«Тема до сих пор больная»

21 февраля состоялась всероссийская премьера фильма «Август. Восьмого», повествующего о драматичных событиях из жизни обычных людей, которые волею судьбы оказались в зоне военных действий во время российско-грузинского конфликта 2008 года. Некоторые комментаторы уже назвали фильм пропагандистским, а запланированная премьера картины в Баку была в последний момент отменена, результатом чего стал скандал. О том, в чем на самом деле заключается месседж фильма и как его воспринимают зрители, газете ВЗГЛЯД рассказал режиссер-постановщик Джаник Файзиев.

Когда мы смотрим на Данаю, на которую золотым дождем нисходит Зевс, то первый уровень восприятия дает самую поверхностную картину: мы видим просто голую женщину, лежащую на кровати

ВЗГЛЯД: Что вы можете сказать о такой радикальной политизированной реакции на ваш фильм, как отмена премьеры в Баку?

Джаник Файзиев: Я воспринимаю это исключительно как политическую игру. В таких случаях принято цитировать известную фразу: «Я Пастернака не читал, но осуждаю». Такой подход для меня, как, думаю, и для вас, остался в далеком прошлом, он выглядит признаком какой-то средневековой дикости. И иначе как проявлением средневековой дикости я этот демарш назвать не могу. Тем более что в нашей практике был совсем другой случай. В одном из кинотеатров Киева отказались работать с нашей картиной, сообщив нам, что ее показ не был одобрен директором кинотеатра. На мой вопрос о причинах такого решения мне ответили, что она, то есть директор, считает фильм пропагандистским. Тогда я спросил, нельзя ли с ней поговорить, и через какое-то время она мне позвонила. Я сказал, что уважаю ее точку зрения, но у меня только одна просьба: приехать и посмотреть наше кино. Она говорит: «Ну хорошо, я приеду и посмотрю, и тогда уже, надеюсь, смогу аргументированно вам объяснить, что вы как художник не имеете морального права на политическую ангажированность». Я отвечаю: «Да, конечно, буду счастлив, если вы проведете со мной такую беседу». Она приехала на просмотр, после чего позвонила мне и сказала только одну фразу: «Спасибо вам, вы сняли потрясающий фильм, и мы будем его показывать». Понимаете, что получается? Люди боятся чертей, которых носят с собой. Есть такое замечательное выражение: песок не в пустыне, а в голове бедуина.

ВЗГЛЯД: Не было ли в ваш адрес угроз с грузинской стороны?

Д. Ф.: Слава Богу, пока нет (улыбается). Более того, на премьере были некоторые из моих грузинских знакомых, а в Moscow Times написали, что какие-то журналисты специально привели на показ нескольких грузин. Я подробно еще не читал, но, насколько я понял, эти грузинские ребята говорили, что в фильме все так, как они хотели: он о том, что война – это большое несчастье для всех, пока политические машины двух стран меряются силами, простые люди по обе стороны линии фронта страдают. Примерно то же самое говорят и мои друзья из Грузии: по их мнению, это просто интересный фильм, поднимающий общечеловеческие проблемы, а то, что это случилось с нами, делает его только интереснее с философской точки зрения.

#{image=604252}ВЗГЛЯД: Насколько я знаю, изначально вы никак не соотносили ваш фильм с политической ситуацией. Вас не смущает, что ваша работа попала в контекст информационной войны вопреки вашему замыслу?

Д. Ф.: Каков бы ни был замысел того или иного произведения, оно все равно имеет несколько пластов. В одной большой работе, посвященной восприятию искусства, автора не помню, приводится такой пример. Когда мы смотрим на Данаю, на которую золотым дождем нисходит Зевс, то первый уровень восприятия дает самую поверхностную картину: мы видим просто голую женщину, лежащую на кровати. И только второй уровень позволяет нам разглядеть живописную палитру, воспринять колористику, а третий и четвертый – соотнести изображение с сюжетом мифа, оценить метафору и понять, какие месседжи художник посылает миру. Точно так же обстоит дело и с нашим фильмом – людям, которые хотят увидеть в нем политическую составляющую, мы не можем помешать ее увидеть. В свое время я был страшно удивлен, когда фильм «Турецкий гамбит» в некоторых изданиях назвали патриотическим. Он снимался просто как приключенческое кино, но, после того как он вышел на экраны, многие стали всерьез обсуждать его историческую ценность. Люди часто видят не то, что им показывают, а то, что они хотят увидеть.

ВЗГЛЯД: Как бы то ни было, ваш фильм называют пропагандистским.

