Никита Дмитриевский: «Голландия – совершенный мир»

Корреспонденту газеты ВЗГЛЯД Ксении Щербино Никита Дмитриевский рассказал о современном балете и культе личности на отечественной сцене, балетмейстере Иржи Килиане и Голландии.

К сожалению, подчас наше искусство не знает, что будет через час и тем более что будет через неделю, поэтому все живут сегодняшним днем

– На телеканале «Культура» покажут фильм «Пленницы Терпсихоры» о современном балете. Чувствовали ли вы себя когда-нибудь пленником своей профессии?
– Если честно, то да, чувствовал, до того момента, как попал в труппу Иржи Килиана.

До этого я всегда и во всем руководствовался правилами, которые видел со стороны. А почувствовав свободу и окунувшись в мир, где свобода исходит из сердца того, кто ее творит, т.е. хореографа и художника, я ощутил, что это чувство свободы перешло и ко мне.

И я перестал чувствовать себя пленником, поскольку понял, что этот поток можно находить в самом себе. Когда я попал к Иржи Килиану, я словно бы первый раз увидел море. До этого я только мог представить, какое оно.

Килиан дал мне шанс избавиться от оков, подарил мне свободу. Кстати, по телеканалу «Культура» в это воскресенье покажут также и его балеты – «Шесть танцев», «Падшие ангелы», «Маленькая смерть».

– Что отличает русский балет от западного? В частности, от нидерландского, в котором вы стажировались?
– Прежде всего – культ личности.

На сцене в России прежде всего главенствует имя. Имя зачастую решает гораздо больше, чем имя художника или хореографа, который его сотворил.

В случае Нидерландов важнее всего – художник, и артист переходит на второе место после хореографа. Поскольку картина, великолепная картина с потрясающим количеством красок, стилей, которые использует, – она несет в себе очень большой поток информации, поток энергии, которая находится обычно внутри. Поэтому там прежде всего идет работа с более высокими материями.

Отличие российского балета от голландского заключается в том, что, к сожалению, у нас в основном руководствуются правилами работы на толпу.

В понятиях западной балетной драматургии идет работа образов, и люди руководствуются тонкими понятиями, и они страхи, опасения, любовь, ненависть уже не танцами выстраивают на сцене, а математически сложными образами, которые они вплетают в музыку, в движения и во взаимодействие музыки и движения со светом. Вот так сложновато.

– Кто-то из критиков сказал, что вы научились в Голландии работать со светом и выстраивать орнамент из человеческих тел. А почему у нас так не умеют?
– Россия никогда не пойдет по пути Голландии. Это слишком большое государство, и в нем слишком много проблем, чтобы можно было довольствоваться каким-то определенным методом.

А Голландия – это совершенный мир, это как аквариум. То есть там люди знают, что они будут делать через год, и в этом спокойствии, в этой гармонии рождается искусство.

К сожалению, подчас наше искусство не знает, что будет через час и тем более что будет через неделю, поэтому все живут сегодняшним днем. И зачастую руководители или те художники-хореографы, которые приходят на место руководителей, занимаются реализацией своих амбиций, которые они упустили год или десятилетия назад.

Они даже не думают сегодняшним днем, они стараются думать, как бы реализовать себя. Как правило, это не оправдывается, и мы видим то, что в России не удерживаются режимы хореографов и директоров театров.

Люди больше думают о том, кто будет исполнять спектакль, какие исторические исполнители, и совершенно не думают о диалоге. У нас не всегда уделяется внимание даже оформлению рекламы, и реклама носит не всегда тот высокий характер, которому она должна следовать и которым руководствоваться.

Потому что искусство – это высокое поднятие информации, это передача от одного поколения другому поколению, у нас же все смотрится очень плоско.

Опыт, который дает Килиан, показывает, что неважно, когда был сделан балет, неважно, кто его танцевал, и если этот балет, или это произведение, или фильм – потому что я видел множество художественных произведений Иржи Килиана, – которые абсолютно адекватны и современны в любой исторический момент, потому что это такое искусство, которое не имеет времени.

Об этом стоит задуматься тем, кто творит искусство в России: вместо того чтобы пытаться протянуть искусство до толпы, нужно стараться дотянуть искусство до Бога. В этом и отличие между культурами наших государств. Я имею в виду балет.

