Как снимали маршала Жукова

Середина 50-х годов стала звездным часом Жукова-политика. Возвращенный с поста командующего Уральским военным округом в марте 1953 года в Москву, он стал сначала заместителем министра, а в 1955-м – министром обороны СССР. В июне 1957 года Жуков вошел в состав высшего партийно-политического органа страны – Президиума ЦК КПСС. А за полгода до этого - в декабре 1956 года в связи с 60-летием со дня рождения удостоился четвертой звезды Героя Советского Союза.

«Медвежья» услуга маршала

ЦК рассматривал армию как орудие борьбы за власть и «орган подавления», а Жуков – как орудие защиты Отечества от внешних врагов

В этот период Жуков сыграл важную роль в десталинизации общества. Решающее значение имела его позиция в июне 1957 года, когда Молотов, Маленков и Каганович выступили против линии на преодоление наиболее вопиющих последствий режима личной власти Сталина. На заседании Президиума ЦК этой группе политиков удалось даже провести решение об освобождении Никиты Хрущева от должности первого секретаря ЦК КПСС, но позиция министра обороны спутала все их карты.

Жуков добился, чтобы вопрос был перенесен на предстоящий пленум ЦК, а затем в считанные дни, используя военно-транспортную авиацию, сумел собрать для участия в нем большое число членов ЦК. Пленум завершился изгнанием с руководящих постов наиболее одиозных сталинистов и укреплением позиции Хрущева.

Первый секретарь ЦК, однако, воспринял эти действия Жукова по-своему. Последующую линию поведения Хрущеву продиктовала не совесть, а опыт многолетней беззастенчивой борьбы за власть. Меры по скорейшему удалению своего спасителя с политической арены Хрущев принял сразу же по горячим следам июньского пленума.

Как члена ЦК, Жукова нельзя было удалить с поста кулуарно, обычным решением Президиума ЦК. Его судьбу мог решить только пленум, лихорадочную подготовку которого провели в отсутствие маршала. Готовя расправу над ним, окружение Хрущева не могло не понимать, что времена изменились и в одночасье объявить заговорщиком и путчистом всенародного почитаемого полководца, подобно тому, как 26 июня 1953 года Берия из «верного соратника товарища Сталина» мгновенно превратился в «агента иностранных разведок», не удастся.

Чтобы обеспечить поддержку крутых мер по отношению к Жукову, партийная элита пошла на широкомасштабный подлог и обман. Начиная с 18 октября, была организована целая серия собраний партийных активов в центре и в военных округах, на которых в качестве докладчиков выступали члены Президиума ЦК, сообщавшие коммунистам ложную информацию относительно действий и замыслов Жукова.

Руководящая верхушка КПСС сознательно пошла при этом на нарушение всех норм партийной жизни. Деятельность коммуниста, тем более члена высшего политического руководства, обсуждалась без его участия и даже без его информирования о факте обсуждения. Только действуя в лучших сталинских традициях – запечатав уста обвиненному маршалу, скрыв под предлогом военной и государственной тайны происходящее судилище от широких партийных масс и манипулируя послушным активом, можно было добиться устранения Жукова. Любое же публичное объективное разбирательство и камня на камне не оставило бы от обвинений маршала в некоей антигосударственной деятельности.

Маршал под обстрелом

«Без моего приказа ни один танк не тронется с места».

Через три дня антижуковская кампания вступила в решающую стадию: 26 октября вопрос о состоянии политработы в армии и на флоте был вынесен на заседание Президиума ЦК, на сей раз уже в присутствии Жукова, прибывшего в Кремль прямо с аэродрома. Хрущевское окружение было спокойно: партактивы показали, что союзников у министра обороны в верхних эшелонах политиков и военных гарантированно нет и не будет.

Жуков пытался опровергнуть предъявленные ему обвинения. Судя даже по скудной протокольной записи, он резко возражал против «дикого», по его словам, вывода, будто он стремился отгородить Вооруженные Силы от партии, и отказался признать, что принижал значение партийно-политической работы. Вместе с тем он высказал готовность признать критику и исправить ошибки, попросив в заключение назначить компетентную комиссию для расследования обвинений в свой адрес.

