ираке также поддерживались практически всем человеческим ресурсом общины. Потенциально в шиитском активе может быть задействовано подавляющее большинство мусульман этого мазхаба. Поэтому 20% шиитов «весят» больше, чем остальные 4/5.
Такое неравномерное распределение пассионарности между двумя главными направлениями ислама связано с ролью, которую шииты играют в исламском мире и в истории ислама. Это не что иное, как роль «гонимых за правду». Шииты представляют собой внутри ислама «малый отряд», который концентрирует в себе и поднимает как знамя статус «обездоленного», совпадающий с провиденциальным эсхатологическим призванием мусульманина. На одной стороне уммы верующие, для которых трагическое измерение жизни является чем-то сомнительным, периферийным или вообще отторгаемым, на другой – это трагическое измерение является осевым содержанием веры.
Этот потенциал изначально данной пассионарной вовлеченности каждого шиита в драму исламской истории структурирован и капитализирован через принцип «таклида» – следование «образцу» в лице муджтахида – духовного наставника. В шиизме духовенство институционализировано, в силу особой идеологии, исторически сложившейся в джафаритском мазхабе, оно – духовенство – представляет собой политический класс, самостоятельный, в отличие от суннитских алимов, многими веками находившихся на службе султанов, эмиров, а впоследствии и президентов.
Огромный психологический ущерб в этом плане нанес суннитскому ближневосточному джамаату османский государственный ислам. 500 лет Османского халифата создали прикормленную государством религиозную бюрократию, против которой мусульмане боролись вплоть до Первой мировой войны. Ваххабитское движение и махдистское движение в Судане – наиболее яркие примеры противостояния живых сил уммы той фальсификации, которая под именем «ислама» существовала в границах Высокой Порты. Однако даже ваххабизм/салафизм так и не смог достичь критической массы и трансформировать общую инерционность в психологии большинства, которое предпочитало (а в значительной мере и до сих пор предпочитает) уход от проблем реальной веры в специфическое пространство суфийских тарикатов.
Шиитский истеблишмент, прежде всего верхние слои шиитского духовенства, несомненно, имеет тесные и глубокие связи с мировым традиционалистским клубом, в первую очередь в странах европейского Запада. Именно этот аспект обеспечил имаму Хомейни в период изгнания возможность не просто быть политическим беженцем во Франции, но и организовывать и направлять ход борьбы против шаха на родине. (Напомним, что такой видный идеолог исламской революции, как Али Шариати, получил приют в Великобритании. Там же находились в эмиграции ведущие духовные лидеры иракского шиизма, бежавшие от Саддама.) Скрытая пока поддержка Традиционалистского клуба является не последним фактором, который помогает удержать относительную стабильность вокруг Ирана, блокировать на протяжении практически целого поколения развязывание против ИРИ войны, о чем все это время мечтали «ястребы» США и Израиля.
Обама принял решение о радикальном изменении внешнеполитического курса на Ближнем Востоке
Однако при всем этом у высшего клерикального истеблишмента шиитов и у Традиционалистского клуба существует фундаментальное различие в политико-теологической «повестке дня». Этим и объясняется противоречивый статус Ирана, который занимает уникальную позицию в геополитическом мировом раскладе. Сегодня это единственная страна победившей теократии, где духовенство как политический класс взяло на себя прямую ответственность за управление страной в обход «светских» правителей любого формата. С одной стороны, такое положение вызывает ностальгический отклик в определенных кругах клерикального и аристократического истеблишмента Запада, с другой – в силу такого никем не отмененного фактора, как «борьба каст», иранская теократия – это прямой вызов для любой наследственной монархии, в первую очередь «мусульманских» монархий в странах Аравийского полуострова.
Еще более глубоким противоречием является то, что шиитское духовенство ориентировано на эсхатологию: пришествие Махди и Мессии Исы (мир им обоим). Эта установка, будучи неотъемлемой частью шиитского мировоззрения, оказывается камнем преткновения для традиционалистского Запада, который в действительности гораздо больше ориентирован на выход из подземелий Шамбалы «императора Калачакры», который, согласно тибетскому ламаистскому преданию, должен будет «разгромить ислам и вернуть традиционалистскую элиту человечества в Золотой век».
