Европейские правоведы Андреас Паулюс и Миндиа Вашакмадзе, специализирующиеся на международном праве, не так давно ввели понятие «асимметричной войны». Термин не устоявшийся, он еще не имеет точного определения, отсутствует чеканный понятийный аппарат, однако его авторы были вынуждены вводить столь неоднозначное пока понятие, исходя из очень необычной природы ведущихся сегодня конфликтов.
В реальной жизни ни у Майка Тайсона, ни у Николая Валуева не слишком много шансов в уличной драке со шпаной
Проблема возникла не просто так и не сразу. 20-й век был веком индустриальных войн, ведущихся классическими многомиллионными армиями классических индустриальных государств. Участие в этих войнах нерегулярных полупартизанских или партизанских формирований мало влияло как на природу конфликтов, так и на их течение. Именно поэтому правовое сопровождение военных действий было призвано «усмирить» войну, поставить ее под правовой и политический контроль с целью минимизировать ущерб, переходящий из военного в мирное время.
Однако правовые нормы всегда действуют в определенных граничных условиях. Конфликты конца 20-го века стали очень серьезно выбиваться из этих границ – война в Югославии, война в Афганистане, Ираке после крушения режима Саддама Хусейна, война прошлого года в Ливии. Наконец, идущая второй год война в Сирии совершенно перестала соответствовать той области применения международного права, которая регулирует ведение вооруженной борьбы.
Проблема заключается в том, что конфликт в Сирии выбивается из всех ранее привычных сценариев ведения вооруженного конфликта. Одна сторона – все та же классическая армия, подчиняющаяся нормам и правилам его ведения. Вторая сторона – это даже не граждане Сирии и не армии соседних или иных государств. Противником сирийской армии выступает невиданный ранее враг – транснациональные иррегулярные вооруженные формирования, для членов которых гражданство или национальность перестают играть не только определяющую, но и вообще какую-либо существенную роль. При этом боевики, воюющие с сирийской армией, не похожи и на классических наемников – зачастую они сражаются за голую идею. Иногда боевики вообще не представляют, с кем именно и где воюют.
Здесь и возникает главная проблема – боевики ведут войну не просто вне рамок международного гуманитарного права, но сознательно вопреки ему. Боевики строят свою тактику, исходя из максимизации наносимого ими ущерба – прячутся в жилых массивах городов, уничтожают объекты жизнеобеспечения, производят бессудные расправы с беспомощными гражданскими лицами и пленными противниками, добивают раненых – как чужих, так и своих. Война предельно варваризовалась и сознательно выведена стороной боевиков за все допустимые рамки.
И вот это ставит очень серьезный вопрос – как перед сирийским правительством, так и перед властями тех стран, которые находятся в очереди «на демократизацию». Допустимо ли вести войну по правилам с противником, который отказывается от них, причем отказывается сознательно.
Только Роки Бальбоа способен победить рестлера – да и то лишь в шоу-матче и только на киноэкране. В реальной жизни ни у Майка Тайсона, ни у Николая Валуева не слишком много шансов в уличной драке со шпаной, вооруженной заточками и арматурой.
Особенно если эти великие боксеры самонадеянно рискнут драться по правилам ринга. Победа в такой борьбе либо невозможна, либо достигается столь высокой ценой, которая делает ее неотличимой от поражения.
Вопрос – насколько допустимо применять к противнику, не соблюдающему никакие нормы и правила, понятия международного гуманитарного права? Ответ очень неочевиден, однако без него ведение эффективной борьбы, видимо, невозможно.
На мой взгляд, до тех пор, пока международное право не сумеет дать четкое и однозначное определение подобного рода асимметричным войнам, не выработает границы своего применения в этих конфликтах, не создаст правовые нормы и рамки – до тех пор оно не может действовать в таких войнах. Государство, подвергшееся нападению этих самых транснациональных варварских орд, должно вести войну с ними, исходя из собственного внутреннего законодательства и политических решений. На запредельную жестокость нужно отвечать столь же свирепой жестокостью – отбрасывая все представления о гуманизме, рамках и правилах. Это касается всех стадий конфликта – как момента его зарождения, так и перехода в активную и «горячую» фазу.
Солдаты и офицеры, ведущие войну со столь опасным противником, должны освобождаться от ответственности, которую возлагают на них современные нормы гуманитарного права. Политики, принимающие решения, идущие вразрез с современными – но уже очевидно неприменимыми правовыми рамками – должны нести ответственность только исходя из ответа на вопрос – насколько их решения сумели минимизировать катастрофические последствия асимметричной войны. И это, пожалуй, главный итог уходящего 2012 года – мы вкатываемся на всех парах в принципиально иной сценарий ведения будущих конфликтов и войн. Вкатываемся неготовыми. Входим в них, не очень понимая, с каким противником теперь нам предстоит сражаться. И главное – как.
Война в Сирии – это тяжелый, но крайне необходимый опыт. Очень хотелось бы использовать его, а не рассчитывать на свой собственный.
Специально для газеты ВЗГЛЯД
