Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
13 комментариевГармония бесприютности
Как ни крути, а слово «типичный» употребляется часто. Даже теми, кто всеми силами пытается избегать заезженных от повторения терминов. Да это и не термин вовсе. А что? Понятия не имею. Гляжу на Ольгу, и крутится в голове что-то такое о типичной для художника судьбе. Простые как топор мысли. И совершенно беспричинные. На первый взгляд.
Ольга Окунева родилась под Оренбургом. Закончила художественное училище в Оренбурге, институт в Харькове и вернулась на родину. Творить. А творчество как процесс подразумевает либо легкость невероятную, либо муку мученическую. А часто – и то, и другое, воедино сплавленные.
Прогулки по парку
На голландском, который морфологически так далек от русского языка, читаем знакомые строки об изысканном жирафе, что бродит на озере Чад
Ольгин случай.
Долгое время иначе как «сибирская красавица», никто художницу не называл. Глаза у нее огромные, голубые и глубины немеренной. Если красавица упорно реализовывается, растет и вырастает в серьезного художника, то все равно видят прежде всего чарующий облик.
Только когда Ольга в тридцать с небольшим получила звание Заслуженного художника России, окружающие встрепенулись. Заподозрили, что не все так просто. За красоту ведь другие титулы дают.
Вгляделись.
И выяснилось, что работы Ольги Окуневой куда глубже и профессионально виртуознее, чем привыкли полагать. Более того, графика и офорты до предела наполнены смыслами, метафорами пронизаны. Эпическое начало просматривается. А это уже говорит не только о наличии таланта, но и указывает на масштаб дарования.
Ольгин случай
Графическая притча «Прилет птиц» – глубокая по мысли и четкая по письму |
Серия офортов Окуневой «Прогулки по парку» глубока сюжетно и тематически. Характеризуя листы «Прогулок», философ и культуролог Сергей Кропотов пишет о постапокалиптичности в современном русском искусстве. Мудреный термин, но суть обозначена верно.
Анатолий Кантор, член Административного совета Международной Ассоциации художественных критиков, пишет: «В серии «Прогулки по парку» фантазия художницы создает мир величавый, изобильный, в котором могучие стволы и ветви сплетаются в столбы и своды торжественного храма природы».
Искусствовед Вильям Мейланд относит «Прогулки по парку» к высочайшим достижениям этого вида графики.
Из статьи арткритика Светланы Репниковой о графическом цикле «Цирк»: «Ольга выстраивает композицию так, что в клетках оказываются не только измученные звери, но и измученные люди. Есть ли выход из этой неволи? Художник балансирует на грани трагического, но красота и гармония, созданная сложными комбинациями техник и разнообразием тона, несет позитивное начало…»
Многоуровневость творчества приковывала внимание, открывалось, что нет рамок для определений, как нет границ для художника.
Как нет и дома для Ольги. Лед тронулся, птицы взлетели и устремились неведомо куда. Графическая притча «Прилет птиц» – глубокая по мысли и четкая по письму, при некоторой жесткости и фигуративности композиционных решений – именно об этом.
Путешествие началось.
В пространстве, во времени, в поисках формы, цвета и вдохновения. Бездомность окаянная. А вслух – тысячу раз кряду при любой встрече декларируемое желание жить тихо, уютно и радостно.
Ольга переехала в Москву.
Бесконечность постижения
Работы Окуневой сочетают всклокоченность ощущений, резко современную образность с простотой и четкостью, корнями врастая в традиции мировой истории изобразительного искусства |
Это ведь только кажется, что переезд – дело обычное. Стоит покинуть обжитую территорию, как начинают происходить чудеса разной силы и тяжести. Начинается странствие.
Ольга получает стипендию для работы в одной из австрийских школ от «Austria Kultur Kontakt Institute» в 1999-ом и проводит там около года.
Такая милая страна в центре Европы. В Австрии невозможно не пропустить через себя природу экспрессионизма, как невозможно не взвыть от тоски и внутреннего одиночества. От художнической, с рождения уготованной маеты. Среди людей. Среди стран. В муке тревожащих открытий.
Клаудиа де Монте – известный художник и общественный деятель, реализовавшая в 2000 году в Нью-Йоркском White Columns уникальный проект «Женщины мира», из российских художниц выбирает именно Ольгу. Хотя они никогда прежде друг друга не видели.
Окунева неожиданно получила официальное письмо: «Если Вы согласны, то Ваша работа, созданная специально для нашей выставки, будет представлена в постоянно действующей экспозиции и специальном памятном альбоме «Women of the World». Сообщите о согласии для утверждения макета…»
Ольга сделала работу требуемого размера и вошла в историю. «Это чистая случайность, я уверена! – смеется она». А я не уверена.