Прямым союзником западных традиционалистов, прежде всего кругов, близких к британской монархии, являются монархические дома стран Персидского залива, а также Хашимитская династия Иордании. В свое время также и Аравия была под управлением Хашимитов, но после того, как лидер ваххабитских племен из Неджда Абдул Азиз изгнал в 1928 году шерифа Мекки – родственника нынешнего правителя Иордании, – в Аравии возникла династия Саудов, которые представляют собой, с точки зрения монархических соседей, просто «выскочек». И как всякие выскочки и парвеню, саудовцы обречены ориентироваться на США.
Соединенные Штаты вошли в историю как оппозиция клерикально-монархическому миропорядку, господствовавшему в Старом Свете. С самого начала Америка стала цитаделью либерализма, либерализма протестантского, масонского, иными словами, либерализма религиозного. «Просто США» – та первая община, из которой впоследствии выросла империя янки, – воспринимали себя как Новую Атлантиду, и это была не только метафора, но и в очень серьезной степени конституирующий миф, на котором основана матрица американской цивилизации.
США на протяжении всей своей истории боролись против Европы, и в конце концов вышли из этой борьбы победителями в 1945 году, превратив этот континент в своего сателлита. В исторический период существования американского государства ислам находился в состоянии глубокого сна и поэтому не являлся ни самостоятельным фактором, ни вызовом для Вашингтона. Османский халифат, представлявший ислам миру, в ХIХ веке, когда Вашингтон вышел на мировую арену, носил сомнительное звание «больного человека Европы». Проблема для США возникла, когда колониальная аристократическая Европа, контролирующая в то время в той или иной степени исламский мир, вдруг сама оказалась разгромленной и оккупированной. Упразднение роли Европы как одновременно «международного жандарма» и «всемирного просветителя» подобно удару грома пробудило дремлющие силы уммы. Именно после этого ислам превратился в вызов для американской империи – сначала геополитический (контроль над нефтеносными территориями, отношения с СССР), а затем и духовно-идеологический.
После ряда попыток использовать исламский фактор в своих интересах США пришли к выводу в начале 90-х годов прошлого века, что исходящая от него угроза намного превышает частные плюсы, которые можно получить на отдельных участках сотрудничества. В числе «плюсов» была возможность использовать радикальный ислам как инструмент сдерживания против России и Китая. Однако гораздо более серьезным минусом оказывалось потенциальное сотрудничество ислама и Европы, что в перспективе возвращало традиционалистским элитам поверженного континента возможность «встать с колен». (США активно работали над блокированием сближения между Европой и исламом через спонсирование крайне правых исламофобских националистических партий, а также опираясь на лоббистский потенциал Израиля и еврейской диаспоры в странах ЕС. Однако оба этих ресурса оказались слишком маргинальными, чтобы решить окончательно проблему.)
#{interviewpolit}В итоге США оказались в ситуации, когда им пришлось бороться на несколько фронтов. Главным и всем очевидным направлением борьбы стал после 11 сентября (в действительности задолго до этого) исламский мир. Однако подспудно при этом росло противостояние между США и Европой, а также напряжение между США и Китаем, США и Россией... В исламском мире у Вашингтона оказалось два направления борьбы: с одной стороны, Исламская Республика Иран, противостоящая всем попыткам ограничить ее суверенитет, с другой стороны, многоликий джихадизм от «Талибана*» до сомалийских исламистов. Большой ошибкой американской стратегии с негативными для американцев долгосрочными последствиями стало уничтожение режима Саддама Хусейна, ставленника США в регионе, послужившее прологом к крушению других авторитарных антиисламских режимов типа Мубарака, Каддафи и пр. В результате США остались с единственным безоговорочным партнером в мусульманском пространстве – Саудовской Аравией.