Но исход дела был предрешен заранее. Члены партийной верхушки боялись Жукова, его славы, авторитета, характера. Он нужен был им не исправляющий ошибки, а низвергнутый. Все они выступили в поддержку уже не раз звучавших обвинений. Итог подвел Хрущев: по его предложению Георгий Константинович был снят с поста министра обороны.

На этом неприятности для Жукова не закончились: ему предстояло еще раз пройти тягостную процедуру шельмования на намеченном на 28 октября пленуме ЦК. Оставаясь пока членом ЦК КПСС, он, даже если бы и хотел, не мог избегнуть ее. Впрочем, уклоняться от испытаний было не в привычках Жукова. Другое дело, что одновременно с полномочиями министра обороны он лишился доступа к служебной документации, которая позволила бы аргументами ответить на выдвинутые обвинения.

Система навалилась на Жукова всей мощью. Помимо 262 членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов Центральной ревизионной комиссии, а также нескольких десятков секретарей обкомов партии, заведующих отделами и ответственных работников аппарата ЦК КПСС, к работе октябрьского пленума были привлечены 60 высших военачальников. Знаменательно, что с докладом выступал секретарь ЦК Суслов, которому такая миссия отводилась практически всегда, когда рассматривались «персональные» вопросы.

Раскрывая суть обвинений в адрес Жукова, Суслов привел ряд фактов. Факты прозвучали громкие, однако, большинству участников пленума было невдомек, что многие из них передернуты, а то и прямо носят лживый характер.

Так, в качестве важнейшего свидетельства тягчайшего преступления Жукова, было названо учреждение без ведома ЦК спецназа – школы диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. Как своего рода ударный «кулак» в личном распоряжении министра обороны, могущий быть использованным во вполне конкретных заговорщических целях.

Признав, что он допустил ошибку, не проведя решение о создании такой школы через Президиум ЦК, Георгий Константинович вместе с тем решительно отверг обвинения, будто он вообще действовал тайно. Он сослался на то, что дважды устно докладывал об этом Хрущеву, и характерно, что первый секретарь, так охотно, судя по стенограмме пленума, вступавший в полемику с ораторами, не решился опровергнуть эти слова перед лицом участников пленума.

Причиной другого принципиального обвинения в адрес Жукова стали слова, сказанные им в июне 1957 году в тот момент, когда члены Президиума ЦК, противостоявшие Хрущеву, попытались выяснить, не удастся ли привлечь армейские части для разрешения в свою пользу политического кризиса. «Без моего приказа ни один танк не тронется с места», – заявил министр обороны, и Хрущев тогда же оценил занятую им позицию как партийную. Да и какую иную оценку он мог дать, если это веское заявление Жукова обеспечивало ему сохранение поста руководителя КПСС?

Теперь же, всего через четыре месяца, первый секретарь ЦК предпочел «забыть» об этом, доверив своим приближенным искажение реальной картины происшедшего. Так, Анастас Микоян заявил: «Оказывается, танки пойдут не тогда, когда ЦК скажет, а когда скажет министр обороны». И, по существу бросая в адрес Жукова обвинение в антисоветской и антипартийной деятельности, заметил, что таким образом поступают в странах, где компартия в подполье, где «всякие хунты-мунты», а «у нас политический климат не подходит для таких вещей».

Слова Жукова относительно его готовности напрямую обратиться к армии и народу в случае, если оппозиционеры будут настаивать на снятии Хрущева, по мнению Микояна, прямо указывали на бонапартистские устремления маршала. «Разве не ясно, что это позиция – непартийная и исключительно опасная», – вопрошал по этому поводу и Суслов.

Фарисейство этих слов было очевидным для всех, кто знал обстоятельства кризиса в партийных верхах в июне 1957 года. Ведь по существу именно твердая позиция трезво мыслящего и волевого маршала уберегла страну от острейшего рецидива сталинизма. И, если уж доводить мысль Суслова о бонапартизме Жукова до логического завершения, то напрашивается вопрос: что мешало министру обороны уже в тот момент взять власть в свои руки, если он к ней стремился? «Мешало» элементарное – отсутствие такого стремления.