Д. Ф.: Да, причем многие начали выражать подобное отношение к нему, опять-таки его еще не посмотрев. Может быть, это происходит потому, что тема грузинской войны – до сих пор больная. Непонятно, как можно, не видя фильма, о нем судить. Это все тот же принцип «не читал, но осуждаю». На ранней стадии производства фильма мы проводили исследования: показывали еще не законченный фильм случайно отобранным людям с целью понять их реакцию, понятен ли им сюжет. По итогам акцент именно на политической линии фильма сделали приблизительно 1–1,5% респондентов, между тем как прочие зрители, то есть 98% опрошенных, либо не замечали этой линии в принципе, либо искренне воспринимали ее как естественную часть сюжета.

#{interviewcult}ВЗГЛЯД: И все-таки часть общества склонна прислушиваться к так называемым экспертным оценкам, а их нередко дают люди, ведущие себя в соответствии с пресловутыми двойными стандартами. Например, тот факт, что чуть ли не каждый второй американский фильм является пропагандистским, их почему-то не смущает, и даже некоторые интервьюеры общаются весьма предвзято.

Д. Ф.: Разговаривая со своими коллегами, я все время подчеркиваю, что мы только учимся быть настоящими кинематографистами и делать кино, адресованное широкой аудитории. Если вы хотите, чтобы ваше кино смотрели в кинотеатрах, вы должны знать и любить своего зрителя. Однако подобным вещам должны учиться не только кинематографисты, но и журналисты. Думаю, что двойные стандарты, о которых вы говорите, мешают нашему развитию во многих областях. Но предвзятые отзывы не вызывают у меня раздражения – я понимаю, что это болезнь роста. Огорчают ли они меня? Ну да, немного огорчают. А провокационный стиль интервью связан еще и с представлением о том, что задача интервьюера – разозлить собеседника, потому что тот якобы способен говорить искренне, только будучи рассерженным. Но вот недавно мне звонил из Лондона Сева Новгородцев, и наш разговор как-то сам по себе превратился в дружескую беседу о жизни и об искусстве. В такой беседе открывается и проговаривается гораздо больше, чем при попытке задать нарочито неприятные вопросы.

ВЗГЛЯД: Сценарий фильма «Август. Восьмого» написан американским сценаристом Майклом Лернером. Почему вы привлекли именно его, и быстро ли удалось достичь взаимопонимания?

Д. Ф.: Я стремился совместить все лучшее, что было в советском и российском кинематографе, с тем, что на сегодняшний день может предоставить Голливуд. Мне хотелось, чтобы кино было приключенческим, остросюжетным, захватывающим. Поэтому я решил объединить опыт, накопленный мной и моими коллегами, с навыками американского профессионала. К счастью, кинематографисты всего мира говорят на одном языке, пусть и невербальном, мы легко и быстро понимаем друга. К тому же американский профессионал – это прежде всего человек, который пытается найти с тобой общий язык. Никаких сложностей у нас с Майклом не было, мы с самого начала в достаточной степени доверяли друг другу, хотя до этого он в России не бывал, был только в Средней Азии в качестве военного корреспондента. Прежде чем начать работать, я провез Майкла по Цхинвалу и по Осетии, показал ему русские квартиры, объяснил, что такое спальный район и в чем разница между хрущевками и современными зданиями. Ознакомил с какими-то основными вещами, чтобы выработать общую систему кодов. Сценарий был сделан на основе короткого синопсиса, истории, которую я написал в виде рассказа. Работа над сценарием заняла два с половиной месяца, что по нашим меркам равно скорости света – обычно этот процесс длится не меньше года. Результатом я доволен на 100% – кино получилось зрелищным. Все, кто его смотрит, говорят, что два часа пролетают на одном дыхании.

ВЗГЛЯД: Военные эпизоды фильма сняты скорее по голливудским, чем по российским стандартам. Считаете ли вы, что российская армия показана вами реалистично, или здесь все же присутствует доля условности, стремление привести картинку к некому общемировому знаменателю?

Д. Ф.: Я считаю, что сегодня для сцен экшна не существует локальных стандартов, потому что все мы – дети информационного бума и индустрии компьютерных игр. Сначала мне казалось, что компьютерные игры – это какой-то отдельный иллюзорный мир. Но потом, проводя консультации с военными, я стал возить с собой ребят, которые у меня занимаются компьютерной графикой. И они сказали одну вещь, которая стала ключевой для нашего кино. Они признались, что почувствовали себя внутри компьютерной игры, в которой нет ни паузы, ни кнопки Save.

ВЗГЛЯД: У каких военных вы консультировались?

Д. Ф.: Я взял список людей, удостоенных звания Героя России, и стал их обзванивать по порядку. Прототип одного из наших главных героев – действующий командир разведроты Алексей Ухватов, который откликнулся одним из первых. То, что вы видите в фильме, – это на 90% его рассказы.