Сопротивление материала

Стогов, чья фамилия в статусе авторского имени заканчивается эффектным -off, – лучший писатель среди журналистов и лучший журналист среди писателей. Человек, создавший русскоязычный нон-фикшн на руинах советского очерка. Лидер направления, знающий толк в описании субкультур и породивший целую школу документального письма. И прочая, и прочая – оставим подробное перечисление заслуг Стогова его биографам, пожелав им, однако, не превращаться в его эпигонов.

Кавалерийские наскоки на историю, увы, характерны для нынешней журналистики, и в этом смысле сочинение Стогова не хуже многих других

Основная предпосылка стоговских писаний обо всем на свете – честная любознательность. Топливо текста – напористая авторская харизма. Не уникальное, но редкое ноу-хау – способность заинтересовать читающего какой угодно темой, даже той, которая до встречи с популярными стоговскими лекциями была ему совершенно безразлична. В идеале читатель, который «подсаживается» на такой путеводитель по реальности, должен обращаться за описанием всевозможных феноменов не к кому-нибудь, а именно к любимому автору, подобно тому как некоторые ждут выхода зарубежных фильмов в переводе Гоблина. Наблюдение за окружающим миром показывает, что люди, в той или иной степени близкие к этому идеалу читательской преданности, неиллюзорно существуют.

Другими словами, все просто прекрасно. И было бы совсем замечательно, если бы описываемые явления оставались более или менее локальными и если бы всегда оказывалось, что лучше Стогова про них никто не писал. Конечно, категорию произведений стопроцентно беспроигрышных будут составлять только повествования о собственном опыте; стоговскую поездку в Куала-Лумпур или в Узбекистан никто лучше Стогова не изобразит. Но нельзя же, в самом деле, призывать автора этим ограничиваться. Кто же может запретить ему работать ретранслятором сторонней информации и приходить к собственным неожиданным выводам? Никто не может.

Только вот не с любой информацией ретранслятор умеет прилично обращаться, и не все его выводы столь уж неожиданны.

Автор садится в общественный транспорт и едет в русскую глубинку, чтобы взглянуть на древние русские города, попутно общаясь с историками и археологами (обложка книги) (Фото: ozon.ru)

Нынешний стоговский посыл глобален. Стогов, к примеру, затеял серию, в рамках которой рассказывает нечто якобы всеобъемлющее о музыке и литературе, в характерном журналистском стиле упихивая материал в завлекательную лаконичную упаковку: «история музыки в девяти найт-клабах», «история литературы в пяти журналах и трех комиксах».

Частью глобального посыла является и «Русская книга», хотя к вышеупомянутой серии про «историю мира» она не относится.

Метод прост. Автор не доверяет расхожим историческим догмам и хочет понять, как на самом деле возникло необычное этногосударственное образование по имени Россия. Для этого он садится в общественный транспорт и едет в русскую глубинку, чтобы своими глазами взглянуть на древние русские города, колесит по российским и украинским просторам, гуляет по Владимиру, Ярославлю и Киеву, попутно общаясь с историками и археологами. В результате рождается монолог, в котором путешественник сообщает нам кое-что кое о чем на означенную тему, вдобавок к путевым впечатлениям вспоминая, насколько можно понять, фрагменты из когда-то читанных исторических и околоисторических книг.

Важнейшие выводы вот какие. Земли, считающиеся русскими, еще не так давно русскими не были – на них жили совсем другие племена. Самые достойные исторические свершения следует записывать в актив не русским, а всевозможным иным народам: монголам, булгарам, хазарам. Жестоковыйная и агрессивная русская государственность – и та не русское изобретение, ибо она прямо наследует Золотой Орде.

На эту тему
• Илья Стогов: То, что продается в книжных, нужно сжечь
• «Беременная вдова»: Запоздалые жертвы сексуальной революции
• Ольга Лукас исполняет желания
• Топ-10 литературных событий года

Обсуждение данных идей заняло бы слишком много места. Но факт тот, что ни одна из них не является новой: все это озвучивалось тысячу раз на разные лады, и непонятно, в общем-то, зачем было писать целую книгу, чтобы еще раз это повторить. Разве что для того чтобы декларировать свою приверженность к самому верхоглядскому и тенденциозному варианту исторического дискурса. Каковой цели у Стогова, скорее всего, не было.

Самоуверенный и увлеченный Стогов – это, по идее, человек, который знает, о чем пишет, разбирается в деталях. Это одна из важных черт авторского образа; популярному лектору необходимо выглядеть парнем не только любознательным, но и реально осведомленным. И это понятно, потому что иначе, спрашивается, что он тут вообще делает? Не беремся судить, насколько эта видимость правдива в других случаях. Но над «Русской книгой» иногда впору просто заплакать, даже если ты отъявленный мачо.

Например, когда читаешь, что историкам неизвестна ни одна битва, которую бы выиграл великий князь Ярослав Всеволодович. Видимо, победа, одержанная Ярославом в 1234 году над рыцарями Ордена меченосцев в сражении при Омовже, не в счет. А событие это, между прочим, важное: наступление немецких рыцарей на Русь было надолго остановлено, а Орден меченосцев вскоре прекратил самостоятельное существование.

«В Твери, – сообщает Стогов, – самые древние постройки возведены при государыне Екатерине Великой. В древнем Ярославле нет ни одного зданьица старше четырехсот лет». Огорошив этим предполагаемого ортодокса, находящегося в плену беспричинной национальной гордости, просветитель масс вопрошает: «Если русская культура такая древняя и богатая, то почему от нее ничего не дошло?» На самом деле все неправда. В Ярославле есть здание, построенное в 1516 году, и речь не каком-нибудь каменном сарае, а о Спасо-Преображенском соборе на территории Спасского монастыря. А в Твери более внимательный (и, главное, менее предвзятый) изыскатель непременно обнаружил бы храм Троицы Живоначальной в историческом районе Затьмачье, возведенный в 1564 году.

Если разоблачителю догм нравится бросаться «антиортодоксальными» фразами в адрес русских древностей, что ж тут поделаешь, не он один таков. Но можно было бы, в самом деле, немного порыться в фактах и сделать так, чтобы хотя бы два утверждения, подготавливающие громкую сентенцию, соответствовали действительности.

Хотя, конечно, по сути от этого бы ничего не изменилось.

Впрочем, что это мы занудствуем. Придраться всякий может, а ты вот пойди напиши так харизматично, как Стогов, так живо и непосредственно. Но интересно, что при таком нулевом (вернее, минусовом) уровне содержания даже безотказная энергетика стоговского текста как-то размывается, уходит в песок. Видимо, материал так отчаянно и возмущенно сопротивляется, что и авторскому биополю достается.

Кавалерийские наскоки на историю, увы, характерны для нынешней журналистики, и в этом смысле сочинение Стогова не хуже многих других. Но Стогов ведь, по идее, должен быть не таким, как многие, а лучше. Поэтому будем ждать от него новых книг о музыке, литературе и о том, что происходит здесь и сейчас.