Писать о рано ушедших всегда тяжело, а о рано ушедших друзьях – тяжело стократно. Умер Игорь Пронин, наш дорогой Майор, писатель, подаривший читателям «душевную повесть» «Мао», романы циклов «Пираты» и «Наполеон» проекта «Этногенез», десятки других произведений, веселый и добрый человек.
Представляешь – п-ш-ш-ш, и оболочка сдувается, а меня уже нет
Это началось буквально пару месяцев назад. Страшный диагноз оглушил всех. Потом счет пошел на недели. Мы приезжали к Игорю сперва домой, затем в хоспис, и цепенели от ужаса неотвратимости того, что должно было вскоре произойти. А он... шутил, подтрунивал над нами и над собой, словно бы это все было каким-то розыгрышем, но однажды, прощаясь, отсалютовал двумя пальцами и сказал: «Был счастлив служить с вами в одном полку, господа!»
И я только сейчас понял, что этот «инфант террибль» русского фэндома, звезда «Клуба харизматических писателей», веселый хулиган, временами капризуля, прожженный циник и почти всегда насмешник был невероятно мужественным человеком.
Смерть пришла к нему, словно расстрельная команда, а Игорь встретил ее улыбкой, как встречали безносую герои его произведений. Наверное, для многих это стало откровением, но на самом деле в душе он всегда был романтиком, неискоренимым, записным, преданным мечте романтиком, и видел жизнь немного в ином свете, нежели все остальные.
Писатель Игорь Пронин (фото: из личного архива)
|
Конечно, он немного лукавил – писать «так», как в книгах, у которых даже не запоминаются названия, он не мог никогда. Игорь был писателем милостью Божьей, он создавал свои тексты, как дышал – легко, естественно и увлекательно. Он обладал редчайшим для литератора даром – умел поймать волну и писать, находясь на этой одной с читателями волне.
Игорь говорил: «Мы пишем для того, чтобы нас читали. Для себя мне писать скучно – я ведь и так уже все знаю здесь, в голове», – и, улыбаясь, похлопывал себя ладонью по лбу.
Борис Натанович Стругацкий как-то назвал его русским Куртом Воннегутом. Сложно, да и не нужно спорить с классиком, но все же: Игорь, конечно же, не был никаким Воннегутом, он был самим собой, человеком, написавшим в автобиографии: «Пишу все подряд, но получается одна фантастика.
Такова особенность моего яркого дарования: возьмусь описывать «Жигули» – их никто не узнает. Приходится потом править на «звездолет», и тогда всем сразу все понятно. Фантастика – классный жанр».
В последние годы он часто шутил про Сириус, мол, на самом деле он посланник сириусянской цивилизации и находится на Земле с разведывательной миссией. Мы поддерживали эту игру, и как-то Игорь сказал: «Император может отозвать меня в любую секунду. Представляешь – п-ш-ш-ш, и оболочка сдувается, а меня уже нет».
Теперь его нет, и больше никогда не будет...
Несколько лет назад, после окончания фестиваля фантастики «Белое пятно», мы с Игорем шли по ночному заснеженному Новосибирску в гостиницу – утром у нас был самолет – и он вдруг запел «Forever Young», а потом сказал: «Не хочу быть старым. Это скучно...»
В завершение некролога принято использовать какую-то подходящую к месту фразу типа «Покойся с миром» или «Спи спокойно, дорогой товарищ», но у меня рука не поднимается сделать это.
Не поднимается потому, что я твердо знаю – душа Игоря, мятущаяся, любопытная, озорная, никогда не будет знать покоя – в хорошем смысле, разумеется – и когда-нибудь мы все так или иначе встретимся. На Сириусе ли, на том ли свете, в горних ли высях или пылающих безднах, но встретимся обязательно.
Поэтому закончу я последней фразой из «душевной повести» «Мао», уверенный – Игорю это наверняка понравится: «Ну, прощайте, глупые птицы, не нужна мне больше ваша сырая рыба!»