Славная революция пронеслась по России 20 лет назад. Славная, потому что обошлось практически без насилия и потому, что нет никого, кто, побывав там, забудет то чувство солидарности, товарищества и даже любви, которое люди чувствовали друг к другу и к новой России, возрождения которой они так страстно ожидали. И революция, потому что помимо сотни тысяч собравшихся в Москве и на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, митинги против путча и за Бориса Ельцина или Михаила Горбачева состоялись в каждом крупном городе. Революция создала новую политическую систему, изменила экономические основы страны и создала новое государство – постимперскую Россию.
Куда это все ушло? Что случилось с благородными намерениями, моральной чистотой, жаждой правды, героизмом? Во-первых, никакая нация не может вечно поддерживать накал революционного порыва. Люди покидают площади и возвращаются домой, у них есть работа, которую нужно выполнять, и семьи, которые нуждаются в поддержке. Что произойдет дальше, зависит от множества обстоятельств, но два фактора имеют наибольшее значение: удача руководства и национальная политическая традиция.
С учетом человеческого материала, оставленного после 70 лет отравляющего и угнетающего режима, России очень повезло, что у нее появился Ельцин. Но он был недостаточно хорош, чтобы преодолеть результаты веков самодержавного господства элит, подобострастие и безответственность низов, коррупцию и цинизм. Демократические институты были возведены на почве моральной и социальной вечной мерзлоты, слегка согретой четырьмя годами гласности. Как избушка Бабы-яги, эта конструкция опиралась на тонкие ножки, вбитые на несколько сантиметров в глубину и уязвимые для саботажа и прямого уничтожения. С тех пор национальные политические традиции были в значительной степени ответственны за порчу или прямой подрыв «цветных» революций в постсоветской Украине, Грузии и Киргизии, и они, вероятно, будут серьезным препятствием для реализации целей арабской весны.
Это будет не первый раз, когда гражданское общество отстает от революционных политических перемен. Прошло почти 40 лет между казнью Карла I в Великобритании и оригинальной Славной революцией, которая положила начало парламентской монархии. Французам понадобилось почти полвека, чтобы добраться от Первой до короткой Второй Республики (с террором, диктатурой и имперским периодом между ними), а затем еще 18 лет, чтобы прийти к республиканскому правлению в 1870 году.
Так что не оплакивайте пока революцию 1991 года. Миллионы людей в России помогают своим согражданам, а десятки тысяч делают пожертвования в благотворительность (и все больше через Интернет). Возможно, наиболее многообещающим является тот факт, что тысячи людей решают не оставаться равнодушными. Они защищают озера от отравления промышленными отходами, леса – от хищнических вырубок и исторические здания – от сноса. Они помогают незнакомцам отбиваться от нечистых на руку бизнесменов, алчных и некомпетентных чиновников или жадной дорожной полиции. Они хотят, чтобы преступники были наказаны, а суды были справедливыми. Таким образом, в море цинизма, недоверия, воровства и некомпетентности они создают острова, а, возможно, скоро и архипелаги доверия, компетентности, самостоятельности, самоуправления, чувства собственного достоинства и, в конце концов, ответственности за свою страну.
Как я узнал из путешествия из Владивостока в Калининград в июле, куда я отправился за интервью с лидерами и активистами полдюжины социальных движений, они создают больше, чем социальные и политические структуры. Они вливают в страну жизненно важную социальную чувствительность, которая была в таком дефиците в 1991 году. В отличие от национальной традиции, они не смотрят на государство с благоговением или страхом. Их отношение к правительству не похоже на отношение угрюмого лакея к своему хозяину – одновременно презирать, но после достижения пункта назначения вожделеть быть рядом. Они спокойны, прагматичны, но морально бескомпромиссны. Для них общество равноправно государству. Они даже могут поддерживать режим, когда он делает что-то полезное, но откровенны в своей критике и бесстрашны в общественных протестах, когда они видят, что его действия вредят интересам страны.
И, самое главное, они верят, что если общественное благо появится в России, оно придет не по указу сверху, а возникнет «в низах» – через переделку себя и своих сограждан в общество, желающее и способное контролировать власть.
После пяти лет погружения в эпоху гласности для написания книги я нашел поразительным, что эти молодые мужчины и женщины, большинство из которых были в их раннем подростковом возрасте в конце 1980 года, а некоторые едва родились к тому времени, интуитивно говорят на языке гласности и приступили к тем же великим моральным и интеллектуальным поискам: «Кто мы, и чего мы хотим для нашей страны? Как нам жить более нравственно и достойно – как личности и как народ? Какими должны быть здоровые отношения между человеком и государством? Как нам убедиться в том, что нашей страной руководят честно и что наше правительство прислушивается к нам?»
Как и теми, кто вышел на улицы 20 лет назад, мужчинами и женщинами, которых я встретил, движет моральный императив достоинства в условиях свободы и гражданства.
Революция 1991 года мертва? Да здравствует революция!
Источник: The Washington Post (перевод – газета ВЗГЛЯД)