Маршал против партии

Маршал Советского Союза Георгий Жуков

В своем выступлении Жуков охарактеризовал состояние Вооруженных Сил, обратив внимание на существенное укрепление воинской дисциплины и уставного порядка, сокращение числа чрезвычайных происшествий и преступлений, рост боевой выучки личного состава. Одним из главных средств достижения такого положения он назвал укрепление авторитета и значения командира-единоначальника.

Вот здесь-то, как представляется, и был корень разногласий маршала и партийной верхушки. Ибо укрепление единоначалия неизбежно вело к снижению властных полномочий политсостава, а идеологическая работа переставала быть самоцелью и должна была всецело подчиняться интересам боевой учебы и службы. Но это как раз и не устраивало ни ЦК, ни политорганы, отстаивавшие принцип «единоначалия на партийной основе», что давало им рычаги контроля над всем офицерским корпусом.

Секретарь ЦК Леонид Брежнев фактически обвинил Жукова в диктаторских замашках. Он первым из членов высшего политического руководства озвучил на пленуме планы вывода маршала из состава Президиума ЦК и из Центрального комитета. Проводя линию Хрущева на более жесткое отношение к Жукову, секретарь ЦК Екатерина Фурцева отвергла предположение о «политической незрелости» маршала, а расценила его действия как «определенную линию в поведении, антипартийную линию».

Особенно больно Жукову было слушать боевых соратников, с которыми вместе воевал, а затем и строил послевоенную армию. Военачальники словно состязались друг с другом, кто больнее уязвит поверженного министра обороны. «Дело идет о принципиальных политических ошибках товарища Жукова, который умалял роль ЦК нашей партии в строительстве Вооруженных Сил», – говорил первый заместитель министра обороны герой войны маршал Иван Конев. Вовсю подыгрывал высшему руководству и новый министр обороны маршал Родион Малиновский.

Обвинения носили явно надуманный характер. Жуков был убежденным коммунистом, хорошо знал, какую цементирующую роль играли армейские коммунисты (но не партийные функционеры) и на фронте, и в мирные будни. Но в то же время он, прошедший несколько войн, отлично знал, что прямой зависимости между крепостью духа и, скажем, количеством политико-массовых мероприятий нет. Поэтому настойчиво выступал против бездумного наращивания числа штатных политработников, резонно считая, что более эффективным является другой путь – повышение роли и участия офицеров в воспитании армейского коллектива.

Безусловно, маршалу выдвигались претензии не только политического плана. Обращалось внимание – и обоснованно – на его властность, грубость, тщеславие, стремление, пользуясь его же выражением, «подвосхвалить» себя. Что сказать, излишняя скромность и выдержанность никогда не были достоинствами Георгия Жукова.

Но маршал был устранен из политики не за это. «Водораздел» проходил совсем по другой линии – партийная элита почувствовала, что при такой личности во главе Минобороны, как Жуков – признанном герое войны, авторитетном военном руководителе, человеке независимом, не склонном к компромиссам и политиканству, использовать армию в качестве орудия захвата или удержания власти невозможно. Если ЦК рассматривал армию как орудие борьбы за власть, как «орган подавления» любых действий, враждебных политическому режиму, то Жуков – как орудие защиты Отечества от внешней опасности.

…Заканчивал свою работу пленум уже в отсутствие маршала. После голосования за его вывод из состава руководящих органов ЦК стенограмма хладнокровно зафиксировала: «Тов. Жуков покинул зал».

В постановлении записали, что пленум поручает Секретариату ЦК КПСС предоставить Жукову «другую работу». Для видимости демонстрировали некий партийный гуманизм, на самом же деле это был не более чем банальный бюрократический штамп. Никакой работы для Георгия Константиновича не нашлось, а в следующем, 1958 году его и вовсе отправили в отставку, хотя увольнение с военной службы Маршала Советского Союза шло вразрез с законом. Политический расстрел «маршала Победы» состоялся.