В Москву привезли мощи Николая Чудотворца – и сразу же началось банальное, ожидаемое, либеральное:
– Надоели со своей очередью, проехать невозможно!
– Деда Мороза показывают!
– Ребро гастролирует!
– Мракобесие, дикость!
– Что, обязательно там стоять надо? В других храмах же тоже все это есть, что вы туда-то не ломитесь?
Читаю я все это, читаю – и мне почему-то хочется спросить каждого бодрого критика предрассудков:
– Слушай, а ты день рождения празднуешь? А зачем? Годовщину медицинской операции, которую матери в роддоме сделали, отмечаешь? А в другой день с гостями напиться не можешь? Чем он тебе хуже для этого – любой другой день?
– А на могилу семейную ходишь? А почему? Там же, по сути, ничего нет – ну, кости, ну, прах. И ведь еще, наверное, в какой-то конкретный день ходишь. Может, еще и разговариваешь с ним, с прахом, а? Больной, что ли?
– А фотографию детей зачем на столе держишь? Ты без нее не сможешь вспомнить, как они выглядят? Смысл-то какой в этом?
– А почему цветы жене даришь? Она что, не знает, что ты ее любишь – просто так, без цветов?
– А в Париж зачем поехал? Ты что, не мог на Эйфелеву башню и Мону Лизу в Гугл-картинках посмотреть? Они как-то отличаются на этом миллионе фотографий от того, что ты увидел, продравшись сквозь толпу?– А это у тебя что за хлам? Бумажки какие-то, монетки, карточки, камушки. О чем, говоришь, тебе этот мусор напоминает? Давай выбросим, а?
И это правильные вопросы.
Ведь если смотреть на человеческую жизнь, любовь, память – извне, то в ней так много пустого и глупого. Бессмысленного и смешного.
Но человек – нелепая, хрупкая скотина – почему-то цепляется за то, что ему дорого.
За все особенное.
За то ценное, что связывает его с родными местами и лучшими временами, с исчезнувшими обстоятельствами и милыми сердцу людьми.
И он – человек – словно бы ждет чего-то от этой связи. Верит во что-то.
Во что?
Поклониться мощам Николая Чудотворца – не у каждого получается.
А чудо все равно нужно всем.
Источник: Блог Дмитрия Ольшанского