Однако у саудовского режима большие проблемы. Внутри страны существует загнанная в подполье и эмиграцию, но мощная оппозиция, причем как суннитская, так и шиитская. Запасы нефти, которые делали Саудовскую Аравию глобальным геополитическим игроком, оказались завышенными в своей оценке примерно на 40%, а возможности страны наращивать добычу – ограниченными. Саудовская династия расколота внутри себя и к тому же вынуждена конкурировать с пробританскими монархиями, которые бросают ей вызов в сфере религиозно-политического лидерства: Катаром, ОАЭ, Оманом... На юге полуострова в Йемене идет масштабная вооруженная борьба салафитов против Системы, которая оттягивает на себя значительную часть внимания саудовских силовиков. На этом фоне шиитский вызов по периметру Аравийского полуострова может стать «соломинкой, ломающей спину верблюда». Саудовцы уже оккупировали маленький, но стратегически важный Бахрейн, где протестующее шиитское большинство составляет 82%! К тому же оно поддержано некоторой частью бахрейнских суннитов. Политический союз шиитов и суннитов является постоянным кошмаром всех арабских правителей, сделавших ставку на союз с мировой системой.
«Исламское пробуждение» (именуемое в западных СМИ «арабской весной») превратило в руины долго и кроваво выстраивавшийся после Второй мировой войны ближневосточный порядок. Американское влияние в регионе никогда не падало после 1945 года так низко, как сегодня. Израиль превратился в государство-парию и загнал себя в политический тупик. Его лоббистские возможности в Европе практически упразднены, что подтверждается беспрецедентными отзывами дипломатических представителей крупнейшими странами ЕС в знак протеста против строительства еврейских поселений на Западном берегу. Та часть джихадистов, которая находилась под влиянием саудовского режима и на использование которой рассчитывали США, оказалась гораздо менее управляема, чем ожидалось, как показывает непризнание исламскими группами сирийской вооруженной оппозиции новой Национальной коалиции. В этой среде соперничество между Катаром и Саудовской Аравией разрушает любые попытки США консолидировать салафитские силы под своим контролем.
В этих условиях пришедший на второй срок Обама принял решение о радикальном изменении внешнеполитического курса на Ближнем Востоке. Долгосрочные союзники: Израиль и Саудовская Аравия – превратились из козырей в обузу, поэтому от них придется избавляться в ближайшее время. Сенсационная утечка через Генри Киссинджера из доклада спецслужб США о том, что существование Израиля не «просматривается к 2025 году», – это не анализ, а установка, своего рода руководство к действию.
США сегодня рассматривают возможность сделать ставку на шиитское сопротивление в странах Персидского залива, использовав при этом некоторый опыт, полученный ими при взаимодействии с шиитским большинством в Ираке. Итогом иракской эпопеи стало шиитское руководство в Багдаде и превращение Ирана в главный фактор влияния на территории своего бывшего противника. Таким образом, понятно, что и для демонтажа превратившихся в обузу монархий необходимо изменить принципиально формат отношений с Ираном. Отказаться от бессмысленных претензий к иранской ядерной программе, отменить санкции и сделать ставку на Тегеран как главную региональную державу, заменяющую сразу Египет, Турцию и Саудовскую Аравию. Политическая конъюнктура внутри Турции из-за неудачной попытки вмешаться в сирийские дела становится рискованной и нестабильной, Египет в силу раскола общества сейчас вообще выведен из игры, а что касается Саудовской Аравии, Обаме очевидно, что от этой династии надо избавляться.
Проблема в том, что с уходом этой монархии практически неизбежно установление шиитского контроля над Харамейн – двумя святынями исламского мира, Меккой и Мединой. Как следствие, такой ход событий хоронит салафитский проект халифата, который поддерживается традиционалистскими кругами Европы, особенно Великобритании. На Ближнем Востоке возникает новая конфигурация векторов влияния, в результате чего США смогут сосредоточить свое внимание на проблеме Китая и России.
Источник: «Иран.ру»
* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