«Московская экспериментальная школа по гендерным исследованиям» (не спрашивайте меня, где я все это беру, это интернет) сообщает, что создана с целью «активизировать сообщества активистов» на предмет того, чтобы «развить гендерную чувствительность в российском общественно-политическом дискурсе». Опасно ходят.
Многие интересующиеся называют этот самый «гендерный вопрос» цирком, и они недалеки от истины
В процессе действия «школы» намечается «активистский и правовой блок, на котором обсуждаются острые социальные вопросы, стоящие перед российским обществом сегодня: насилие, права секс-работников, борьба за права женщин, ЛГБТ, квир и интерсексуалов».
Оставляя в стороне все прочие претензии, интересно вот что: кто же всем этим людям сказал, что хотя бы одна из перечисленных проблем «стоит перед российским обществом»?
А ведь это вопрос, который первым должен себе задавать честный исследователь. Типа: хочу изобрести крем для бритья, который заодно умеет выводить пятна масляной краски и может служить питательной смесью в космосе. Кто им будет пользоваться? Нужна ли моя инициатива обществу?
То есть, безусловно, все перечисленные вопросы в нашем обществе до известной степени есть, но это не то же, что «они стоят».
Большинство участников этого мероприятия – дамы, что понятно: институализация дисциплины под названием «гендерные исследования» вообще была проведена исключительно ради того, чтобы организовать лавочку по трудоустройству некоторого числа амбициозных девушек – от совсем тупых вроде Наоми Вулф, написавшей биографию вагины и пытавшейся десять лет назад засудить своего преподавателя, почтенного старца Харольда Блума, за то, что тот еще двадцать лет назад потрогал ее за бедро (сообщала, что все двадцать лет с тех пор ее мучают кошмары), до продвинутых версий типа Джудит Батлер, «матери квир-теории», которую ныне считают самым главным доказательством того, что женщины могут быть философами, и которая, имея звание the Hannah Arendt Professor of Philosophy (не знаю, как это перевести), каждый абзац каждой своей статьи начинает фразой «Если правильно интерпретировать фразу Ханны Арендт о том, что etc», – академический журнал Philosophy and Literature хотел ей даже дать приз за самый безобразный стиль письма.
В этом смысле данная институция выполняет даже где-то полезную функцию – куда хуже было бы, ежели бы такого сорта девушкам было некуда податься и они рванули бы в настоящую философию или даже в булочную продавщицами.
#{interviewsociety}Тем не менее сугубо «гендерный» состав этого мероприятия, в сущности, обусловливает его несколько рекламный modus operandi: не то важно, чтобы иметь отношение к реальности, а то, чтобы отличать эмерджентный дискурс от эссенциалистского, а лаканианский – от альтюссерианского.
Все это каким-то образом связано с тем, что кругом меня самые разные люди стали постить у себя в журналах и аккаунтах ссылки на сообщество feministki с вариацией одного и того же комментария «что ж это деется»; ссылки идут на разные посты, но ступор у людей всегда один и тот же. Списывать это все на патриархат и шовинизм – удел как раз помянутого сообщества, которое, разумеется, очень легко объяснит, отчего среди ссылающихся немало женщин, – там для таких женщин есть прекрасное слово «х...защитница».
Я, однако, с позиций мужской свиньи могу точно сказать, что постоянная готовность проявить шовинизм утомит хоть быка, у людей свои проблемы, в гробу они видали «гендерную чувствительность в российском общественно-политическом дискурсе», на жизнь бы заработать.
В любом случае интерес к этой теме у нашего образованного человека нынче какой-то нервный и, прямо скажем, боязливый, как, я помню, у нас когда-то, в советские времена, ходили на фильм «Легенда о динозавре»: тем, кто его еще не видел, рассказывали, что в зале кричат от страха, а одна старушка прямо умерла в кресле от ужаса, когда динозавр перекусил человека.
Многие интересующиеся называют этот самый «гендерный вопрос» цирком, и они недалеки от истины на самом деле, потому что цирк и оперетта – это два вида искусства, которым не помогли даже постмодернизм с постструктурализмом, отменившие все цензы и вписавшие все «искусство» в концепцию «среды», «структуры» и «дискурса»; и цирк, и оперетта как были развлечением то ли для детей, то ли для обывателя, то ли для пролетариата, так им и остались – и это притом, что в список «серьезных вещей», достойных упоминания в любом философском трактате, умудрились попасть даже зомби-трэш, Эжен Сю, Бульвер-Литтон и сериалы про Баффи.
Так вот и феминистический дискурс – несмотря на гранты, институты и целых профессоров философии, мероприятие это довольно неуклонно вырождается из системы локальных центров занятости для некоторого числа предприимчивых дамочек в чистый цирк с конями, то есть в некоторую разновидность фолк-хистори, которую агрессивное меньшинство заставило весь мир преподавать в университетах в рамках толерантности, примерно так же, как у нас в университеты упорно стараются пропихнуть Рерихов.