Сейчас коллекция, представляющая работы женщин всех без исключения стран мира, выставлена в International Museum of Women, который стал постоянным жилищем для уникальных работ.
Требовались не эпатажные, а стопроцентно профессиональные работы. Где композиционная концептуальность не отменяет, а подразумевает наличие смысла. Так что выбор вполне оправданный.
Работы Окуневой сочетают всклокоченность ощущений, резко современную образность с простотой и четкостью, корнями врастая в традиции мировой истории изобразительного искусства. В том, что она делает, плавясь, синтезируются столетия.
Среди людей
Рисунки к «Махабхарате» перевернули до основания сознание художницы и стали началом нового этапа в жизни |
Впрочем, когда художник работает, то ни о чем таком не думает. Что слышит – то и пишет. Как видит – так и нагревает медные или цинковые поверхности, дышит парами вредных для здоровья кислот, в муках рождая офорт.
Как выстраданное дитя.
Не думая, что жанр некоммерческий и работы по определению продаются с трудом. Хотя важность и необходимость успешных продаж Ольга отнюдь не отрицает. Но идет на внутренний голос. Следует дару, который ярко и органично проявляется именно в этом, непродаваемом направлении.
По заказу одного из издательств Ольга иллюстрирует издание сочинений И. Бунина. Потом – делает рисунки к одной из частей индийского эпоса «Махабхарата».
- Пленник черного квадрата
- Божий дар и триптих Бэкона
- Луиз Буржуа: «Когда я не атакую, я не чувствую себя живой»
- Искусство проникать в суть вещей
- Чудо о розе
Темные аллеи смыслов развиваются в ораторию значений и органные звучания интерпретаций. В многоактную эпическую оперу в жанре офорта, когда толкования символов неотделимы от процесса духовных поисков. Ольга нащупала глубину, где невозможно утонуть или отчаяться, потому что невозможно постичь до конца.
Можно только черпать бесконечно – переводя вдохновение в форму и технику, наполняя композицию подтекстами, делающими работу бездонной.
Рисунки к «Махабхарате» перевернули до основания сознание художницы и стали началом нового этапа в жизни. Работы сначала экспонировались в индийском посольстве в Москве, а затем и в Индии, куда Окунева получила приглашение поработать.
Она, как Алиса, попала в Страну Чудес. Индия, куда люди всего мира ездят постоянно и по самым разным поводам, замечая при этом только изменения в ценах, обычаях и климатических условиях, – стала для художницы потрясением.
Обретением потерянного рая.
Она оказалась там, где должна быть. Мощный мир красок, храмов, преданий, где обычные предметы и необычные растения скрывали чудеса и знаки, которые заставляли глаза открываться и видеть. Душу переполняли неведомыми состояниями и новым опытом.
Древо легенды
Дерево – символ рая. Paradise – это и значит «Райский сад» |
У индийских деревьев есть имена. Дерево священно. Дерево – начало и конец мироздания. Дерево – символ рая. Paradise – это и значит «Райский сад».
В Индии Окунева написала удивительное эссе, посвященное деревьям. Слова для нее имеют такое же прикладное значение, как медь и угольный карандаш, краски и холсты. Она рисует картину, искреннюю в безыскусной точности. Вот маленький фрагмент текста:
Я создаю свой сад.
Я придумываю свой сад
Я рисую свой сад.
Я подхожу к белому квадрату холста. Очерчиваю круг.
Провожу вертикаль в центре квадрата. Это – ствол дерева
Это – центр мира и начало времени.
От дерева отходят семь ветвей-лучей.
Оно корнями уходит в землю, ствол поднимается в воздух, а ветви уходят в небо.
Оно соединяет небо и землю.
Так же, как и любой акт искусства.
Оно само – символ искусства.
Все встало на места. Универсум в ладу с гармонией. В Индии, где для европейца климат совместим с жизнью только три месяца в году, как говорит Ольга:
– С ноября по февраль. В остальное время можно с ума сойти о жары. Я не знала. И у меня там много-много друзей. Но жить круглый год у меня не получается. Слаба, наверное. А может, уготован какой-то другой сюжет.
Так вот, о сюжете. Из Индии, куда ездит уже десять лет, Ольга привозит новые идеи. Интерес к живописным работам, например, который возник в процессе поездок.
