Анна Долгарева Анна Долгарева Русские ведьмы и упыри способны оттеснить американские ужасы

Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...

2 комментария
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Дональд Трамп несет постсоветскому пространству мир и войну

Конечно, Трамп не отдаст России Украину на блюде. Любой товар (даже киевский чемодан без ручки) для бизнесмена Трампа является именно товаром, который можно и нужно продать. Чем дороже – тем лучше.

0 комментариев
Александр Носович Александр Носович Украинское государство – это проект Восточной Украины

Возможно, главная стратегическая ошибка российской экспертизы по Украине всех постсоветских десятилетий – это разделение ее на Восточную и Западную Украину как «нашу» и «не нашу». Нет у украинского проекта такого деления: две его части органично дополняют друг друга.

11 комментариев
28 февраля 2008, 10:47 • Культура

Голоса бронзового века

Голоса бронзового века
@ ИТАР-ТАСС

Tекст: Олег Рогов

Золотой век поэзии – пушкинская эпоха, серебряный – начало XX века. Бронзовым принято называть период второй его половины; некоторые критики считают, что этот отрезок еще не закончен и современная поэзия – не что-то принципиально новое, а развитие традиций бронзового века.

Петр Чейгин. Пернатый снег. М.: НЛО, 2007

Первая книга поэта давно уже не ассоциируется с юным возрастом. Это в прошлые века драгоценных металлов поэт обычно выходил к читателям с первой книгой лет в двадцать.

Андеграундные поэты имели, конечно, публикации за границей, но книгой – традиционной единицей поэтического измерения – могли похвастаться лишь единицы.

Книгой — традиционной единицей поэтического измерения — могли похвастаться лишь единицы

Первая книга Петра Чейгина настигла его почти к шестидесятилетию. В предисловии Ольга Седакова отмечает, что стихи Чейгина не могли появиться в официозной печати в первую очередь благодаря своего рода эстетической цензуре, которая была гораздо более изощренной, нежели политическая.

Виктор Кривулин называл Чейгина легендарным персонажем ленинградской богемы, Ольга Седакова определяет его как «поэта, говорящего на языке поэзии».

Под этим, разумеется, очевидна смысловая нагруженность его образов, головокружительная трансформация значений слов, заряжающих друг друга особой энергией разворачивания новых смыслов, невозможных вне поэтического ряда.

Это метафизическая лирика с очень плавным и неявным скольжением тем. Стихи завораживают внутренними пейзажами и какой-то особенной острой компрессией, сминающей в неразрывность целостного и вид из окна, и гамму ощущений, и мифологию, и социум.

Есть начальная песня,
добиблейский фонарь, знак пустыни.
Ей сказать,
да из детского сна не достать.
Обнищала зима,
еле-еле наклянчит на иней.
Кайрос саночки рвет,
ветер носится, не удержать.

Елена Шварц. Вино седьмого года. СПб: Пушкинский фонд, 2007

Новая книга Шварц – третья уже, по-моему, после «Избранного», а потом и двухтомника, подводившего самим своим появлением некий творческий итог.

Известный поэт – с ранней юности, большой массив зарубежный публикаций, на родине напечатаны два стихотворения.

Шварц – одна из ключевых фигур современной поэзии. Ее стихи всегда пользуются повышенным вниманием, но на удивление мало внятных критических работ, посвященных ее творчеству (собственно, а о ком много написано, кроме Бродского?).

Новая книга – всегда своего рода провокация: изменился ли поэт? Любой ответ опасен: если да, то в какую сторону; если нет, то не самоповтор ли это?

Поэт, впрочем, не обязан отвечать на эти вопросы. Он не обязан ни оставаться прежним, ни меняться, важно лишь продолжать писать. Это, кстати, сегодня потруднее, чем раньше.

Вот отрывок из «Жалобы Кинфии», римской поэтессы, героини и «автора» знаменитого цикла:

В городе сняли трамвай,
Не на чем в рай укатиться,
Гнусным жиром богатства
Измазали стены.
Новый Аларих ведёт войско джипов своих.
Искусство в норку забилось,
Быстро поэзия сдохла,
Будто и не жила.

Тематика стихов и образные ряды Елены Шварц по-прежнему неожиданны и эксцентричны. Стоит перечислить хотя бы несколько названий: «Перевернутый Эверест», «Смотрю на горящий собор», «О тщете запахов».

И осталось главное – к предельной метафизичности через предельную реалистичность (исполненная мечта символистов?)

Сергей Чудаков. Колёр локаль. М.: Культурная революция, 2007

Первый свод стихов известного и в то же время загадочного поэта. Известен он был еще со времен машинописного журнала «Синтаксис» (1959 год!), который делал Александр Гинзбург.

Загадка в том, что биографические подробности с трудом поддаются выяснению, а те, что есть – трактуются современниками, мягко говоря, неоднозначно.

Впрочем, кто сказал, что поэт обязан быть высокоморальной личностью и приятным в общении человеком?

Стихи Чудакова обманчивы, когда кажется, что ты «поймал» лирический настрой, он может резко измениться и сделать поворот, не снижая скорости, цинизм обернется богооставленностью, а пронзительная искренность превратится в нелепую маску. Эти стихи понравятся немногим, но зато навсегда.

Биография Чудакова столь же темна, сколь и легендарна. Время от времени ходили слухи о его смерти. Одно из самых известных стихотворений Бродского «Памяти друга» – о Чудакове. Рейн тоже написал ему эпитафию, и тоже невпопад. Точная дата его смерти неизвестна – пропал и всё.

Поэт вне групп, сам по себе, ироничный наблюдатель, очередной «проклятый» поэт, русский Вийон, полууголовник и сводник – всё это об одном человеке.

Его стихи появлялись в печати тоже весьма своеобразно – Чудакова цитировал Олег Михайлов в своей прозе, которую печатала саратовская «Волга» аж в 1978 году.

Теперь вот – книга, первая и, очевидно, последняя, подготовленная Иваном Ахметьевым и Владимиром Орловым. Ее основу составили чудом уцелевшие тексты из частных собраний и немногочисленные самиздатские публикации.

Владимир Ковенацкий. Альбом стихов, рисунков и гравюр. М.:Культурная революция, 2007.

Еще одна книга, вышедшая усилиями Ивана Ахметьева и Владимира Орлова. Второе собрание стихов Ковенацкого, первая небольшая книга вышла в 1992 году в издательстве ТОЗА.

Новый сборник отличается обоснованной претензией на полноту, туда вошло всё, что оказалось возможным найти, книга сделана с тщательностью и любовью.

Хотя Ковенацкий постоянно писал стихи, он считал себя прежде всего художником, занимался иллюстрированием книг до середины 70-х, пока у него не начались неприятности из-за публикаций на Западе.

Его стихи и рисунки (особенно те, что не для печати) очень похожи, они резко и прямо декларируют сюрреалистичность обыденности. По мере чтения и рассматривания, начинаешь понимать, почему Ковенацкий был в так называемом «мамлеевском кружке» – подпольном содружестве деятелей культуры, увлеченных мистическими практиками.

Стихи Ковенацкого обманчиво просты, куплетны, слова как будто тянутся друг за другом. А нет-нет да и промелькнет какая-нибудь легкомысленная отсылка к Гурджиеву или Генону.

Остается только сожалеть о том, что многие поэты «бронзового века» были лишены возможности последовательно общаться с читателями книга за книгой, обделены нормальной обратной связью.

И остается радоваться тому, что есть такие издатели, как Орлов и Ахметьев, позволяющие нам познакомиться с творчеством Ковенацкого в возможно более полном объеме.

..............