Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
4 комментарияНе надо бояться черно-оранжевых
Не надо бояться контркультуры
Я веду странный образ жизни. Мои друзья с усмешкой называют его альтернативным. Я не смотрю телевизор, не слушаю радио, не знаю содержания большинства бестселлеров. Моя работа – переводить книги и фильмы. Мне, в отличие от многих коллег, повезло: я не перевожу третьесортные детективы и любовные романы. «А что ты переводишь?» – спросила удивленно бывшая однокурсница по филфаку. Я сказала: «Альтернативу». «Ну, – вздохнула она, – это совсем другое. Это – настоящая литература!»
Признаться, я плохо понимаю, что такое альтернатива и какое место она занимает в литературе. Изначально термин «альтернатива» относился исключительно к музыкальным направлениям. В Великобритании в 80-е годы альтернативой, или инди-роком, называли панк-рок и постпанк, в США – рок-музыку, которую передавали радиостанции колледжей.
Смейтесь сколько угодно, показывайте на нас пальцами и обзывайте лохами
Принцип такой музыки – do it yourself («сделай сам») – предполагал противопоставление себя мейнстриму, моде и, как следствие, сознательный отказ от популярности. Позднее к альтернативе стали относить и готик-рок, и гаражную музыку, и множество других жанров, не вписывающихся в традиционный формат.
Это была историческая справка. При чем тут литература?
В общем-то, ни при чем. Та литература, которую в России принято называть альтернативной, многожанровая и слабо поддается классификации. Энциклопедическая статья на английском языке гласит, что отличительными чертами альтернативной литературы, или контркультуры, является использование нелитературного языка, обращение к темам секса, насилия, алкоголя и наркотиков, а также к политнекорректным темам: расизму, ксенофобии и гомофобии; высмеивание традиционных ценностей.
Так что название серии – «Альтернатива» – издательства АСТ, в которой вышли Хантер С. Томпсон, Уильям Берроуз, Чак Паланик, Чарльз Буковски, Стюарт Хоум, Ирвин Уэлш, Джон Кинг, Лидия Ланч и еще около сотни западных авторов, – отчасти притянуто за уши. Тема наркотиков впервые появилась в литературе не у Томпсона, не у Берроуза и не у Уэлша – о них писали и Апулей, и Геродот, и Шарль Бодлер, и Михаил Афанасьевич Булгаков.
Секс и насилие присутствуют в литературе еще со времен античности, а меньшинств, недовольных существующим порядком вещей, в мире было предостаточно во все времена, от Горация до Солженицына. Единственное, что объединяет авторов, чьи книги вышли в серии «Альтернатива», – бескомпромиссное, отчаянное противостояние официозу, общепризнанным канонам и традиционно считающейся успешной и продаваемой литературной жвачке, и это тоже, в общем, не ново.
Своим появлением в русскоязычном секторе западная альтернативная литература обязана одному-единственному человеку – издателю, переводчику, писателю и музыканту Алексу Керви. Началось все с того, что в 1992 году он перевел «Джанки» Уильяма Берроуза. По причинам исследовательского интереса. Для себя. Затем, в 1998 году, издал эту книгу. За свой счет. За что немедленно был обозван ненормальным маргиналом.
После этого Керви перевел и издал – снова за свой счет – «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Хантера С. Томпсона. Затем на русском языке вышли «Призрачный шанс» и «Дезинсектор» Берроуза, «Блюющая дама» Чарльза Буковски...
Книги, как ни странно, пользовались спросом. Алексом и его компанией Adaptec/T-ough Press заинтересовались крупные издательства. Его выбор пал на книжного монстра российского рынка – АСТ. В АСТ Алекс стал креативным директором, редактором и переводчиком своего детища – серии «Альтернатива». К Алексу присоединился Илья Кормильцев, он перевел «Бойцовский клуб» Чака Паланика. С «Бойцовского клуба» и с романа «Отсос» Стюарта Хоума и начала свое существование в России черно-оранжевая серия.
Через два года после этого, в 2003 году, Илья Кормильцев основал издательство «Ультра.Культура».
- Михаил Бударагин: Подрыв устоев
- Купленная революция, или Проданный нелоготип
- В России запрещают мультфильмы
- Ирвин Уэлш пишет предысторию «На игле»
- В Москве простились с Ильей Кормильцевым
В серии «Альтернатива» с легкой руки Керви вышли десятки, если не сотни книг. И я не знаю, что из них считать альтернативой и по какому принципу он их отбирал. Как он сам признается, по очень субъективным критериям. То есть исключительно то, что нравится. И если бы не он, русскоязычный сектор никогда бы не узнал таких имен, как Тони Уайт, Ричард Хелл, Джон Кинг и Билл Драммонд. Без него мы не узнали бы, что такое гонзо-журналистика. Без него мы бы не узнали, что такое психоделическая литература. Без него, без Ильи Кормильцев – светлая ему память, – и еще пары добровольцев, согласных переводить эти книги за, в общем-то, смешные деньги.
Теперь, наверное, надо пояснить, какое отношение к «Альтернативе» имею я. Честно говоря, случайное. Мы познакомились с Алексом Керви в 2002 году по совершенно безобидному поводу: мне нужно было передать на лондонское Би-би-си диск «Запрещенных барабанщиков». Алекс как раз летел в Лондон. Друзья дали мне телефон Алекса. Мы встретились на веранде клуба «Табула Раса». Он, я и Илья Кормильцев. Сидели там и говорили ни о чем. Алекс предложил мне перевести книгу Терри Сазерна «Чудо-христианин». Мне понравилось переводить. Алексу понравился мой перевод. И я перевела еще одну книгу. И еще. В общем, мы работаем вместе с Алексом Керви уже семь лет. За эти семь лет всякое, конечно, случалось.