На эту тему
• Огонь и дым
• Французский балет на русской закваске
• Куда ведет балетная тропа
• Пороки и их поклонники
• Рассвет в джунглях

– То есть вы считаете, что у нас просто ошиблись вектором? Русскому балету не хватает правильного направления?
– Русскому современному балету не хватает прежде всего самобытности. Мы до сих пор смотрим на всех свысока, мол, мы в балете впереди планеты всей, хотя в каких-то отраслях это, может быть, и верно, но, к сожалению, никакой мастер не сможет долго говорить одними терминами, поскольку косноязычие на сцене всегда заметно.

Если артист танцует одну «Жизель» или одно «Лебединое озеро» и вдруг ему предлагают какую-то современную постановку, он будет это танцевать, как если бы с японского языка переводили на французский.

Что касается Европы, то, возможно, они в чем-то более упрощенно смотрят на классику. Для них это не самоцель выражения. Для них самоцель современного танца – жить на сцене. У них есть правило: просто скажи нет.

Они и работают не просто потому, что работают (как это принято у нас во многих театрах и артистических проектах), они работают потому, что наслаждаются жизнью, и это – их собственное желание.

Зачастую в российских театрах артисты, помимо основной работы, занимаются другими видами деятельности – просто чтобы заработать деньги.

К сожалению, работа ради искусства или жизнь ради искусства в балетах Килиана, в его труппе, в той атмосфере, которую он создал, – это наиболее яркое выражение.

Для меня театр является идеалом построения отношений с публикой, отношения к публике, то, как информация преподносится. Из этого не делается какой-то пафос, чем сейчас пестрит российская сцена, пытаясь обобщить балет, сделать его усредненным и понятным всем.

Да, балет должен быть понятен, но он должен быть сделан идеальным языком и быть интернациональным.

– Где публика более настроена на балет? В России или на Западе?
– Я занимаюсь тем, что изучаю балетный рынок, смотрю, какие программы идут в Азии, в Европе, в Америке, стараюсь разобраться, почему одну и ту же вещь в одной стране воспринимают так, а в другой иначе.

Очень важным моментом является национальное искусство, оно всегда идет на первом месте. А потом, у нас очень распространено ошибочное мнение, что нам нужна непременно дворцовая классика, которая должна быть выполнена определенным образом.

Ту же дворцовую классику использует и Ковент-Гарден, и Гранд-опера, и другие, но они используют ее с применением новых каких-то средств. Мы же не ездим на работу на лошадях, и не пишем письма пером, и не отправляем их по почте с голубями – мы пользуемся электронной почтой и ездим на машинах и самолетах.

И не нужно привязывать театр к средневековью и использовать те же приемы. Зачастую приходишь в классический театр на классическую постановку и понимаешь, что ее ничего не отличает от постановки, скажем, 200-летней давности – ни свет, ни образы, ни приемы.

Артисты как работали бровями на сцене, так и работают. Мой взгляд, конечно, может, и слишком критичный, но я очень хочу сделать искусство в России лучше, живее, чтобы оно зажигало какой-то огонь в сердцах.

И я пытаюсь этого добиться своими программами. Но один в поле не воин. И должно пройти какое-то время, прежде чем Россия и Москва станут лучше.

А пока это путь к становлению, и в этом пути надо ориентироваться на элитарные театры, элитарные направления.

– А не страшно вам было в одиночку начинать эту революцию?
– Я не начинаю революцию. Все то, что я делаю, опирается на высокие традиции. Мои программы всегда насыщены духом классики, это современное искусство, построенное на традиции, это то, чему учит школа Килиана, школа Форсайта, школа Мари Рамбер и даже школы Айседоры Дункан и Джорджа Баланчина в Америке.

Они все считали, что нужно пройти классицизм, а потом переходить последовательно к другим стадиям: модерну, постмодерну и к contemporary art.

– А как вы считаете, классический балет и contemporary dance будут ли когда-нибудь восприниматься единым целым, или это разделение на две противоположные ветви будет всегда?
– Искусство всегда делится на какие-то противоположности, и подобное всегда притягивается к подобному.

Никогда классический балет не станет частью современного искусства, а современное искусство никогда не станет классическим, потому что у каждого есть свои основы и свой зритель.

Один зритель никогда не пойдет на постановку «Лебединого озера», а другой, наоборот, только на «Лебединое озеро» и пойдет. Искусство тем и хорошо, что у нас всегда есть право выбора. Мы бы сейчас не жили в капстране, и у нас был бы коммунизм…

Хорошая классика – это когда есть соединение традиций. Хуже, когда театры не учитывают потребностей публики и слепо лепят свою политику.