Преподавать-то заставили, а вот уважать нет
Преподавать-то заставили, а вот уважать нет: ученое и культурное сообщество относится к необходимости согласовываться с «гендерными теориями» с явным – и довольно снобистским, вот она, оперетта – сарказмом и, улучив любой момент, норовит сказать в их адрес какую-нибудь вежливую гадость – ученые тихо протестуют против лысенковщины и сталинизма, в таком духе. Все это публику начинает заметно раздражать, причем это происходит далеко не только у нас.
Когда американцы с неприятным удивлением узнали, что их собственные американские девочки в больших количествах готовы вешаться на шею сексуальному террористу Царнаеву, в блогах тамошних доводилось читать рассуждения примерно такого толка: мол, что же вы хотите, мы, безусловно, запретили мужчине вести себя по-мужски, а сказать «глава семейства» у нас – это все равно что похвалить Гитлера; однако мы никуда не дели девочек, которые торчат от брутальных мущщин, потому что это биология. Ну и вот, мол, под боком у них брутальных мущщин нет, так они себе нашли Царнаева. Я не знаю, справедливо ли это суждение или нет, и мне это не очень интересно: характерно то, что оно само по себе есть.
Проблема в том, что «гендерный вопрос» держится на теоретическом плаву в силу нескольких утверждений, лишенных какого бы то ни было эмпирического или статистического основания, одним из которых, например, является утверждение о том, что гендер конструируется и конституируется социально, а не биологически. Мне не попадались еще лонгитюдные исследования о том, чтобы девочку, идентифицирующую себя как девочку, отрывали бы от «дискурса», давали бы ей танчики вместо кукол – и она бы выросла в хардкорного мужыка, который пьет пиво, ходит на футбол, бьет в табло при любом удобном случае, не посещает магазины одежды, ненавидит стразики и всячески избегает ответственности, связанной с деторождением.
Это притом, что существует серьезная эмпирическая база, утверждающая не то чтобы обратное, но разумное – что и так, и этак, и биологически, и социально; мелочь состоит в том, что признание «этак» убьет всю теоретическую базу феминизма. Смех, однако, в том, что когда нужно, то все становится наоборот; так, гомосексуалисты с большой охотой соглашаются, что гомосексуальность определяется биологически, так как это позволяет им избежать упреков в том, что они своей пропагандой из детей делают геев. То есть коротко выглядит это следующим образом: геями рождаются, а женщинами нет; некоторую двусмысленность этой морали гендерные идеологи благоразумно не акцентируют.
Иногда при взгляде на эту свистопляску со стороны делается не вполне понятным, каким образом существует в университетах учение с такой сногсшибательной теоретической базой и полным отсутствием базы эмпирической. Разумеется, очевидно, что феминизм сейчас – это составная часть идеологии либерального рынка, который пестует с его помощью целый класс материально независимых потребителей: если бы это было не так, феминизм бы уже давно свернули в трубочку и сунули куда надо, либеральный рынок – это не самая терпеливая идеологическая среда, о чем хорошо знают мужчины, коммунисты и атеисты.
Тем не менее это только часть ответа, другая же состоит в том, что любое полемическое движение определяется в первую очередь качеством противника. «Гендерный вопрос» по данному параметру выживает, как это ни странно, именно из-за того, что бодаться с ним лезут шовинисты, то есть тупорылая публика, ратующая за духовность, «уклад наших предков», «главное предназначение женщины» и «секс только для деторождения», плюс журналист Никонов и доморощенные этологи – народ такой красоты, что на его фоне и Шойгу сойдет за Цицерона.
Грудью против феминизма также раз за разом встают сообщества озабоченных матерей и поклонницы многопоколенных семей, то есть именно та публика, которая наряду с феминизмом требует запретить заодно и интернет. Разумеется, сестры ощущают себя тут каждая лично Свободой на баррикадах – они все такие красивые, с голой сиськой стоят под флагом, а против них прет серая масса с хоругвями, сосками, кастрюлями и плетками. Трудно себя такую не полюбить.
И вот таким образом вся эта мыльная опера, интерес к которой со стороны людей, не сосущих гранты и стипендии за постановки «гендерных вопросов», обусловлен чисто и исключительно темой пола, возносится наверх как некая существенная часть повседневности.
Аналогия тут очень простая: вообразите себе, что футбольные фанаты потребовали бы от общества больше внимания к своим сугубо футбольным проблемам, организовали бы «Институты футбольных исследований» и требовали бы всех, кто зимой встает на коньки, привлекать за оскорбление их футбольной идентичности, а при приеме на работу считали бы необходимым устраивать позитивную дискриминацию, то есть обязали бы работодателя при прочих равных отдавать предпочтение найму людей, играющих в футбол, перед задрипанными волейболистами и пловцами. Спору нет, вещи почтенные и исключительно важные, но интеллектуальный потенциал обоих этих мероприятий оставляет желать.
Собственно, ничтожный интеллектуальный потенциал темы и позволяет «Московской экспериментальной школе по гендерным исследованиям» писать об «острых социальных вопросах, стоящих перед российским обществом»». Потому что за руку никто не схватит: феминизм борется с массой конформных людей, которые еще со школы готовы согласиться с любым категорическим суждением. Им скажут: «Вопрос стоит», – они ответят – «Ну да, стоит, но вы же, бабы, тупые». И пошла молоть мельница.
Очень удобно.
Источник: Блог Артема Рондарева
