Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
6 комментариевБуддист Серебряного века
Сологубу повезло, одного из его персонажей упомянул в своей статье сам Ленин, обозвав Передоновым чиновника Министерства народного просвещения. (Передонов – герой романа «Мелкий бес», школьный учитель, консерватор и предельно патологический тип.)
Ну и что, казалось бы, такая малость, мало ли кого с кем сравнивают. Но из уст вождя мирового пролетариата по определению никогда не могло выходить ничего случайного и с Сологубом следовало разобраться.
Одиозный классик
Какая жалость, что Сологуб был «реакционером»! У него ведь сугубо пролетарское происхождение!
С одной стороны, Ленин не хвалил писателя, с другой – не бранил его. Следовательно, надо было держаться какой-то средней линии в отношении Сологуба. Высокое искусство такого акробатического подхода и было продемонстрировано советскими культурными функционерами.
Вышел толстый и вполне представительный том стихотворений Сологуба в серии «Библиотека поэта» в 1975 году. Впрочем, предыдущий сборник появился за тридцать шесть лет до выхода этого собрания произведений.
Из прозы издавался только «Мелкий бес» – в 1933 году в серии «Academia», что немедленно придало писателю статус классика. На этом, впрочем, знакомство нового поколения читателей с прозой Сологуба и закончилось.
Даже «Мелкий бес» практически не переиздавался, если не считать кемеровское издание 1958 года (директора издательства за эту непозволительную вольность сняли с работы) и неизменное присутствие отдельных глав романа в хрестоматиях для филологических факультетов. Сравните со статистикой прижизненных изданий этого романа Сологуба – их было 11.
Дело в том, что кроме Ленина был еще и Горький, который Сологуба терпеть не мог, и всякие видные марксисты, в том числе, увы, имевшие отношение к литературе.
Например, Воровский и Ольминский. С их легкой руки Сологубу намертво прилепили ярлык реакционера, и несколько десятилетий советские литературоведы послушно пережевывали определение его творчества как «пессимистического» и «проникнутого болезненной эротикой».
Не могу не привести характерный образец: М. Ольминский «уличил Сологуба в цинически-бездушном отношении к действительности, в человеконенавистническом презрении к жертвам буржуазного социального строя.
Выступление М. Ольминского было непосредственно вызвано пошлым и клеветническим стихотворением Сологуба «Три девы», но основания к нему давало все содержание творчества Сологуба» (текст из десятого тома «Истории русской литературы», подготовленной Академией Наук СССР, книга вышла в 1954 году).
Потаенная традиция
- Пленник черного квадрата
- День Улицкой
- Отец литературной сказки
- Маленький принц большого театра
- Три смерти Курта Воннегута
- Время любить Цветаеву
Какая жалость, что Сологуб был «реакционером»! У него ведь сугубо пролетарское происхождение! Отец – портной, мать – прислуга, из крестьян. Сам он закончил Учительский институт (нечто вроде нашего педагогического) и приехал из Петербурга в самую что ни на есть дыру – городок Крестцы, который описан им в первом романе «Тяжелые сны». Описан тщательно и подробно, зло и смешно, без любви: кругом грязь – и на улицах, и в душах.
Учительствуя, Сологуб пишет стихи и публикует их в журналах, благосклонных к творчеству писателей, близких к символизму. Мережковский, Гиппиус, Брюсов – ключевые фигуры так называемого раннего символизма, Блок и Белый придут позже, что заставит говорить о младосимволистах, их произведения и мировоззрение будут сильно отличаться от творчества «отцов-основателей».
Сологуб очень быстро стал известен читающей публике. Его стихи чаще всего характеризовались как «опасные и завораживающие», Сологуб принципиально традиционен в плане формальном (ритм, рифма), что лишь подчеркивает необычное для русской поэзии содержание и непривычные смысловые нагрузки образного ряда. Так, солнце у него – источник страдания, смерть – радостная освободительница.
Этот производящий столь мощное впечатление стихотворный прием найдет свое продолжение в поэзии Евгения Кропивницкого и Игоря Холина: классическая форма и шокирующее содержание (в случае этих поэтов – быт рабочей окраины)
Сологуб пишет о небытии, магии, небесной любви и невозможности выйти за пределы «эго».
Злое земное томленье,
Злое земное житье,
Божье ли ты сновиденье,
Или ничье?
Он едва ли не первый буддист в русской литературе. Буддист в самом широком смысле, так как он пишет о фундаментальных основах буддийской традиции (я и мир, множественность субличностей, границы «я»), а не сугубо религиозные стихи.
Стихи Сологуба практически не меняются с течением времени, трудно отличить тексты 1880-х годов от стихов 1920-х. Тот же плавный ритм, та же тематика (разве что стихи о войне и революции выбиваются из общего ряда), настолько явно выраженная, что его стихи вполне узнаваемы.
Наверное, дело в том, что Сологуб четко придерживается определенного мировоззрения: реальность призрачна, мечта реальна.
Я бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.
Проза Сологуба тоже двойственна. Она наследовала русской классической литературе, разделяла ее гуманистический пафос. Произведения населяли обычные персонажи: учителя, мещане, городовые.
Вот только вести они себя начинают дико и непривычно, причем не сразу, а исподволь, приучая читателя к безумию, для того чтобы логически привести его к трагедии, которая, как правило, разворачивается на последних страницах.
Этот мотив – неожиданное поведение привычных персонажей – потом будет активно использовать в своей прозе Владимир Сорокин.
В 1892 году Сологуб возвращается в Петербург, и после выхода романа «Мелкий бес» его знает вся читающая Россия. Следующий роман, трилогия «Творимая легенда», лишь упрочит его скандальную славу, которая пойдет на убыль после октябрьской революции и обернется полузабвением.
Популярный буддизм весьма востребован современным обществом – начиная от психоделического движения 60-х вплоть до прозы Пелевина. Тем интереснее читать сегодня Сологуба, наивно, но неуклонно твердящего в своих стихах о том, что мы сами создаем слой мира, в котором проживаем то, что кажется нам жизнью. Впрочем, это еще и просто хорошие стихи, и добротная проза.