Творческий поиск стал интенсивнее, объемнее, динамичнее. Опыт, накопленный годами, композиционная точность, выпестованная десятилетиями, дополнились цветовыми решениями. Живопись Окуневой врастает корнями в индийский эпос, в магию поколениями из уст в уста передаваемых «Сказании о Великих Бхарата». Где так много загадок, пронизывающих теперь и Ольгину жизнь.
– Ты понимаешь, – говорит она, – книга, к которой рисунки сделаны, так и не издана. Жизнь моя перевернулась, а книга не случилась! А знаешь, почему? Для «Махабхараты» печатный процесс в принципе противоестественен. Поэма существует как новеллы, притчи, легенды, которые передаются из поколения в поколение, которые звучат. Понимаешь, это феномен памяти. В ней есть все. Оттого трактовки многозначны – как продолжение смыслов. Я не могу этого объяснить, но чувствую точно, поверь. Как картины не могу объяснять, которые делаю. Но откуда-то знаю, как и что делать. Периодически. Когда знаю – я счастлива. Идет импульс – откуда-то извне, начинаю композицию крутить. Колдовской это процесс, да. В конце концов, если заряд получен мощный, то вместо одной работы получается серия – и продолжается во времени. Как из рога изобилия сыплются идеи. Тогда работаешь запоем, только и спасает от страха, что в один момент мотор вдруг заглохнет. Остановится. И не услышу, не увижу ничего. Потому работаю и боюсь остановиться. Идея сада уводит куда-то далеко-далеко, в дебри сознания.
Прорастают деревья в новых работах – сквозь толщу веков продолжаясь и объединяя понятия воедино. Древо познания, древо поэзии, райское дерево. Райский сад.
Ольга соединяет живописные работы со стихами поэтов, слыша созвучия идей. Любимый период русской поэзии – «Серебряный век».
Строки Гумилева и Ахматовой на некоторых работах написаны крупно, даже будто превращены в деревья, но прочитываются четко. И даже переведены на голландский, дабы упростить восприятие, – как в недавней соло-экспозиции О. Окуневой «Деревья, мои друзья, мои братья» в «Gallery Goda» в центре Амстердама.
На голландском, который морфологически так далек от русского языка, читаем знакомые строки об изысканном жирафе, что бродит на озере Чад. Или о заблудившемся трамвае.
О камнях, брошенных в башню-западню, где сидит поэт. Или художник? Да это, в общем, и неважно. Хотя, наверное, любопытно, при чем тут Амстердам.
Нет приюта, как нет покоя
У Окуневой все не то чтобы запуталось, но намертво перевилось – впечатления, вдохновение, работы, ведущие за собой, как дорога и жизненные перипетии, как следствие творческого поиска.
В Индии Ольга встретила кудрявого и могучего, годами зрелого голландского художника по имени Фриц Край. Для обоих Индия – страстная и глубокая привязанность.
Сделали несколько совместных экспозиций – таких, как « Art project Samyatra – 2003–2004», к примеру. Много выставлялись вместе. Начался бурный роман, закончившийся свадьбой.
Теперь Ольга часто живет в городе, где солнце – редкость. Что хорошо для художника. Радость творчества подразумевает ежедневные многочасовые труды в мастерской.
А в Индии Ольга живет по три месяца в году.
– Без Индии мне никак нельзя, – говорит Ольга. – Там солнце, там много света, то плотного, то прозрачного. Все иначе, там понимаю, куда мне идти. А в Амстердаме хорошо работать, не отвлекаясь. В городе есть стиль, город уютен. Погода дождливая, на трудовой подвиг обрекает. Это хорошо. Мне так много нужно успеть! И работать совершенно иначе. Чувствую новые темы, образы – толкутся внутри, ссорятся даже. Выхода требуют. Воплощения, то есть. Потому экспериментирую с новой техникой, а это риск. И одновременно – движение.
Я слушаю и все пытаюсь понять – что такое для художника дом? И с какого момента он необходим? Может, когда уже делать ничего не хочется?
Так или иначе, пронизывающая бездомность, которой отмечено мироощущение Ольги – может, это просто необходимый штрих к нормальной биографии художника?
Слово «эмиграция» вообще неуместно, но в начале текста прозвучало что-то о типичной судьбе. Наверно, имелось в виду, что поиск стиля и метода затягивается на годы. Что типично. А может, это и вправду единственно возможный путь.
Пока мастер творит и полон сил для открытий – нет ему места для проживания, обеспечивающего покой. Он живет там, где талантлив. И где рука тверда для создания гармонии, что растет из сора, как известно. Облагораживая и очеловечивая хаос окружающих пространств.