Недавняя инициатива Прохорова относительно религиозного кодекса вызвала много шума. И не случайно. Отношения между церковью и государством и церковью и обществом в фокусе внимания уже очень давно. И, конечно, Прохоров воспользовался всем известным инцидентом с Pussy Riot, решил не упустить тему.
Если церковь будет заниматься хозяйственной деятельностью, она пропустит мимо своего внимания святость
Дело в том, что действительно наметился очевидный крен в клерикализацию. Это видно и с позиции государства. И думаю, что Прохоров, выступив со своей инициативой, выражает определенную государственную линию, хотя и не обладает официальными должностями.
В чем, собственно, коллизия? Церковь официально отделена от государства. Но при этом она не хочет обозначать себя в качестве гражданского института. А по факту, конечно же, церковь таковым институтом является. Для меня метафорой РПЦ сегодня служит храм Христа Спасителя. Это многофункциональный комплекс. Там и зал для приемов, и ресторация, и огромная автостоянка, и, видимо, много еще чего другого, о чем мы и не знаем. Помимо, собственно, богослужебного пространства.
Вот так и церковь: она совмещает огромное количество функций, и эти функции делают ее одним из самых влиятельных институтов гражданского общества. Но внутри самого гражданского общества эти функции не оговорены, они не прописаны. Никто не устанавливает границ притязаний церкви и границ ответственности церкви за то, что она делает. Самый красноречивый пример в этом смысле – это, конечно, хозяйственная деятельность церкви. И Прохоров как экономист довольно тонко это почувствовал. Хозяйственная деятельность церкви есть, она осуществляется, это представляется в форме пожертвований: вот столько, сколько дадите, столько и получите свечей или какой-то другой атрибутики.
Но, извините, стоимость атрибутики зашкаливает. Я видел церковные атрибуты, которые стоили десятки тысяч рублей. Такое впечатление вообще, что церковь на протяжении последних десяти лет взяла в качестве руководства к действию известный тезис Пелевина: «Солидный Господь для солидных господ». Но Пелевин шутил очевидным образом, и он этой фразой хотел предохранить церковь от этой ситуации. А церковь почему-то воспринимает этот тезис как руководство к действию.
Это объясняется традициями иосифлянства. Знаменитый Иосиф Волоцкий, который проповедовал стяжательство: церкви должны быть тучными, богатыми, обладать приусадебными хозяйствами, церковь должна быть своего рода государством в государстве.
Этой линии, как известно, противостояла линия Нила Сорского, линия нестяжательства: церковь должна быть аскетичной, она должна противопоставлять себя миру, являть альтернативу миру, не государство в государстве, а другой мир в этом грешном мире.
И вот, к сожалению, сегодня линия Нила Сорского совершенно никем в церкви не поддерживается. А если и поддерживается, то мы мало знаем этих людей. Задача гражданского общества в том, чтобы помочь церкви этих людей найти. Они, безусловно, есть. Более того, это в каком-то смысле и задача агитпропа, потому что мы помним о ситуации имущественного расслоения, которая у нас есть. И мы помним также об опыте царской России, это имущественное расслоение там тоже присутствовало и было иногда вопиющим.
Но чем больше отождествлял себя двор с роскошью, чем больше было атрибутики роскоши, тем одновременно больше появлялось анахоретов, отшельников, святых, людей, которые представляли совершенно другой способ существования, бросали всему этому вызов. И это давало шанс и властям покаяться, показать, что они одним миром мазаны с людьми, что ступают ногами по земле: могут и шубку бросить, могут и с крестьянами словечком обмолвиться, и в народном кокошнике выйти.
Сегодня очень не хватает таких людей. Я понимаю, что традиция старчества, традиция местных святых, местных подвижников была прервана, в том числе, и потому что оказалась исчерпанной изнутри. Фигура Распутина была последней фигурой в этом ряду, потому что он отнюдь не чужд был роскоши. Наоборот, являл пример, может быть, самый отвратительный пример роскоши и блуда.
Сегодня нужно реконструировать эту традицию. Традицию аскетизма, пример которого представляли бы служители церкви и которые были бы средоточием общественного внимания.
Поэтому дело, конечно, не только в кодексе. Хотя кодекс – это тот документ, который может очертить возможности церкви. Это тот документ, который никак не лимитирует церковь, а просто определяет ее границы. Мы сегодня не понимаем, где границы церкви. Где границы государства и гражданского общества. Говоря об экономической деятельности, нужно понимать, что церковь – хозяйствующий субъект. А значит нужно решать вопросы с ее налогообложением. И это тоже помощь церкви, потому что если она не решит вопрос со своим статусом хозяйствующего субъекта, получится так, что она может не заметить новых святых, которые придут и которые родятся в ее рядах. Если церковь будет заниматься хозяйственной деятельностью, она пропустит мимо своего внимания святость.
Источник: Russia.ru