До 2005 года Алекс работал со своей командой напрямую, через собственную компанию Adaptec/T-ough Press. Проблемы начались ровно в тот момент, когда переводчиками и редакторами стало заниматься издательство «АСТ-Астрель». Договоры подписывались только после сдачи работ. Иногда это затягивалось на месяцы. Оригиналы договоров не выдавались на руки – только ксерокопии. Гонорары выплачивались с большой задержкой – до года. Все терпели – и продолжали переводить. В том числе и я.
Смейтесь сколько угодно, показывайте на нас пальцами и обзывайте лохами. Задержки гонораров, пререкания с ответственными секретарями «АСТ-Астрель» – все это ерунда по сравнению с детским восторгом от каждой переведенной книги. Заниматься переводами было интересно. Несмотря ни на что. К тому же для многих переводы не являлись основной работой. Так, милое хобби. А главное – переведенные нами книги продолжали выходить. Их покупали, читали, ругали, хвалили… Это ли не было счастьем?
Секс и насилие присутствуют в литературе еще со времен античности
Затем вдруг, как рассказал Алекс, по цензурным соображениям из продажи стали изымать нашумевшие книги: «На игле», «Порно» и «Эйсид Хаус» Ирвина Уэлша, «Парадоксия: дневник хищницы» Лидии Ланч… Невидимый цензор усмотрел в этих книгах порнографию и отчаянную пропаганду наркотиков.
Видимо, мне, перед тем как разразиться тирадой в защиту Берроуза и Уэлша, стоит сделать еще одно личное признание. При всем своем альтернативном образе жизни, при наличии маргинальных друзей я никогда не пробовала наркотики. Если, оговорюсь, не считать пары безобидных экспериментов с марихуаной, которая, кстати, мне очень не понравилась. Я никогда не хотела пробовать ни «химию», ни кокаин, ни героин и, надеюсь, никогда не захочу. О наркотиках мне рассказывали сами наркоманы – и это было страшно. О наркотиках я узнавала, видя, как близкие мне люди за полгода превращаются из гомо сапиенс в растения. Это тоже было страшно. О наркотиках писали бывшие наркоманы Берроуз и Уэлш – и читать это еще страшнее. Взять, к примеру, запрещенный нынче роман Уэлша «На игле». Вот тот момент, где наркоманы забывают накормить младенца и он умирает от голода прямо в кроватке. Хороша «пропаганда наркотиков», правда?
От «блюстителей нравственности» страдало в свое время и кормильцевское издательство «Ультра.Культура»: с 2004 года и до момента закрытия из продаж изымались книги, в содержании которых цензоры тоже усмотрели «пропаганду наркомании и терроризма, нелегальное распространение порнографии».
В итоге издательство Кормильцева перестало существовать. Превратилось вместе с «У-Факторией» в очередной безобидный придаток АСТ.
Однако, как это ни смешно, цензура играет, скорее, на руку альтернативе. Любой запрет, как известно, порождает повышенный интерес, а для самых пытливых остается Интернет.
А покуда – главная новость: известной черно-оранжевой серии «Альтернатива», выходившей в АСТ, креативным директором которой и был Алекс Керви, больше не будет. Нынче Алекс и его Adaptec/T-ough Press заключили союз с небольшим и очень специфическим издателем «Кислород». Западную альтернативу по-прежнему будут переводить и издавать, просто не в таких промышленных масштабах, как в АСТ. И я даже не знаю, хорошо это или плохо. Скорее всего, хорошо. Сейчас объясню почему.
Целенаправленная, продуманная коммерциализация способна убить, обезличить любое явление. Даже любовь. Обязательные шоколадные сердечки на 14 февраля, обязательные чавкающие поцелуи в финале каждой комедии, каждой мелодрамы. да и просто драмы – и все, слово «любовь» вызывает у потребителя устойчивую тошноту. По тому же принципу можно уничтожить любого писателя. Разрекламировать его, превратить в звезду, медийную фигуру, окружить сонмом агентов, занять бесконечными презентациями, выступлениями, пресс-конференциями, автограф-сессиями… Сковать его контрактными обязательствами выдавать раз в год по книге. Снимать по его книгам бездарное кино, в котором не останется и намека на идею оригинального произведения. Показывать его в большом прокате…
Так что пусть уж лучше небольшие издательства, пусть уж лучше ограниченные бюджеты и повышенный интерес читателей. Кажется, это лучший путь для альтернативной литературы.
Аристотель в своей «Поэтике» писал: «Задача поэта – говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, следовательно, о возможном – по вероятности или необходимости». Искусство, по Аристотелю, подражает жизни. Отражает реальность, если говорить современным языком. Чем там характеризуется альтернативная литература? Нецензурным языком, обращением к темам алкоголя, наркотиков, ксенофобии, гомофобии, секса и насилия? Это ли не отражение нашей реальности? Это ли не наша история как есть, без прикрас?
Остается, конечно, еще вопрос, какова художественная ценность всех этих альтернативных произведений, но я не критик и судить их не вправе. Потомки разберутся что к чему.